Лера стояла у окна и смотрела, как ноябрьский дождь рисует кривые дорожки на стекле. Похоже на слёзы. Или на те две полоски, которые она разглядывала сегодня утром, не веря собственным глазам.
Три теста. Она купила три. На всякий случай. Вдруг брак. Вдруг ошибка. Вдруг это всё просто сон, и сейчас она проснётся в своей съёмной однушке, и ничего этого не будет.
Но полоски были. На всех трёх.
Юра должен был приехать к семи. Она приготовила ужин — его любимые макароны с креветками. Поставила свечи. Даже вино открыла, хотя сама теперь... нет, об этом потом.
Звонок в дверь прозвучал как выстрел.
— Привет, малыш! — Юра влетел в квартиру, пахнущий дорогим парфюмом и амбициями. — Ты не представляешь, какой день! Мне предложили возглавить новый проект. Это, Лера, это... — он осёкся, заметив накрытый стол. — О. Это мы что-то празднуем?
Лера улыбнулась. Губы дрожали.
— Садись, Юр. Поговорить надо.
Он сел. Схватил бокал вина. Отпил. Посмотрел на неё этим своим взглядом — уверенным. Взглядом человека, у которого всё под контролем.
— Ну? Что случилось? Ты какая-то странная.
Лера села напротив. Руки сами сложились на животе — защитный жест, она потом это поймёт.
— Юра... Я беременна.
Тишина. Секунда. Две. Три.
Юра поставил бокал. Медленно. Аккуратно. Словно боялся разбить.
— Это шутка?
— Это не шутка, Юра. Я беременна.
Она видела, как менялось его лицо. Как уверенность стекала с него, словно та же дождевая вода со стекла. Как сжимались скулы. Как холодели глаза.
— Подожди — он поднял руку. — Подожди-подожди-подожди. Мы же... мы же предохранялись.
— Ничто не даёт стопроцентной гарантии. Ты сам знаешь.
— Нет. Нет-нет-нет. — Юра встал. Прошёлся по комнате. — Это невозможно. Это просто... Лера, ты уверена? Может, ошибка?
— Три теста. Все положительные.
Он остановился у окна — там, где она стояла час назад. Смотрел на дождь. На свою машину внизу. На свою жизнь, которая вдруг дала трещину. По его мнению…
— Я не готов — сказал он наконец. Тихо. Почти шёпотом.
— Что?
Он развернулся. И Лера увидела в его глазах что-то... чужое. Холодное. То, чего раньше не замечала. Или не хотела замечать?
— Я не готов, Лера. Сначала карьера, потом семья. Мне тридцать. Мне только что предложили проект, о котором я мечтал три года. Три года! И ты хочешь, чтобы я сейчас...
— Я хочу, чтобы ты стал отцом нашего ребёнка.
— Нашего? — он усмехнулся. Криво. Некрасиво. — Лера, послушай. Я тебя люблю. Правда. Но ребёнок сейчас — это... это конец всему. Моей карьере. Нашим планам. Мы же хотели в следующем году в Португалию. Помнишь? Серфинг, океан, закаты...
— Юра — она встала. Голос дрожал, но она держалась. — Юра, я не прошу тебя выбирать между карьерой и ребёнком. Я прошу тебя быть рядом. С твоей карьерой ничего не случится…
Он отвернулся. Снова к окну. К дождю. К своему отражению в тёмном стекле.
— Но раз уж ты так решила — это твоя проблема.
Моя. Проблема. Лера почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Тонкая ниточка надежды, которую она несла в себе весь этот бесконечный день. Оборвалась — и упала куда-то в пустоту.
— Моя проблема? — переспросила она. Голос стал странно спокойным. Чужим. — Юра, это не проблема. Это ребёнок. Наш ребёнок.
— Твой.
Одно слово. Короткое. Острое. Как нож.
— Что ты сказал?
Он повернулся. И она увидела — нет, не страх. Не растерянность. Раздражение. Обычное человеческое раздражение, как будто она мешала ему смотреть любимый сериал.
— Лера, давай честно. Мы встречаемся полтора года. Полтора! Я не говорил тебе о свадьбе. Не говорил о детях. Не давал никаких обещаний. И вдруг — раз! Ты беременна. И это должно стать моей ответственностью?
— А чьей?
— Твоей! Ты взрослая женщина. Ты могла... — он замялся.
— Что я могла? Договаривай.
— Ты могла быть осторожнее.
Лера засмеялась. Странный, надломленный смех — так не смеются от радости.
— Осторожнее — повторила она. — Осторожнее... Юра, ты вообще слышишь себя?
— Я слышу здравый смысл. — Он подошёл к столу. Взял бокал. Допил вино залпом. — Послушай. Я понимаю, что ты расстроена. Но давай подождём. Давай ты успокоишься, и мы всё обсудим. Есть же... варианты.
— Варианты?
— Ну да. Сейчас это делается быстро, безопасно. Никто даже не узнает. А через пару лет, когда я закреплюсь на новой должности, когда мы купим квартиру побольше...
Лера подняла руку. Остановила его.
