Часть 10. Глава 4
– Он в ужасе от самой идеи, но ваш супруг трезвомыслящий человек и понимает, что это наш, а точнее его единственный шанс. Я объяснил все детали. Доктору Береговому придётся... – Дорофеев на секунду замялся, – признаться в убийстве тебя и Нурдли.
– Господи… – выдохнула Мария. – И они повезут его на тот самый фьорд... – прошептала она, содрогаясь.
– Да. И у меня не так много времени. Мне нужно проверить и упаковать все снаряжение для дайвинга, еще раз съездить на разведку, чтобы найти идеальное место для погружения и скрытого выхода на берег. Всё должно пройти идеально, поскольку второй попытки нам никто не даст.
– А я? – голос у Марии был слабым, как у ребенка. – Что я должна делать? Не могу же просто так сидеть и ждать!
– Ты должна именно это и делать. Ждать. И молиться, если умеешь, – Дорофеев подошел к ней, положил ладонь на плечо и чуть сжал. – И еще кое-что. Когда Данила вернется сюда... он будет не в себе. Ледяная вода, адреналин, шок от всего произошедшего... Ему потребуется не просто укрытие. Ему понадобишься ты. Сильная и спокойная. Ты должна будешь вернуть ему веру в то, что жизнь не закончилась. Что всё только начинается. Это твоя задача, Мария. Самая важная. Я не знаю, есть ли для этого какие-то специальные препараты… видимо, да, но здесь их не купить. Так что постарайся.
Мария кивнула, сжав в кулаке край своей кофты. В ее глазах, еще недавно полных растерянности, теперь загорелась та же стальная решимость, которую полковник заметил час назад у ее супруга.
– Я всё сделаю, Алексей Иванович, – сказала она, и эти слова прозвучали, как клятва.
Следующие два дня пролетели в лихорадочной, выматывающей подготовке. Дорофеев действовал с холодной, выверенной эффективностью опытного оперативника. Только теперь ему предстояло не поймать опасного преступника, а, как ни странно звучит, впервые в жизни участвовать в организации побега. Единственное, что успокаивало совесть полковника – доктор Береговой был невиновен.
Алексей Иванович нашел в соседнем Хортене специализированный магазин для дайверов, где под легендой экстремала-туриста, жаждущего испытать острые ощущения от зимнего погружения в норвежские фьорды, арендовал два комплекта снаряжения. Он тщательно подобрал гидрокостюм сухого типа для себя, который должен был защитить его от ледяной воды на всё время операции, и более простой, но надежный мокрый гидрокостюм для Данилы, понимая, что тот пробудет в воде считанные минуты, но даже этот краткий миг мог стать для него смертельным без должной защиты. В дополнение Дорофеев приобрел мощный подводный фонарь, острый как бритва нож в ножнах на голенище и компактный запасной баллон – на всякий случай.
Полковник, с его богатым опытом работы, не доверял местным и опасался оставить хоть какой-то цифровой след. Он расплачивался только наличными, мелкими купюрами, которые получил в банкомате в Осло, и каждый раз менял магазины, покупая часть снаряжения в одном месте, часть – в другом, в соседнем городке.
Алексей Иванович также совершил несколько рискованных вылазок на сам фьорд, подолгу изучая в бинокль изгибы береговой линии в районе, где, по его расчетам, должен состояться следственный эксперимент. Он искал не просто уединенное, а идеальное место – укромную, скрытую от посторонних глаз бухточку, желательно с пологим спуском, где можно было бы быстро и незаметно вытащить на берег полузамерзшего человека. Наконец, его поиски увенчались успехом: нашел небольшой, заросший низким, колючим кустарником участок берега, практически не просматривавшийся с воды, всего в паре сотен метров от того самого красного домика на берегу.
Тем временем, в камере СИЗО, Данила Береговой начал свою опасную партию. На очередном, казалось бы, рутинном допросе, он, после долгого, напряженного молчания, внезапно «сломался». Под напором «неопровержимых улик» и сделав вид, что устал бороться с правоохранительной системой, доктор признался в убийстве. Выдавил из себя историю, которую Дорофеев вложил ему в голову: слепая ревность, внезапная ссора на катере, удар подобранным в трюме молотком в приступе ярости, а затем – отчаяние и попытка скрыть следы, столкнув тело Марии в ледяную пучину. Он был на удивление убедителен.
Отчаяние и «искреннее» раскаяние арестованного выглядели настолько достоверными, что следователь, норвежец по имени Свен Йоргенсен, опытный и видавший виды, почувствовал, как камень свалился с его души – дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки. К тому же сверху уже начали давить, требуя поскорее закрыть дело, доведя до суда.
