Тишина в номере 512 казалась звенящей и неестественной, как затишье после бури. Светлана, закончив уборку, крадучись выкатила свой тележку в коридор. Дверь напротив была теперь наглухо закрыта. Что происходило за ней, можно было только догадываться. Ушел ли Виктор? Осталась ли там одна Мария, разбитая и униженная?
Весь остаток дня Светлана работала на автопилоте. Мыла, чистила, вытирала, а сама мысленно возвращалась к тому скандалу. Ей было и жаль девушку, и в то же время какое-то горькое удовлетворение от того, что правда вскрылась. «Сама виновата, — сурово думала она, оттирая начисто раковину. — Связалась с волком, а потом удивляется, что он кусается. Надо было смотреть, за кого замуж-то собираешься».
Перед самым концом смены, когда она уже собиралась сдавать ключи и уходить домой, ее вызвали в кабинет старшей горничной, Галины Константиновны. Та сидела за столом с каменным лицом, а перед ней на столе лежала та самая визитка Виктора Соколова.
— Светлана, присаживайся, — сухо произнесла Галина Константиновна.
Светлана медленно опустилась на стул, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. Ну вот, началось. Сейчас будут спрашивать про вчерашний инцидент с Марией.
— Ко мне только что поступал звонок из управления, — начала Галина Константиновна, постукивая пальцем по визитке. — От самого Виктора Игоревича Соколова.
Светлана внутренне сжалась, готовясь к худшему.
— Он выразил благодарность персоналу за образцовую чистоту в номере, — не меняя выражения лица, продолжила старшая. — И лично попросил, чтобы номер 512, который он занимал, был убран в первую очередь завтра утром. Особо тщательно. Он выезжает.
Светлана от удивления даже рта раскрыла.
— Благодарность? — недоверчиво переспросила она. — После всего, что… — она спохватилась и замолчала.
Галина Константиновна подняла на нее пронзительный взгляд.
— После всего, что, Светлана? Ты что-то знаешь? Мне доложили о некоем… конфузе вчера между тобой и госпожой Марией. Хочешь объяснить?
Светлана поняла, что отступать некуда. Она глубоко вздохнула и коротко, без лишних эмоций, изложила суть произошедшего: нашла тест, попыталась вернуть, получила в ответ шквал оскорблений и угроз.
— …а сегодня, видимо, правда вскрылась, — закончила она. — Они сильно ругались. Я случайно слышала. Кажется, у него есть жена.
Галина Константиновна выслушала молча, не перебивая. Ее лицо оставалось невозмутимым.
— Ясно, — наконец, сказала она. — Завтра ты идешь в номер 512. Одна. И убираешь его так, чтобы ни пылинки, ни соринки. И чтобы никаких личных вещей, забытых или оставленных, там не осталось. Все, что найдешь, кроме стандартного содержимого номера, — немедленно сюда, мне в руки. Никаких самодеятельностей с возвратом. Понятно?
— Понятно, — кивнула Светлана.
— И, Светлана, — голос старшей стал тише, но от этого еще более весомым, — этот гость… он не просто гость. Его отец — наш прямой начальник. Любой конфликт, любая тень на репутацию отеля… Ты меня понимаешь?
— Понимаю, — Светлана сглотнула. Ей стало ясно как день: ей велят замести все следы, как будто ничего и не было. Чтобы богатый клиент уехал с чистой совестью и без лишних проблем.
— Иди, — кивнула Галина Константиновна, возвращаясь к бумагам.
Светлана вышла из кабинета с тяжелым сердцем. Благодарность Виктора была не благодарностью, а ширмой. Холодным, расчетливым жестом, чтобы убедиться, что никаких улик после него не останется.
На следующее утро она, как и было приказано, первой отправилась в номер 512. Когда она зашла внутрь, ее охватило странное чувство. Номер был безупречно чистым и пустым. Ничего не говорило о вчерашней драме. Ни разбросанных вещей, ни следов слез. Только в воздухе витал едва уловимый запах дорогого парфюма Марии и что-то еще — тяжелое, давящее ощущение несчастья.