— Юра. Стоп. Ты сейчас предлагаешь мне... избавиться от ребёнка?
— Я предлагаю разумный выход из ситуации.
Разумный. Выход. Из ситуации. Она смотрела на него — на этого красивого, успешного, уверенного в себе мужчину, с которым прожила полтора года. Готовила ему завтраки. Стирала его рубашки. Слушала его бесконечные разговоры о карьере, проектах, амбициях. Верила, что однажды...
Однажды что?
— Знаешь — сказала Лера тихо, — я сегодня весь день думала, как тебе сказать. Репетировала слова. Боялась. Надеялась. Представляла твоё лицо, когда ты узнаешь. И знаешь что? Я представляла совсем другое лицо.
— Лера...
— Нет, дай договорить. Я представляла удивление. Растерянность — да. Страх — конечно. Но потом... потом я представляла, как ты обнимешь меня. Как скажешь, что мы справимся. Вместе. Что всё будет хорошо. Что... — голос сломался. Она замолчала. — Я была полной дурой.
Юра шагнул к ней.
— Малыш, послушай...
— Не называй меня так.
Он остановился. Руки повисли вдоль тела — беспомощно, нелепо.
— Лера, я не монстр. Я просто... я просто не готов. Понимаешь? Не готов. Это большая ответственность. Огромная. А я только-только начал...
— Ты начал? — она перебила. — Юра, тебе тридцать. Когда ты будешь готов? В сорок? В пятьдесят? Когда закончишь все свои проекты? Когда построишь карьеру? Когда?!
— Я не знаю! — он сорвался на крик. Впервые за весь разговор. — Не знаю, понимаешь?! Я не знаю, когда буду готов стать отцом! Может, никогда! Может, это просто... не моё!
Тишина.
Дождь стучал по стеклу. Монотонно. Равнодушно. Ему было всё равно на человеческие драмы.
— Не твоё — повторила Лера медленно. — Ясно. А что твоё, Юра? Карьера? Проекты? Машина внизу? Костюмы в шкафу?
— Ты не понимаешь...
— Я очень хорошо понимаю.
Она подошла к вешалке. Взяла его куртку. Протянула ему.
— Уходи.
— Лера, мы можем...
— Нет. Мы ничего не можем. Уходи.
Юра взял куртку. Стоял, мял её в руках. Смотрел на Леру — растерянно, обиженно, как ребёнок, у которого отобрали игрушку.
— Ты потом пожалеешь — сказал он наконец. — Когда успокоишься, когда подумаешь — пожалеешь.
— Может быть. А может, нет. Но это уже — моя проблема. Ты же сам так сказал.
Он вышел. Дверь закрылась. Тихо. Как будто ничего не произошло.
Лера прислонилась спиной к стене. Положила руки на живот.
— Ну вот — прошептала она. — Остались мы с тобой вдвоём.
И заплакала.
Она проснулась от холода. За окном серело утро — такое же дождливое, такое же безрадостное. Тело затекло — она уснула на диване, свернувшись калачиком.
Телефон показывал пять пропущенных. Все от мамы.
— Лерочка, ты чего не берёшь? Я волнуюсь!
Мама. Надо позвонить маме.
Но не сейчас. Сейчас — в душ. Горячий, долгий. Смыть с себя вчерашний вечер. Вчерашние слова. Вчерашнюю себя — ту дурочку, которая готовила и расставляла свечи.
Вода стекала по плечам. Горячая, почти обжигающая. Лера стояла под струёй и думала.
Думала о том, что где-то через семь месяцев, может чуть больше, она станет матерью. Одинокой матерью. Без мужа. Без поддержки. Без... чего ещё? Без денег? У неё есть работа. Без жилья? У неё есть квартира съёмная, пока есть. Без любви?
Стоп.
Лера выключила воду. Замерла. Любовь. Была ли она вообще — эта любовь? Или только её иллюзия, выстроенная из надежд и самообмана?
Она вспоминала последние полтора года. Юрины опоздания. Юрины «я занят». Юрины «потом, малыш, сейчас важная встреча». Его раздражение, когда она хотела поговорить о будущем. Его уклончивые ответы на вопросы о семье.
Знаки были. Все знаки были на месте. Просто она не хотела их видеть.
Телефон зазвонил снова. Мама.
— Алло?
— Лерочка! Наконец-то! Ты куда пропала? Я тебе весь вечер звоню!
— Мам, я... — горло перехватило. — Мам, можно я приеду?
Пауза.
— Что случилось?
— Приеду — расскажу.
Ещё пауза. Дольше.
— Лера, ты меня пугаешь.
— Всё хорошо, мам. Просто... просто приеду, ладно?
— Конечно. Я тебя жду.
Дорога до маминого дома заняла минут тридцать на автобусе. Лера ехала, смотрела в окно и думала. О своей жизни. О выборе. О том, что бывает, когда выбор делают за тебя — и когда ты делаешь его сама.
Мама открыла дверь и всё поняла сразу. Без слов. По глазам. По лицу. По тому, как Лера стояла на пороге — потерянная, маленькая, совсем не похожая на ту уверенную тридцатилетнюю женщину, которой она себя считала ещё вчера утром.
