— Твоё место на помойке, а не в нашем доме! — голос Зинаиды Петровны звенел торжеством, словно она объявляла приговор. — Тебе здесь больше не рады, понимаешь? Забирай своих оборванцев и проваливай!
Вера стояла в прихожей, прижимая к себе трёхлетнюю Дашу. Пятилетний Сашка вцепился в её потёртую куртку, молча глядя на отца. На улице за окном кружил январский снег — мелкий, колючий, злой.
— Денис, ты же не можешь… — начала было Вера, но муж отвернулся, уставившись в стену. Его челюсть ходила ходуном, руки засунуты глубоко в карманы спортивных штанов. Три дня назад он вернулся от матери после очередного скандала, и с тех пор смотрел на жену как на пустое место.
— Ничего я не могу! — рявкнул он внезапно. — Мать права. Ты только сидеть умеешь на моей шее! Я вкалываю, а ты что? Целыми днями с детьми сидишь, как будто это работа!
Зинаида Петровна стояла позади сына, скрестив руки на груди. Массивная, в засаленном халате, с крашеными медью волосами, она излучала злорадство. Её маленькие глазки блестели — наконец-то, наконец-то она добилась своего.
— Я же говорила тебе, сынок, — протянула она сладко. — Эта девка никуда не годится. Ни готовить толком не умеет, ни за собой следить. Посмотри на неё — затрапезная какая! И дети от неё такие же — хныкают постоянно, спать мешают.
— Зинаида Петровна, вы же сами просили нас к вам переехать! — в голосе Веры прорезалось отчаяние. — После того как у Дениса завод закрылся, вы сами сказали…
— Просила, потому что жалела! — перебила свекровь. — А ты что? Нос воротишь от моих советов, порядки свои устанавливаешь! В моём доме! Думаешь, я не видела, как ты морщилась, когда я замечания делала?
Вера и правда морщилась. Полгода назад, когда они переехали в однушку к Зинаиде Петровне, она ещё верила, что это временно. Денис обещал найти новую работу, снять жильё. Но дни складывались в недели, недели — в месяцы. Он всё больше времени проводил у матери на диване, уткнувшись в телефон. А Зинаида Петровна наслаждалась своей властью, заполняя тесную квартиру ядовитыми намёками и претензиями.
«Вера, ты опять суп пересолила», «Вера, дети орут — научи их вести себя прилично», «Вера, сынок мой из-за тебя спивается — видишь, как он мучается?»
А вчера случилось то, что переполнило чашу. Вера попросила Дениса купить Даше лекарство от кашля — девочка третий день мучилась. Он отмахнулся: денег нет. Вечером Вера нашла в его куртке чек из бара на три тысячи. Разговор вышел короткий и страшный. Денис орал, что она копается в чужих карманах, что он имеет право отдохнуть после тяжёлого дня. Какого дня? Он же два месяца не работает!
Зинаида Петровна вмешалась мгновенно: «Ты смеешь моему сыну указывать, как ему жить? Да он на тебе женился по глупости! Молодой был, наивный. А ты его в ловушку заманила — забеременела специально!»
Вера тогда ещё пыталась что-то доказать, объяснить. Но слова не доходили. Денис молчал, глядя в пол, а мать говорила, говорила, говорила — и каждое слово было как плевок.
Сегодня утром Зинаида Петровна объявила окончательный вердикт: «Либо она уходит, либо я тебя, Денис, лишаю наследства. Квартира моя, и я не намерена терпеть эту особу».
— Проваливай вместе со своим приплодом, неудачница! — теперь свекровь усмехалась в открытую. — Правильно сынок сделал, что выставил тебя за дверь!
Даша заплакала — тихо, жалобно. Сашка стиснул зубы, стараясь держаться, но губы его предательски дрожали. Вера посмотрела на Дениса — последний раз, с надеждой. Может быть, он одумается? Скажет что-то? Защитит их?
Но муж продолжал стоять, глядя в никуда. Плечи ссутулены, лицо серое, безвольное. Он давно перестал быть тем парнем, в которого она влюбилась восемь лет назад. Тогда он был смелым, весёлым, обещал ей золотые горы. Работал на двух работах, чтобы собрать на свадьбу. А теперь?.. Теперь он был всего лишь послушным сыном, марионеткой в руках собственной матери.
