«Я пошел заниматься шахматами в 12 лет»
— Рамиль, ты стал заниматься в шахматной школе во времена «казанского феномена», и тебе прилетать должно было по полной программе.
— Я пошел заниматься шахматами в 1984 году, тогда мне было 12 лет, и я тогда еще ничего не знал об этом движении. В свои 15 лет я тоже ощутил воздействие так называемого «казанского феномена». К тому моменту я уже выиграл в шахматах все, что можно было на тот момент. Ко мне наши ребята подошли, говорят, мы всех зовем в группировку, но тебя не будем, ты наш район и так прославляешь. Вот так было, представляешь? Я в шоке, на самом деле. Ну, ладно, хорошо, хотя я все равно не пошел бы в группировку. Для меня интересно было заниматься шахматами настолько, что я даже уроки пропускал, чтобы пойти на шахматные занятия.
А в 12 лет я пошел в шахматы относительно случайно. К тому моменту я дома отца обыгрывал, причем уже где-то с семи лет. И отец и его двоюродный брат как-то встретились, пообщались, гуляя по Тукаевской, а именно там в те годы располагалась шахматная школа. Что касается меня, то мы жили на Даурской, хотя отец родился в Новой слободе, Яна Бистя. Вот отец с моим дядей увидели шахматный клуб, решили зайти, и первый, кто им встретился, был знаменитый в те годы тренер Фридрих Степанович Прохоров. Он был первым директором шахматной школы. Отец ему сказал, что у него сын играет в шахматы. Прохоров ответил: «Ну приводи его, у нас в воскресенье будет командный турнир, он за мою команду сыграет, а я посмотрю». Это происходило в середине сентября. Я пришел, три партии сыграл, всех победил, после чего начал у Прохорова заниматься. Это был 1984 год, а год-два спустя я вошел в число сильнейших в Казани. То есть у меня изначально какая-то шахматная база была.
— Эту базу отец создавал или ты по учебникам занимался?
— Нет, учебники отец мне не покупал особо, хотя самоучебник по шашкам, я помню, был. Но по шахматам — нет. Шахматы мне нравились, и я систематизировал свои знания. Не только, кстати, по шахматам. Когда смотрел футбол, то вел таблицу, записывал результаты. Я вел вот это все, результаты записывал. И вот так постепенно как бы само пошло.
— Ты начал заниматься в 12, но в этом возрасте сейчас люди заканчивают.
— Да, времена меняются, конечно. Но тогда что было: человек 20 играло, конкуренция совсем маленькая. А пацанов до девяти лет среди занимающихся — 120 человек.
«В Вильнюсе нас обслужили в магазине, когда мы заговорили на татарском»
— Но из тех 20, по ощущениям, одномоментно выросло большое количество сильных шахматистов. До них базово, кроме Нежметдинова, никто не играл, зато в вашем поколении и Валерий Яндемиров, и Ильдар Ибрагимов, среди девочек — Алиса Галлямова, Татьяна Грабузова.
— Я Татьяну вообще не застал в те годы, как и Алису, и только потом мы с Галлямовой выступали в одной команде. Касаемо поколения, то немного не так. У нас перед названными тобой уже были мастера спорта — Вильям Волошин, Наиль Мухамедзянов, к которому я перешел тренироваться в 1986 году. Причем это была инициатива Прохорова о переводе меня к более сильному шахматисту. Я говорю: «Не хочу, мне у вас нравится». «Нет, ты должен расти», — и отдал меня Наилю Ибрагимовичу. Мухамедзянов в группе собрал пятерых: Ильдар Низамов, которого ты должен знать, а также Игорь Васягин, Эдик Денмухаметов, Шубин, к сожалению, я не помню его имени. Низамов стал международным мастером, сейчас также работает тренером, преемственность такая.
Кстати, я на Даурской учился в 86-й школе, где потом футбольный тренер Александр Лаврович Клобуков образовал спецкласс, причем я пришел к ним в первом классе, но вскоре был отчислен, так как считался физически слабым.