— Заходи — сказала мама просто. — Чай будешь?
Чай. Мамин чай с мятой и мёдом. Лера кивнула.
Они сидели на кухне — той самой кухне, где Лера когда-то учила уроки, потом рыдала из-за первой несчастной любви, потом хвасталась дипломом, потом рассказывала о Юре...
— Он ушёл? — спросила мама.
— Я его выгнала.
Мама кивнула. Налила ещё чаю.
— Почему?
И Лера рассказала. Всё. От двух полосок до «твоя проблема». О несбывшихся надеждах.
Мама слушала молча. Не перебивала. Не охала. Не причитала. Просто слушала — так, как умеют слушать только мамы.
— Знаешь — сказала она, когда Лера закончила, — я его никогда не любила.
— Что?
— Юру твоего. Красивый — да. Успешный — да. Но... пустой какой-то. Как ёлочная игрушка: блестит, сверкает, а внутри воздух.
Лера не знала, что ответить. Мама никогда не говорила ей этого раньше.
— Почему ты молчала?
— А что бы я сказала? «Дочка, брось его»? Ты бы меня послушала?
— Нет.
— Вот и я так думала. Каждый должен сам. Своими шишками. Своими слезами. Иначе не научишься.
Мама встала. Подошла к окну. За стеклом моросил всё тот же дождь — упрямый, осенний.
— Я тебя родила в двадцать три — сказала она, не оборачиваясь. — Твой отец тогда тоже говорил, что не готов. Что молодой. Что карьера. Знакомо, правда?
— Мам...
— Он ушёл, когда тебе было два года. Сказал — не могу больше. Устал. Не моё это. Не его. — Мама усмехнулась горько. — Смешно. Они все одинаковые, эти «неготовые». Как под копирку. А готовых то, так вот просто и не встретишь…
Лера подошла к ней. Обняла. Прижалась щекой к маминому плечу.
— И как ты справилась?
— А куда деваться? Ты была. Маленькая, тёплая, живая. Моя. Единственное, что по-настоящему моё. Я смотрела на тебя — и понимала: вот оно. Вот ради чего стоит жить. Не ради карьеры, не ради квартир и машин. Ради этого. — Она повернулась. Обняла крепко Леру. — Ты справишься, дочка. Ты сильнее, чем думаешь.
— А если нет?
— Тогда я буду рядом. Как всегда была.
Лера заплакала. Снова. Но это были другие слёзы — не те, что ночью у двери. Тёплые. Живые. Как будто что-то оттаивало внутри.
— Мам, мне страшно...
— Знаю, родная. Знаю. Но страх — это нормально. Страх означает, что тебе не всё равно. Что ты живая. Что ты... настоящая.
Они стояли у окна — две женщины, связанные невидимой нитью. Дождь рисовал кривые дорожки на стекле. Где-то внизу гудели машины. Мир продолжал вращаться — равнодушный, суетливый, чужой.
Но здесь, на этой маленькой кухне, что-то менялось. Что-то важное. Что-то, чему Лера ещё не могла подобрать название.
Телефон зазвонил в кармане. Лера посмотрела на экран.
Юра.
Палец завис над кнопкой ответа. Секунда. Две.
— Не бери — сказала мама.
Лера сбросила вызов. Экран погас.
— Он будет звонить.
— Будет. — Мама пожала плечами. — Они всегда звонят. Потом... Когда понимают, что потеряли. Но это уже неважно.
— Почему?
— Потому что ты уже решила. Я же вижу.
Лера прислушалась к себе. К этому странному ощущению внутри — не тяжести, нет. Чего-то нового. Незнакомого. Пугающего — но одновременно... правильного?
Да. Она решила. Ещё там, у двери, когда сказала «уходи». Или ещё раньше — когда увидела две полоски и почувствовала не ужас, а тихую радость.
Она будет матерью. Одна? Может быть. Но — будет.
— Мам — сказала Лера, — можно я у тебя поживу немного? Пока не разберусь со всем этим...
— Да, живи сколько хочешь.
Пришло сообщение от Юры:
«Ты всё-таки думаешь оставить ребёнка?»
Ответила: «Да».
Его ответ: «Зря».
Телефон зазвонил снова. Юра. Опять.
Лера выключила звук. Убрала телефон в карман.
За окном медленно светлело. Дождь стихал. Где-то далеко, за крышами домов, проглядывала узкая полоска неба — ещё серая, но уже с намёком на голубизну.
— Пойду, прилягу — сказала Лера. — Голова кружится...
— Иди. В твоей комнате всё как было.
В её комнате. Всё как было. Те же обои в цветочек. Тот же старый плед на кровати. Те же книги на полке — читанные-перечитанные в детстве.
Лера легла. Закрыла глаза. И впервые за последние двое суток почувствовала что-то похожее на покой.
Она не знала, что будет завтра. Через месяц. Через год.
Но знала одно: теперь она не одна. Внутри неё билось маленькое сердечко.
И это меняло всё.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