— Хорошо, — выдавила Вера, и собственный голос показался ей чужим, далёким. — Мы уйдём.
Она сунула ноги в стоптанные сапоги, накинула на Дашу потёртую курточку, Сашке натянула вязаную шапку. Зинаида Петровна смотрела на эти сборы с плохо скрытым удовлетворением.
— Только чтобы ноги твоей здесь больше не было! — бросила она вслед. — И детей своих не приводи! Нечего тут попрошайничать!
Вера взяла Дашу на руки — девочка была лёгкая, совсем невесомая, прижималась к маминой шее горячей щекой. Сашка взял маму за руку, сжал изо всех сил.
Дверь захлопнулась за их спинами. Вера остановилась на лестничной площадке, пытаясь собраться с мыслями. На улице минус пятнадцать. Денег в кармане — сто двадцать рублей и немного мелочи. Родители живут в другом городе, до них полторы тысячи километров. Подруга Светка, может быть, приютит на ночь? Если дома будет… Если муж не против…
— Мам, нам куда? — тихо спросил Сашка. Он смотрел на неё снизу вверх — серьёзно, по-взрослому. И в этом взгляде было столько доверия, что Вере стало нестерпимо больно.
— Не знаю, сынок, — призналась она честно. — Но мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем.
Они спустились вниз по обледенелым ступенькам. Ветер ударил в лицо, забился под куртку. Даша сильнее прижалась к матери, Сашка поёжился. Снег летел им в глаза — мелкий, безжалостный.
Вера шла по пустынному двору, оставляя за собой цепочку следов. Где-то впереди был город — огромный, холодный, равнодушный. Но в груди, несмотря ни на что, теплилась упрямая, почти безумная мысль: «Мы выживем. Я сделаю всё, чтобы мы выжили».
Она ещё не знала, как именно. Но знала точно: назад дороги нет.
Светка открыла дверь не сразу. Вера стояла на пороге, держа на руках уже задремавшую Дашу, а Сашка прятался за её спиной. Щёки у мальчика пылали от мороза, нос покраснел.
— Господи, Верка! — ахнула подруга, распахивая дверь пошире. — Что случилось? Заходите скорее, замёрзли же!
Тепло квартиры обволакивало, словно одеяло. Вера почувствовала, как ноги подкашиваются — от усталости, от облегчения, от всего разом. Светка быстро сняла с детей верхнюю одежду, усадила Сашку на диван, взяла у Веры Дашу и понесла её в комнату.
— Пусть поспит на кровати, — бросила она через плечо. — А ты сейчас чаю выпьешь и всё расскажешь.
За столом, обхватив ладонями горячую кружку, Вера коротко пересказала утреннее изгнание. Говорила сухо, без эмоций — внутри будто что-то окаменело. Слёзы закончились ещё по дороге, когда тащила детей через весь район.
— Тварь старая, — процедила Светка. — А Денис твой — тряпка. Извини, но это правда.
— Знаю, — кивнула Вера. — Сама вижу.
— Оставайтесь у нас, — Светка накрыла её руку своей. — Пока не решите, что делать дальше. У меня Колька в командировке, вернётся через неделю. До этого времени точно поживёте спокойно.
— А потом?
— А потом посмотрим, — Светка пожала плечами. — Он, конечно, зануда ещё тот, но не изверг. Может, на пару недель согласится, пока ты работу не найдёшь.
Работу. Вера в последний раз работала пять лет назад, до рождения Даши. Была продавцом в магазине одежды. Денис тогда настоял, чтобы она сидела с детьми — сад дорогой, говорил, а мы и так справимся. Справлялись. Едва-едва. А теперь в резюме дыра в пять лет, двое маленьких детей на руках и ни копейки за душой.
— Света, спасибо тебе, — Вера сглотнула подступивший ком. — Не знаю, что бы я без тебя делала.