— Александр Лаврович недавно ушел из жизни, а из числа его воспитанников вышли игрок сборной России Евгений Варламов, игрок студенческой сборной страны Марсель Тухватуллин, плюс целый ряд известных футболистов.
— Про которых я слышал с детства, хотя и был постарше. Вот, кстати, вспомнилось, что нашему классу надо было пройти флюорографию там, где сейчас находится МКДЦ. А туда надо было пройти через улицу Комарова, кинотеатр «Комсомолец», и это было бы проблемой, поэтому нас сопровождали родители. И мы шли в две толпы: школьники и родители, как охранники тюремные, по периметру.
Потом наша шахматная школа переехала на Баумана, территориально рядом с нынешним магазином «Подарки», и там начали возникать проблемы. Останавливали, интересовались: «чушпан» или при делах? У нас парень был Альберт Хабибуллин, он как раз начал мотаться, и ему западло было отвечать, что «чушпан», отчего частенько возникали проблемы.
Потом Союз развалился, и те, кто делил асфальт, начали делить деньги. Это я к тому, чтобы больше не возвращаться к теме «казанского феномена». Вначале скажу за деньги. Я только начал играть в шахматы, как в 1986 году меня делегировали играть за команду какого-то завода. За это дали талоны на питание: 2,50 копейки на день, когда комплексный обед стоил полтинник. Причем подобных турниров у нас было если не два в месяц, то по разу — стабильно. То есть мне тогда было 14 лет, и еще будучи школьником, я себя питанием обеспечивал без проблем. Мы, правда, этого не делали, меняли талоны на меньшую сумму, допустим, вместо 50 рублей получали 30. Но это же школьник, который играл за какой-нибудь цех на заводе.
Я везде поездил, играя в шахматы. Например, в 1986 году полетел в Сумгаит, я тогда не знал, что это Азербайджанская ССР. Причем о последовавших затем трениях с армянами тогда даже не думали, а там уже в 1988 году случилась резня. За два года до этого ничего не предвещало.
Запомнил, как зашел в магазин, попросил лимонада за четыре копейки и дал пять. Выпил, стою, жду сдачи. Продавщица мне: «Чего тебе?» — «Сдачу». Она: «Да забери свои пять копеек, только иди отсюда». Оказывается, это Кавказ, и там надо на чай оставлять.
— Так вот откуда сцена из к/ф «Мимино»: «Чай хочу, сдачи не надо». — «И мне не надо...»
— Точно (смеется), или Вильнюс, где я побывал в 1989-м, когда приехала команда «Гарлем глобтроттерс» играть с местной командой. Мне всего 17 лет, билет стоил 10 рублей, но это нас не остановило. Мы пошли смотреть, а в перерыве отправились что-то покупать, когда буфетчица отрезала: «Я вам не продам! Вы — русские». «Мы не русские, мы татары». «Скажите что-нибудь на татарском». Мы пообщались: и я, и Наиль Ибрагимович — все знали родной язык, только тогда она нам продала.
«Я был один из лучших спортсменов КГУ»
Касаясь прогресса ровесников, могу сказать только за себя. Когда я пришел в шахматную школу, то наложил на это большую работу дома. По шесть часов занимался, помимо занятий в шахматной школе. Все книги Михаила Ботвинника изучил, мне это интересно было, в то время как школа меня вообще не волновала. Куда поступал? На географфак КГУ в 1989 году.
Я закончил обучение в 1990-м, по-моему. Просто заявил, что не хочу учиться. Но при этом я был один из лучших спортсменов КГУ, и один из преподавателей, не буду называть фамилию, чуть ли не за руку меня водил по зачетам. Один из них — по истории КПСС — я сдавал какому-то преподавателю в возрасте далеко за 70. А мне тогда 17-18. И вот он у меня спрашивает, когда состоялся какой-то там съезд КПСС. Я говорю: «Не знаю». «Как ты не знаешь? Это же КПСС!» — «И что? Мне ваш КПСС нафиг не нужен». Мы с ним переругались. Амбиций-то много, молодой, чего уж там.