Она принялась за работу с удвоенной энергией, как будто могла смыть тряпкой и пылесосом саму память об этом месте. Она перестилала кровать, и ей представилось, как здесь всего несколько часов назад рыдала Мария. Она мыла пол в прихожей и вспомнила, как тут стоял Виктор, оправдываясь и лгав.
И вдруг ее взгляд упал на узкую щель между тумбочкой и кроватью. Там что-то блеснуло. Она наклонилась и подцепила предмет ногтем. Это была маленькая серебряная сережка-гвоздик с крошечным бриллиантом. Та самая, в которой она видела Марию в первый день их заезда.
Светлана подняла ее. Сережка лежала на ее ладони, холодная и одинокая. Потерянная в спешке? Или сдернутая и отброшенная в гневе? Она посмотрела на дверь, за которой лежал путь к Галине Константиновне. Правила были четкими: «Немедленно сюда, мне в руки».
Но она снова представила себе Марию. Не счастливую и самовлюбленную, а сломленную. Девушку, которой только что разбили жизнь и предложили за это деньги. И эта маленькая, никому не нужная теперь сережка вдруг показалась ей не уликой, а символом всего того хрупкого и обманчивого, что было в ее жизни.
— Черт с тобой, — тихо прошептала Светлана. — Одна ты у нее, наверное, пара была.
Она не понесла сережку старшей. Она аккуратно завернула ее в ту же салфетку, что и тест, и положила в самый дальний карман своей сумки. Пусть полежит. Может, судьба еще сведет их с владелицей. А может, и нет. Но сейчас это был ее маленький, тихий бунт против холодных правил и циничных расчетов.
Сдавая ключи, она доложила, что номер убран, забытых вещей не обнаружено. Галина Константиновна кивнула с удовлетворением.
— Молодец. Иди.
Светлана шла домой и думала о том, как легко стираются следы человеческих страстей в мире глянца и роскоши. Подумаешь, драма, слезы, предательство! Главное — чтобы номера сияли, а постояльцы были довольны. А что творится у них внутри… это никого не волнует. Никого, кроме нее, глупой горничной, которая таскает в кармане чужие секреты и чужое горе.
***
Прошло три дня. История с парой из «Люкса» потихоньку начинала забываться, обрастая на работе легендами и домыслами. Нина, конечно, не унималась.
— Ну что, Свет, никаких новых находок? Может, забыли колье с бриллиантами? Или завещание, где тебе оставляют весь отель? — подкалывала она, пока они вместе разбирали свежее белье.
— Угу, — откликалась Светлана, — оставили мне в наследство свою совесть. Только она, видать, бесхозная, никто за ней не приходит.
Она старалась не думать о сережке, лежавшей на дне ее сумки. Она стала для нее каким-то странным талисманом, напоминанием о том, что не все в этом мире можно вычистить и прибрать.
Однажды под вечер, когда Светлана заканчивала протирать люстры в холле отеля (это была одна из самых ненавистных ей обязанностей), к ней подошел молодой администратор в идеально сидящей форме.
— Светлана Петровна? — вежливо обратился он. — Вас просит к себе господин Соколов. В свой кабинет на верхнем этаже.
Светлана чуть не уронила бутылку с чистящим спреем. Сердце ее провалилось куда-то в пятки. Вот оно. Расплата. Мария все-таки рассказала ему об их разговоре, и теперь «вице-президент по развитию» решил «порвать ее на мелкие кусочки».
— Я… я не в форме, — растерянно прошептала она, указывая на свой пыльный фартук и платок на голове.
— Это не столь важно, — парировал администратор с ледяной улыбкой. — Вас ждут. Пожалуйста, пройдемте.
Он проводил ее к лифту, нажал код доступа на панели, и они поехали на самый верхний, недоступный для простых смертных этаж, где располагались управляющие офисы. Светлана молчала, глядя на свои отражение в блестящих дверях лифта — испуганная женщина в рабочей одежде среди всего этого блеска.