— Ладно, не разнюнивайся, — махнула рукой подруга. — Главное — ты от этого кошмара ушла. Сама подумай: какая там жизнь? Свекровь-змея, муж-подкаблучник. Детям же лучше без этого расти.
Вера кивнула. Где-то в глубине души она понимала, что Светка права. Но понимание не облегчало боли. Восемь лет совместной жизни, два ребёнка, столько планов… И вот теперь всё рухнуло за один день.
Ночью Вера не спала. Лежала на диване в гостиной, смотрела в потолок и думала. К утру созрел план — смутный, пугающий, но план. Нужно искать работу. Любую. С детьми поможет Светка — хотя бы первое время, пока Вера не встанет на ноги. Потом — снимать комнату. Самую дешёвую. Потом — развод. И алименты — пусть Денис хоть так детей содержит.
Утром первым делом позвонила матери. Та выслушала и расплакалась в трубку.
— Доченька, приезжай к нам! — всхлипывала она. — Мы с отцом стеснённо живём, но для вас место найдём!
— Мам, у меня денег на билеты нет, — Вера говорила тихо, чтобы не разбудить детей. — Да и работы у вас в посёлке нет никакой. Тут хоть шанс какой-то.
— Я тебе переведу, слышишь? Сколько на карте есть — всё переведу!
— Мам, не надо, — Вера сжала переносицу пальцами. — Вам самим на лекарства нужно. У папы сердце, ты забыла? Я справлюсь. Обещаю.
Мать ещё долго причитала, но в конце концов сдалась. Пообещала помогать, чем сможет — хоть понемногу, но каждый месяц.
Днём Вера пошла по магазинам с резюме. Детей оставила со Светкой — та взяла отгул на работе. Обошла двенадцать точек. Везде одно и то же: либо «мы вам перезвоним», либо «опыт нужен свежий», либо откровенное «с детьми маленькими мы не берём — больничные замучают».
К вечеру ноги гудели, а в душе поселилась тревога. Что, если никто не возьмёт? Что, если придётся действительно к родителям уезжать? Но там ведь тупик полный — посёлок умирающий, работы нет, одни пенсионеры остались…
На тринадцатой точке — кафе на окраине района — её взяли. Хозяйка, женщина лет пятидесяти с усталым лицом и крепкими руками, выслушала и кивнула:
— Выходи завтра. Посудомойщица нужна, вторая смена. С двух до одиннадцати. Платить буду немного — пятнадцать тысяч. Но честно, каждый месяц. Устроит?
— Устроит, — выдохнула Вера. Пятнадцать тысяч — копейки. Но это хоть что-то. Хоть какая-то опора.
Вечером, когда дети уже спали, на телефон пришло сообщение. От Дениса.
«Мать говорит, чтобы ты документы на развод подала. Квартиру не трогай — она её оформила на меня. Алименты платить буду, но по минимуму. Детей можешь привозить по выходным».
Вера перечитала сообщение три раза. Ни слова извинения. Ни намёка на сожаление. Просто сухие факты, словно речь шла о расторжении договора аренды, а не о семье.
Она набрала ответ, удалила, набрала снова. В итоге написала коротко: «Хорошо».
Больше сказать было нечего.
— Слушай, а может, это и к лучшему? — Светка сидела рядом, попивая чай. — Освободилась ты от них. Теперь хоть для себя жить будешь.
— Не знаю, — Вера смотрела в окно, где за стеклом кружил снег. — Честно — не знаю. Страшно просто очень.
— А кому сейчас не страшно? — философски заметила подруга. — Главное — не сдавайся. У тебя дети. Ради них надо держаться.
Вера кивнула. Дети. Сашка и Даша. Два маленьких человечка, которые верят ей безоговорочно. Которые не понимают, почему папа их бросил, почему бабушка выгнала на мороз. Которые просто любят и ждут защиты.
«Я не подведу вас, — мысленно пообещала она, глядя в темноту. — Что бы ни случилось — я не подведу».
Прошло полтора года
Вера стояла у окна съёмной однушки, допивая утренний кофе. За окном сияло майское солнце, во дворе дети гоняли мяч, весело крича. Сашка пошёл в первый класс, Даша — в садик. Жили небогато, но жили. Своим трудом, без унижений.