— Про историю КПСС ты, наверное, должен был помнить с поры, когда был комсомольцем.
— Так я не был комсомольцем, кстати, единственным в классе. Я только в пионеры вступал.
— Под конец 1980-х был очередной случай, когда из СССР сбежала шахматистка, после Корчного, Альбурта и Иванова. Это была Елена Ахмыловская. Как ты отнесся к ее поступку?
— Во-первых, я об этом не знал — это же еще 1989 год, она сбежала на Олимпиаде, никто об этом не писал. Вот, к примеру, Генна Сосонко, он не сбежал, его отпустили в Голландию, где ему открылась совсем другая жизнь. Тут он был средним мастером спорта, а там вырос до уровня гроссмейстера, а в те времена гроссы были наперечет. Он за одну партию до трех тысяч долларов получал. А тогда три тысячи долларов в сравнении с нынешними, как говорится, две большие разницы.
— Ранее общался с гроссмейстером Ильей Смириным, который готов был поддержать тему больших зарплат шахматистов, тем более что он что-то успел заработать на турнирах, пока Союз не развалился, а его уже стали выпускать на старты. Но, с другой стороны, здесь его бесплатно обучили, а в шахматах это и тренер, и спарринги, и поездки на турниры за госсчет.
— Я понимаю, что в СССР хорошо жили топ-шахматисты, как Тигран Петросян, Василий Смыслов, Борис Спасский, но остальные-то жили гораздо хуже. На ставке в 200 рублей, а со снижением результатов еще меньше. В то время как, уехав в 70-е годы, люди их уровня становились миллионерами. Причем особо не напрягаясь, потому что, откровенно говоря, в те годы за границей никто особо играть не умел. Я в середине 90-х ездил на клубный чемпионат Чехии, и в первых трех турах, не напрягаясь, набирал три из трех. Партии длились минут 20. Это уже потом уровень подрос настолько, что в первом туре уже сидишь и потеешь. В каждой стране было три-четыре гроссмейстера, и все.
— Так больше и не нужно было. Состав на шахматную Олимпиаду пять-шесть человек, на командные чемпионаты мира и Европы — столько же.
— Ну, клубные чемпионаты во всех странах проводились, опен-турниры всегда были.
— Зачем нужны шахматисты в таком количестве, когда можно обойтись перечисленными топами?
— А тут вопрос пирамиды, если у нас не было бы пирамиды, то и выбора не было бы: с кем побеждать.
— Какая пирамида стояла перед Магнусом Карлсеном, что он взлетел на самую вершину?
— А тут повезло, тот самый редкий случай исключения, подтверждающий правило. Но и тут, когда Магнусу было восемь лет, папа взял его и поехал по всем турнирам, где только можно было играть. Они сдали свой дом в аренду, плюс спонсор дал денег, и так он целый год ездил по турнирам. Конечно, ты вырастешь в уровне игры, потом там был хороший наставник Симен Агдестейн. Причем Агдестейн не только гроссмейстер, но еще и в футбольной сборной страны играл.
— Возвращаясь к теме комсомола, почему не стал вступать?
— А у меня все в комсомол вступали в восьмом или девятом классе, но ко мне никто не приставал. Один раз спросили: будешь вступать? Нет, говорю, больше никто не приставал. Ну так вот, я переругался с преподавателем, меня останавливали, типа, подожди, сейчас договоримся, но я ушел. Но тут важный момент, что до этого я сходил в военкомат на медкомиссию, где со своим зрением минус 6,5 был признан негодным к службе. В армию уже при минус 6 не берут. Поэтому уход из КГУ меня не волновал.