Их встретила у стойки секретаря еще одна холодно-безупречная девушка и молча проводила Светлану в огромный, похожий на зал, кабинет. Пол был устлан густым ковром, в который проваливались ноги, а из панорамных окон открывался вид на весь город. За массивным столом из красного дерева сидели трое: Виктор Соколов, выглядевший уставшим и напряженным, и двое пожилых людей, в чьей осанке и взглядах читалась такая непоколебимая уверенность, что Светлане сразу стало ясно — это и есть те самые родители.
— Войдите, Светлана Петровна, — произнесла женщина. Ее голос был тихим, но он резал слух, как тонкое лезвие. Она была одета в строгий костюм серого цвета, и ее волосы были убраны в безупречную гладкую прическу. — Садитесь.
Мужчина, ее супруг, лишь кивком указал на кресло напротив. Он изучал Светлану взглядом, каким рассматривают неисправный механизм.
Светлана, чувствуя себя мышью в лапах у кошек, медленно опустилась на край кожаного кресла. Она сжала руки на коленях, чтобы они не дрожали.
— Мы наслышаны о вашей… исключительной добросовестности, — начала женщина, которую Виктор чуть позже представил как Ирину Леонидовну, свою мать. — Вы проявили инициативу, пытаясь вернуть забытую вещь. Хотя, возможно, и несколько… неуместную.
— Я просто хотела помочь, — тихо сказала Светлана.
— Помочь? — бровь Ирины Леонидовны поползла вверх. — Или, быть может, удовлетворить собственное любопытство? Или найти себе некий… дополнительный заработок?
Светлана почувствовала, как по щекам у нее разливается жар.
— Я не шантажистка, — проговорила она, заставляя себя смотреть им в глаза. — И не любопытная старуха. Я честно работаю.
— Мы не сомневаемся, — в разговор вступил отец, Николай Иванович. Его голос был глухим и безразличным. — Но факт остается фактом. Вы стали обладательницей информации, которая не предназначена для посторонних ушей. Информации, которая может нанести ущерб репутации нашей семьи и, как следствие, бизнесу.
— Я никому ничего не рассказывала, — возразила Светлана. — Кроме своей начальницы. И то, только потому, что меня спросили.
— Очень благоразумно с вашей стороны, — сказала Ирина Леонидовна, и в ее устах это прозвучало как оскорбление. — Но, видите ли, устных заверений недостаточно. Нам нужны гарантии.
Она открыла ящик стола и извлекла оттуда длинный белый конверт. Без всяких эмоций она положила его на край стола, прямо перед Светланой.
— Это — гарантия с вашей стороны, — продолжила она. — И плата за ваше… молчание.
Светлана смотрела на конверт, не веря своим глазам.
— Что это? — глупо спросила она.
— Пятьдесят тысяч рублей, — холодно произнес Николай Иванович. — Наличными. Сумма, эквивалентная нескольким вашим месячным окладам. Вы берете эти деньги, подписываете соглашение о неразглашении любой информации, касающейся нашей семьи и произошедшего инцидента, и продолжаете спокойно работать. Мы со своей стороны гарантируем, что у вас не возникнет никаких проблем.
Светлана сидела, онемев. Она ожидала угроз, криков, увольнения. Но не этого. Не этого циничного, отточенного предложения купить ее молчание. Деньги. Всегда деньги.
— А если… если я не подпишу? — тихо спросила она.
Ирина Леонидовна тонко улыбнулась.
— Тогда, моя дорогая, мы будем вынуждены констатировать, что вы — сотрудник, нарушивший правила конфиденциальности отеля, о чем у нас есть свидетельские показания госпожи Марии. Ваше дальнейшее трудоустройство в любой приличной гостинице города окажется под большим вопросом. Более того, — она сделала паузу, чтобы ее слова возымели эффект, — мы будем преследовать вас по закону за клевету и распространение порочащих сведений, если таковая информация куда-либо просочится. Судебные издержки, уверяю вас, будут для вас неподъемными.
Светлана перевела взгляд на Виктора. Он сидел, опустив глаза, и молча вертел в руках дорогую ручку. Он не смотрел на нее. Ему было стыдно? Или он просто выполнял волю родителей?