– Я хочу показать, как это было, – сказал Данила, его голос прерывался от сдерживаемых, казалось бы, рыданий. Он смотрел Свену прямо в глаза. – Пусть все узнают ужасную правду. Мне надо показать, как я боролся с Одваром, как я… бросил свою жену в море умирать.
Свен, довольный прогрессом, тут же засуетился, начав готовить кипу документов для санкционирования следственного эксперимента на месте преступления.
***
Назначенный день настал ровно через трое суток. Дорофеев узнал об этом, снова посетив СИЗО и быстро переговорив с подзащитным. Вскоре он, облаченный в тёмную, неброскую одежду, заранее замаскировал арендованный внедорожник в гуще хвойного леса в нескольких сотнях метров от выбранной им бухты. Затем последний раз проверил снаряжение: баллоны полны до отказа, регуляторы дышат ровно, без хрипов, лезвие ножа отточено до бритвенной остроты. На всякий случай купил в магазине компактный болторез, – для наручников.
Дорофеев сидел в машине, наблюдая за свинцово-серой гладью фьорда через мощный бинокль. Погода, к его удовлетворению, работала на них: небо было низким, затянутым сплошной пеленой облаков, мелкий назойливый дождик моросил с утра, вода казалась абсолютно черной и неподвижной. Идеальные условия для бегства.
Вскоре он увидел, как к старому причалу, некогда принадлежавшему Ларсу Гундерсену, подъехали два полицейских седана и серый тюремный фургон. Из них вышли несколько человек: упитанный Свен в серой куртке, двое рослых полицейских в синей форме, один человек в штатском, вероятно, эксперт, и, наконец, Данила Береговой. На нем была стандартная тюремная роба, ярко-оранжевая, делающая его идеальной мишенью, а руки были скованы спереди стальными браслетами наручников.
Дорофеев почувствовал, как его сердце забилось с удвоенной силой. Судьба всех четвертых – его, Данилы, Марии и нерожденного младенца, – теперь зависела от того, что произойдет в ближайшие пару часов.
Данилу подвели к небольшому, но крепкому катеру, который, видимо, был предоставлен властями для реконструкции. Со стороны доктор выглядел бледным, измученным, но держался с твёрдой уверенностью, его плечи были расправлены.
Следователь начал задавать вопросы, Данила отвечал, показывая жестами, как они поднимались на борт, как перемещались по палубе. Катер медленно отошел от причала и медленно пошёл к выходу из фьорда. В это же время Дорофеев сел в машину и поехал к условленному месту, чтобы там спуститься к воде, погрузиться в неё и двинуться к точке, где, по версии «русского бандита», и разыгралась трагедия.
Оказавшись у кромки воды, не теряя ни секунды, Дорофеев, все еще скрытый в лесной чаще, начал облачаться в гидрокостюм. Неопрен был холодным и негнущимся, процесс одевания казался борьбой, но полковник знал – это его единственная защита в ледяной воде. Он закинул на спину баллон, проверил крепление ножа на голени.
На катере Данила, под наблюдением двух охранников, продолжал рассказывать, как он возненавидел свою жену за измену. Плёл, как самому доктору казалось, лютую дичь, но следователь внимательно слушал, благо Береговой делился «воспоминаниями» на сносном английском языке.
Спустя некоторое время доктор, заметив красный домик на берегу, показал рукой в ту сторону:
– Вот! Нам туда! Нужно остановиться в двадцати метрах от берега. Ну, примерно.
Свен Йоргенсен отдал приказ, рулевой выполнил его, и вскоре посудина остановилась, заглушив мотор. Приказа отдать якорь из-за большой глубины не последовало, пришлось дрейфовать. Поняв, что настал самый важный момент, доктор Береговой продолжил рассказывать. Начал с того, как расправился с Нурдли. Спустился вниз, показал примерное место, – в этом катере всё было иначе, – где достал молоток. Затем поднялся и попробовал продемонстрировать, как наносил удары Одвару. Его движения были резкими, отрывистыми.
– Я не могу! – вдруг громко и отчаянно крикнул врач, прекращая свою пантомиму. – Я не могу показать, как держал молоток и как отталкивал тело! Мои руки скованы! Это не будет соответствовать действительности! Это профанация! Я не смогу также показать, как бросал в воду свою жену!
Следователь Йоргенсен, стоявший чуть поодаль, нахмурился. Он колебался, чувствуя неладное. Но ему, как недавнему выпускнику юридического университета, хотелось поскорее выслужиться перед начальством.
– Доктор Береговой, наши правила запрещают подобное. Это может быть… слишком рискованно, – сказал Йоргенсен.