«Юля стала бронзовым призером первенства Европы в Эстонии»
— Твой партнер по шахматной сборной Татарстана Ильдар Ибрагимов отлично отслужил, играя в шахматы за команду ГСВГ в ГДР.
— Да, но в момент моего призыва страна разваливалась, там все что угодно могло происходить. Куда угодно могли командировать.
После отчисления начал работать в шахматной школе. Тогда профильное образование не нужно было. Это потом сделали, что оно необходимо. То есть, условно, ты придешь работать в школу с профильным образованием спортивного вуза, тебя возьмут. А меня, гроссмейстера, но без диплома об окончании профильного вуза — нет. У моей жены была такая ситуация, поскольку у нее экономическое образование, она отучилась на экономфаке университета. Но без профильного образования ей, чемпионке страны по шахматам, нельзя было преподавать эти самые шахматы. Пришлось три месяца отучиться в Поволжском университете спорта. Другое дело, что мне это не нужно, я за персональные занятия беру больше, чем мог бы заработать в школе.
Хотя у меня как-то пацан занял шестое место на первенстве России. На что директор школы отреагировал: это что за результат такой? Слово за слово, я ушел, послав его, как того преподавателя с вопросами об истории КПСС. С другой стороны: классное время было, веселое. Тогда я еще молодой был, ребенок один, пять лет всего, ничего особенного не надо.
— Давай про это веселое время и поговорим. Твое становление в шахматах пришлось на первые клубные чемпионаты СССР, поскольку ранее — это были чемпионаты обществ и Спартакиады, на которых играли сборные республик. Немного не так, как происходило и происходит сейчас.
— На первый чемпионат еще 1988 года я в состав команды не попал. Там были упомянутый выше Мухамедзянов, Вадим Ахмадиев, Рафаэль Габдрахманов, Владимир Понфиленок, Валерий Яндемиров, такая сборная солянка из шахматистов Казани и Челнов. Причем Яндемиров обыграл Панченко, Понфиленок — Свешникова, это были такие мини-сенсации внутри матчевой встречи со сборной Челябинска. Кстати, сам чемпионат проходил в Набережных Челнах. Но это речь о чемпионате РСФСР. А впервые на уровне чемпионата страны я сыграл в 1992 году за команду Казани. Тогда еще президентом федерации был Андрей Макаров.
Моя ученица на тот момент Юлия Машинская, которая затем стала моей супругой, в 1996 году должна была поехать на первенство мира среди девушек до 20 лет в Колумбию. Макаров говорит: «Мы вас не можем командировать, у нас денег нет». Тогда наш руководитель Наиль Мухамедзянов сказал, что республика берет финансирование на себя, вы только командируйте. Нет, говорит Макаров, мы не можем взять на себя такую ответственность, а вдруг там с вами что-то нехорошее произойдет. С первенствами мира ей не повезло, хотя еще ранее, в 1994 году, она не поехала в Бразилию, притом что из ее ровесниц и соперниц наверх пробились Элина Даниелян из Армении, Моника Сочко из Польши.
В итоге Юля с моим сопровождением поехала на первенство Европы до 20 лет в Венгрию, заняв там четвертое место. Помню, Юля полетела самолетом, а мы с ее мамой, моей будущей тещей Фираей Ахметхановной, поехали поездом, чтобы сэкономить деньги Юлиной семье. Потом, в 1997-м, Юля все же стала бронзовым призером первенства Европы до 20 лет в Эстонии. Вышла за меня замуж, родила и постепенно забросила профессиональные шахматы, изредка играя только на домашних турнирах и работая тренером в нашей родной школе Нежметдинова.
«Как можно играть в шахматы, родив четырех детей?»
— Как тогда Екатерина Лагно осталась в шахматах?
— Это опять же из разряда исключений, которые ничем не объяснишь. Как можно играть в шахматы, родив четырех детей? Когда я уезжаю, то тут же начинаются звонки: этот что-то натворил, другая — еще что-то. Тут уже не до концентрации. В итоге сейчас Юлия стала арбитром Всероссийской категории, постоянно судит турниры всероссийского масштаба.