— Виктор, — не выдержала Светлана, — а вы что думаете? Ведь это ваш ребенок.
Он вздрогнул и поднял на нее взгляд. В его глазах мелькнула паника.
— Это… это не ваше дело, — пробормотал он. — Здесь решают мои родители.
— Именно, — резко парировала Ирина Леонидовна. — Ребенка, о котором вы говорите, не существует и не должен существовать. Это досадная ошибка, которую мы собираемся исправить. И ваша задача — не мешать.
Она снова подтолкнула конверт к Светлане.
— Итак, ваше решение? Деньги и спокойная жизнь? Или… — она не договорила, но угроза повисла в воздухе.
Светлана смотрела на этот белый прямоугольник. Пятьдесят тысяч. Долги за квартиру, новая зимняя куртка для дочери, возможность отложить на непредвиденные расходы… И ее честь. Ее спокойствие. Цена ее молчания.
Она медленно подняла руку и взяла конверт. Он был тяжелым, увесистым.
Ирина Леонидовна позволила себе еще одну, чуть более широкую улыбку.
— Благоразумный выбор. Теперь подпишите, пожалуйста, этот документ.
Светлана взяла в руки протянутую ей ручку. Она смотрела на бумагу, пестреющую официальными фразами, и на конверт в своей руке. Она чувствовала на себе три пары глаз: холодные и оценивающие — родителей, и испуганно-виноватые — Виктора.
Она поставила подпись. Размашисто и неразборчиво. Ей было все равно.
— Прекрасно, — констатировал Николай Иванович. — На этом наш разговор окончен. Можете быть свободны.
Светлана встала. Ноги ее почти не слушались. Она, не глядя на них, развернулась и пошла к выходу. В руке она сжимала конверт. Он обжигал ей пальцы.
Выйдя в коридор, она прислонилась к стене, чтобы перевести дыхание. Она сделала это. Она продалась. Нет, ее купили. Купили за пятьдесят тысяч и призрачную гарантию спокойной жизни.
Она посмотрела на конверт и вдруг почувствовала тошноту. Это была не оплата. Это была цена, которую они заплатили за то, чтобы вычеркнуть из жизни еще одного человека. Нерожденного ребенка. И ее, Светлану, они купили, чтобы та молча прибрала и за этим со стороны.
— Ну что, Светлана Петровна, — прошептала она сама себе, спрятав конверт в карман, — поздравляю с прибыльной сделкой. Теперь ты не просто горничная. Теперь ты соучастница.
***
Светлана вышла из отеля через служебный выход, как всегда. Но на этот раз все было иначе. В кармане ее старой куртки лежал тот самый конверт, тяжелый и чужой, будто кусок свинца. Каждый прохожий, каждый огонек в окнах напоминал ей о том, что она только что сделала.
Она шла по вечерним улицам, не чувствуя под ногами асфальта. В ушах стоял холодный, отточенный голос Ирины Леонидовны: «Благоразумный выбор». Благоразумный? Или трусливый? Она продала свое молчание. Она подписала бумагу, которая делала ее соучастницей этого грязного дела. Ради чего? Ради денег, которые даже не пахли, а воняли страхом и цинизмом.
— Эй, тетка, смотри под ноги! — крикнул какой-то парень, когда она чуть не столкнулась с ним.
— Простите, — машинально пробормотала Светлана, даже не посмотрев на него.
Она дошла до своего двора и села на скамейку, с которой был виден свет в окне ее кухни. Там горел свет — значит, дочь уже дома. Жила ее обычная, небогатая, но честная жизнь. А она сидела здесь, с конвертом, который мог эту жизнь изменить. Или испортить.
Она достала его и снова посмотрела на белый, безликий прямоугольник. Пятьдесят тысяч. Она развязала клапан и заглянула внутрь. Аккуратные пачки пятитысячных купюр. Больше, чем она держала в руках за последние несколько лет.
— Ну вот, Света, сорвала джек-пот, — горько усмехнулась она сама себе. — Выиграла в лотерею под названием «Заткнись и не мешай богатым жить». Поздравляю.