Работа в кафе оказалась не последней. Через полгода Веру перевели официанткой — платить стали больше, плюс чаевые. Потом хозяйка предложила ей администратором попробовать. Теперь Вера зарабатывала уже тридцать пять тысяч, плюс алименты от Дениса — те самые минимальные, но хоть что-то.
Телефон завибрировал. Незнакомый номер.
— Алло?
— Вера? Это Надежда Сергеевна, соседка ваша бывшая. Помните меня?
— Конечно, здравствуйте, — Вера удивилась. Что могло понадобиться соседке из прошлой жизни?
— Я тут подумала... Вы же не знаете, наверное, — женщина помолчала. — У вашей свекрови инсульт случился. Три месяца назад. Лежит, не встаёт. А Денис ваш... он запил совсем. Работу потерял, по друзьям мотается. Зинаида Петровна одна в квартире, сама себя обслужить не может.
Сердце кольнуло — не жалостью, скорее, странным чувством. Вера вспомнила то утро, снег, злорадную усмешку свекрови: "Проваливай вместе со своим приплодом!"
— И что вы от меня хотите? — спросила она ровно.
— Да ничего, просто... Думала, может, вы не в курсе. Ей там совсем плохо. Денис раз в неделю заглядывает, денег на сиделку нет. Социальные службы приходят, но этого мало.
— Надежда Сергеевна, спасибо, что сообщили. Но я ничем помочь не могу, — Вера посмотрела на фотографию, где она обнимала детей. — У меня своя жизнь теперь.
— Понимаю, девочка. Просто совесть замучила — вдруг вы захотите...
— Нет, — Вера перебила мягко, но твёрдо. — Не захочу.
Она положила трубку и вернулась к окну. Где-то внутри шевельнулось что-то — не злорадство, нет. Просто понимание: жизнь справедливая штука. Зинаида Петровна выгнала её с детьми в мороз, а теперь сама осталась одна, брошенная собственным сыном.
Денис... О нём Вера старалась не думать. Видела его всего дважды за эти полтора года — когда он приезжал за детьми. Оба раза был выпивший, оба раза немного побыл с ними при Вере и всё. После второго раза Вера запретила встречи вообще. Подала в суд, лишила его родительских прав. Он даже не явился на заседание.
Вечером, укладывая детей спать, Вера села на край кровати.
— Мам, а мы больше никогда к папе не поедем? — спросил Сашка. Он вырос, повзрослел, научился читать и считать быстрее всех в классе.
— Нет, сынок. Не поедем.
— И правильно, — кивнул мальчик серьёзно. — Он плохой был. А ты хорошая.
Даша, уже засыпая, прошептала: "Мамочка, я тебя люблю".
Вера поцеловала обоих в макушки, выключила свет и вышла в комнату. Села на диван, обняла колени руками. Полтора года назад, стоя на лестничной площадке с детьми, она не знала, что будет дальше. Боялась, что не справится, что сломается.
Но не сломалась. Выстояла. Подняла детей, нашла работу, сняла жильё. Без мужа-труса, без свекрови-змеи. Сама.
А Денис с матерью получили то, что заслужили. Он — одиночество и бутылку. Она — беспомощность и забвение. Жизнь сама всё расставила по местам.
Вера посмотрела на календарь. До зарплаты оставалось три дня. Денег в обрез, но хватит. На еду, на садик, на школьные принадлежности. Хватит, потому что она умеет считать каждый рубль. Умеет жить не роскошно, но достойно.
Она встала, подошла к зеркалу. Посмотрела на своё отражение — усталое, но спокойное лицо. Седая прядь у виска. Мелкие морщинки. Но в глазах — твёрдость. Та самая, которой не было полтора года назад.
— Мы справились, — сказала она своему отражению тихо. — Мы смогли.
И впервые за долгое время улыбнулась — искренне, светло.
Снаружи шумел май. Впереди было лето, отпуск с детьми на море — Вера уже откладывала понемногу. Впереди была жизнь — её собственная, заработанная, честная.
А прошлое... Прошлое осталось там, за закрытой дверью. Вместе с морозом, унижением и болью.