Возвращаясь к нашим турнирам, если говорить о России, то я дебютировал в 1992 году в Подольске, в санатории «Лесные Поляны», затем в 1994-м, когда Яндемиров играл за челябинский «Кадыр», став чемпионом страны.
— А почему казанец Яндемиров ушел в «Кадыр»?
— Потому что там больше платили. В Челябинске был создан первый профессиональный клуб по шахматам, который спонсировал местный нефтяной трейдер.
— Ты начинал в период, когда развалился Союз. И пошел обоюдный процесс: наши шахматисты могли уезжать за границу, отвалились представительницы сильной грузинской школы, мощные на тот момент армяне, украинцы.
— Ну, например, наши закавказские друзья очень любили поиграть с годом рождения, присылая на детско-юношеские соревнования участников постарше. Помню такой турнир, где все члены команды родились 1 января. Вот скажи мне: может такое быть?
А в 1995 году чемпионат состоялся уже у нас в Казани, в здании шахматной школы.
— Но тебя в команду не взяли. Обидно было?
— Почему, мне нравилось приходить, смотреть за играми, даже автографы собирал. Я же понимал, что в состав, где были Бологан, Выжманавин, Дреев, Панченко, Харлов, Цешковский и единственный в той команде Ибрагимов, я не попадаю. После чего министр спорта Татарстана Ханиф Мубаракзянович Муртазин сказал, как отрезал, что в команде должно быть максимум два «варяга», а остальные все с казанской пропиской.
Тогда еще Марата Мухутдинова приглашали, затем меня. Потом уже сделали ход конем, когда пригласили в Казань Дреева, который тогда был очень силен, плюс Харлова и Сергея Рублевского. Мэр города Камиль Исхаков торжественно вручал им символические ключи от квартир в Казани. Но условие, что в команде может быть только два приглашенных, соблюдалось, и когда Ибрагимов уехал, у нас появился молодой Артем Тимофеев.
«Без Захарова шахматы в Казани не получили бы того мощного развития»
— В 1997 году, спустя два года после чемпионата России, в Казани состоялся командный Кубок Европы, где играли две команды от Казани. И в первую были приглашены Владимир Крамник и Артур Юсупов, потому что он — татарин.
— Так и было, Крамник, понятное дело, был усилением на первой доске, а Юсупова брали, как нам объяснили, из-за его титульной национальности.
— Да уж, в итоге челябинский татарин Евгений Бареев обыграл Крамника, а его команда из Азова обыграла наш первый состав, выйдя в финал на поляков.
— Бареев тогда входил в десятку сильнейших на тот момент. Ну и Петр Свидлер обыграл Юсупова, который к этому времени уже не представлял из себя грозной силы.
Я тогда играл во второй команде, которую допустили потому, что кто-то из финалистов отказался приехать в Россию (это был «Агроуниверсал» из Белграда), и нас допустили для ровного числа. А мы четвертьфинал выиграли у молдаван, и в полуфинале зарубились с поляками. Мы сыграли с ними вничью, причем я выиграл на своей доске, но по схеме турнира победителем объявлялся тот, у кого в личных встречах была победа на более высокой доске.
— Но мы уже перепрыгнули в другое состояние команды Казани, хотя в какой-то период она исчезла.
— Да, выиграв в 1998 году чемпионат России в Майкопе (Дреев, Ибрагимов, Игудесман, Рублевский, Харлов, Хасангатин, Яндемиров), год спустя команду мы потеряли. Там были какие-то проблемы с Наилем Ибрагимовичем, а с его уходом были потеряны и финансы. И только когда он вернулся в команду, она возродилась уже под названием «Ладья-Казань-1000», когда федерацию шахмат возглавил руководитель «Сбербанка Татарстана» Геннадий Захаров, который очень сильно был погружен в шахматы, играя на постоянной основе с первым президентом Татарстана, Государственным Советником республики Минтимером Шаймиевым. Геннадий Николаевич часто приезжал не только на турниры, но и даже на наши сборы, без него шахматы в Казани не получили бы того мощного развития, который произошел.