– Я хочу, чтобы всё было точно! – страстно настаивал Данила, и в его голосе звучала такая искренняя боль, что ее нельзя было сыграть. – Иначе зачем мы здесь? Чтобы просто постоять на воде и посмотреть на скалы? Иначе это не эксперимент, а цирк! Я буду жаловаться в Европейскую комиссию по правам человека!
После короткого, но напряженного совещания с старшим из охранников, Свен Йоргенсен с тяжелым вздохом кивнул. Один из полицейских, с явным нежеланием и не спуская с Данилы бдительного взгляда, щелкнул ключом, снял наручники, и они с глухим звоном утонули в кармане его куртки.
– Только, пожалуйста, не делайте ничего глупого, доктор, – устало предупредил полицейский, а Береговой между тем обратил внимание, что у того если пистолет и имеется, то где-то глубоко под одеждой. Пока расстегнёт куртку, пока вытащит из кобуры… «Лапша с ушами, а не коп», – с чувством превосходства оценил его Данила и лишь коротко кивнул, потирая запястья.
Он показал, как расправился с Одваром. Затем сделал шаг к борту, демонстрируя, как якобы с силой швырнул за борт тело страхового агента. После резко развернулся, его взгляд на секунду встретился с взглядом ближайшего охранника.
В этот самый момент Дорофеев, уже стоя по пояс в леденящей, сковывающей движении воде, с трудом переводя дыхание от первого шока, надвинул на лицо маску и щелкнул выключателем мощного фонаря. Яркий луч уперся в мутную глубину. Он был готов. Оставалось только ждать прыжка. Полковник выглянул из-за скалы и опустился в море.
Данила, не раздумывая ни секунды, рванулся вперед. Он изо всех сил оттолкнул ближайшего охранника – не со злостью, а с отчаянной решимостью. Тот, не ожидая такого резкого движения, с грохотом полетел на мокрую палубу, нелепо взмахнув руками. Эта секунда всеобщего замешательства – и есть его шанс. Словно спортсмен, идущий на рекорд, Данила перемахнул через невысокий борт и камнем ухнул в воду.
С борта катера донеслись крики:
– Стой!
– Он сбегает!
– Прыгнул в воду!
– Стреляйте!
– Прыгайте за ним!
Но ни стрелять, ни прыгать так никто и не стал. Данила, тяжело плюхнувшись в ледяную воду, не пытался плыть. Он боролся с инстинктом, заставляя себя идти ко дну, чувствуя, как одежда превращается в свинцовый саван. Ледяные иглы мгновенно впились в кожу, сковывая мышцы и вызывая мучительные судороги. Воздух вырвался из легких пузырями.
На катере поднялась неразбериха. Полицейские, одетые в тяжелую непромокаемую форму, метались по палубе, но никто не решался оказаться в такой холод в морской воде.
– Вызывайте береговую охрану! Срочно водолазов! – почти визжал от бессилия Свен Йоргенсен, вцепившись в леерное ограждение и высматривая преступника.
Данила чувствовал, как сознание начинает уплывать от него. Холод был не просто невыносимым – он казался всепоглощающим, растворяющим волю. Темнота сгущалась перед глазами.
И вдруг – свет. Прямо перед ним, в мутной, зеленоватой мгле возник яркий, резкий луч, прорезающий толщу воды. А за ним – темный, но отчетливый силуэт, движущийся с невероятной для этой среды уверенностью.
Дорофеев.
Полковник, словно рыба, вплотную подплыл к Даниле. Сильной рукой схватил врача за воротник, притянул к себе, и, игнорируя судорожные попытки вырваться, одним точным движением вставил между зубов загубник регулятора и нахлобучил на лицо маску.
– Дыши! – подал условный знак, и его взгляд через стекло маски был таким же властным, как и на суше.
Данила, почти без сознания, рефлекторно сделал вдох. Резкий, холодный, но живительный воздух из баллона обжег легкие. Доктор закашлялся прямо в регулятор, пуская пузыри, но второй, третий вдох уже наполнил тело силой. Работа лёгких нормализовалась.
Дорофеев, не теряя ни мгновения, крепко взяв Данилу под руку, мощно заработал ластами, увлекая его за собой. Они погружались в ледяную, безмолвную темноту. Данила, всё ещё находясь в шоке от холода и дикого выброса адреналина, чувствовал, как тело постепенно цепенеет, но разум лихорадочно подсказывал: «Дыши, всё будет нормально».
Спустя несколько бесконечных минут, которые показались часом, Дорофеев начал выравнивать курс, ведя их к берегу. Вскоре впереди замаячил темный склон, поросший водорослями. Они всплыли на мелководье в той самой заросшей кустарником бухте. С трудом выбрались на скользкие камни, тяжело дыша, отплевываясь соленой водой.