В 2000 году наша команда в крайне усеченном составе (Габдрахманов, мой однокашник Низамов, Яндемиров и я) поехали в Нижний Тагил на турнир первой лиги, чтобы через него вернуться в высшую лигу, турнир которой в 2001 году проходил в Томске, где мы финишировали девятыми. Не будь тех результатов, не было бы и золота чемпионата страны 2002 года в Екатеринбурге (в чемпионском составе два Владимира Акопян и Баклан, Рублевский и Харлов, Тимофеев и Яндемиров, Хасангатин).
«Акопян был самым спокойным из всех»
— Как ты проводил время, когда не было команды?
— Играл на опен-турнирах, плюс ездил на чемпионаты Словакии и Чехии, играя за их команды.
— Что они из себя представляют? Я посмотрел клубный чемпионат Германии, там вообще странный регламент. До 18 игроков в командах, причем один может сыграть всего лишь тур, другой провести весь чемпионат от звонка до звонка.
— Так и есть. Правда, я сам в Бундеслиге не играл, но зато в 2005 году стал чемпионом Словакии, куда меня приглашали на первую-вторую доски. Причем наша команда «Липтовски Микулаш» начинала с первой лиги, вышла в высшую и победила. Плюс опены, собственно, играя на которых, я получил приглашение играть на клубных чемпионатах.
В Чехии я играл за команду города Карвина. В экстралиге умудрился на первой доске сделать 10 ничьих при одном поражении, но и соперники там были непростые, например Давид Навара. Сейчас я смотрю, у них футбол поднялся до местной экстралиги, а раньше гандбол был в порядке. Там играл украинец, которому очень быстро дали местное гражданство, и он протащил команду в лидеры. Мне тоже предлагали вид на жительство, но мне это было совсем неинтересно.
— У нас был чемпионат страны по шахматам в 2003 году в Тольятти, запомнившийся победой «Ладья-Казань-1000», которая выглядела сверхсюрпризом, поскольку в финал она выходила всего лишь с одним набранным очком после двух туров.
— На самом деле, я еще перед финалом считал, что у нас нормальные шансы. Состав приличный, все игровые, в порядке. Там мы перед стартом утрясли все вопросы, когда Рублевский поставил вопрос ребром по партнерам, и ему пошли навстречу.
Но на старте мы немного почудили. Туда же, в Тольятти, приехала и вторая команда Казани, и в первом туре мы сошлись друг против друга, когда Виталий Родченков обыграл Виорела Бологана. То есть намечалась примерно такая же заруба, как за третье место на Кубке Европы 1997 года. Но там-то уже не важно было, кто победит, а здесь только старт чемпионата. В итоге мы еле-еле выиграли в дерби.
Зато уже в финале мы выиграли все три поединка. Помню, с Новосибирском играли, вели в очко, и я обыграл Евгения Пигусова. Он сам кемеровский, друг нашего Андрея Харлова, покойного. Долго мы с ним играли, когда все остальные члены команд уже разъехались, и я все-таки дожал.
— Среди твоих партнеров по команде были еще армянин Акопян и азербайджанец Теймур Раджабов, молдаванин Бологан и украинец Баклан, узбек Рустам Касымджанов. Кто более запомнился из партнеров?
— Акопян был самым спокойным из всех, его не было ни видно, ни слышно. Раджабов запомнился тем, что тогда был с гонором, ни разу на командные сборы не подходил, когда происходило обсуждение партий в туре. Отец его приходил. Мне было очень приятно общаться с Петром Свидлером. Мы не сказать что ровесники, он моложе, но Петя есть Петя. И как человек классный, и как шахматист, восьмикратный чемпион страны.
Автор: Джаудат Абдуллин