Она представила, как завтра отнесет эти деньги в банк, закроет часть долгов за коммуналку, купит Лене те самые дубленки, о которой та мечтала. Дочь будет счастлива, будет обнимать ее и говорить «спасибо, мам!». А она будет знать, что эти объятия куплены ценой ее собственного унижения и молчаливого согласия на чудовищную подлость.
А что, если не брать? Вернуть им этот конверт, плюнуть им в их холеные лица и сказать: «Я не продаюсь!» Гордо, красиво. А потом — увольнение. Проблемы с поиском новой работы, ведь они, конечно, позаботятся о том, чтобы ее никуда не взяли. Долги, которые повиснут на ней еще тяжким грузом. Испуганные глаза дочери, которая не поймет, почему мама внезапно осталась без работы.
— Выбор между виселицей и расстрелом, — прошептала она, сжимая конверт в руках. — И никакого третьего варианта.
Она сидела так, может быть, минут двадцать, а может, час. Время словно остановилось. Она перебирала в голове все «за» и «против», но они смешивались в одну сплошную серую массу отчаяния.
Вдруг ее взгляд упал на темный силуэт детской площадки в центре двора. На качели, на горку. И ее осенило. Она снова, как тогда в номере, представила себе Марию. Но на этот раз не плачущую, не истеричную. Она представила ее через несколько месяцев. С животом. Одинокую, брошенную, с растерянными глазами. И она представила ту, другую женщину — Елену, законную жену. Что чувствовала она, узнав об измене мужа? А сам Виктор? Он просто прятался за спинами родителей, как испуганный мальчишка.
И тогда она подумала о ребенке. О том самом, которого «не существует и не должен существовать». Он уже был. Он жил. И его будущее сейчас решалось не только в кабинете у гинеколога, куда, наверняка, уже собирались отправить Марию. Оно решалось и здесь, на этой скамейке. Потому что ее молчание — это тоже выбор. Это голос в пользу того, чтобы все замести под ковер, сделать вид, что ничего не было.
Светлана медленно поднялась. Ноги были ватными, но в голове вдруг прояснилось. Она не знала, правильно ли она поступает. Она не знала, к чему это приведет. Но она поняла одну простую вещь: она не сможет жить с этим конвертом. Она не сможет смотреть в глаза дочери, зная, что купила ей подарок на деньги, которые по сути были платой за соучастие в убийстве. Да, она так это теперь воспринимала.
Она вытащила из кармана сумки свой телефон. Дрожащими пальцами она начала искать. Сначала она нашла номер отеля, потом, через меню, соединилась с администратором.
— Алло, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Это Светлана Петровна, горничная. Мне срочно нужен номер госпожи Марии, которая проживала в «Люксе» до вчерашнего дня.
— Я не могу разглашать данные гостей, — послышался вежливый, но непробиваемый голос.
— Это чрезвычайно важно! — почти взмолилась Светлана. — Передайте ей, пожалуйста, если она еще в отеле… Скажите, что ей звонит горничная Светлана. Та самая. Она поймет.
В трубке повисла пауза. Светлана слышала, как стучит ее собственное сердце.
— Минуточку, — наконец сказал администратор.
Ожидание показалось вечностью. Светлана сжимала телефон так, что пальцы побелели. Наконец, на том конце кто-то взял трубку. Тихий, усталый женский голос, который она узнала бы из тысячи.
— Алло?..
— Мария, это Светлана, горничная, — быстро начала она, боясь, что ее сейчас оборвут. — Мы говорили в коридоре… насчет той вещи…
— Что вам нужно? — голос Марии стал острым, как лезвие. — Вы пришли потребовать свои чаевые? Или ваши хозяева прислали вас еще раз все проверить?
— Нет! — резко сказала Светлана. — Я звоню, чтобы сказать… чтобы сказать, что вы не одни.
В трубке повисло гробовое молчание.
— Они приходили ко мне, — продолжала Светлана, слова вырывались из нее пулеметной очередью. — Родители Виктора. Они предложили мне деньги. Много денег. Чтобы я молчала. Я… я взяла их.
— Поздравляю, — ядовито бросила Мария.
— Но я не могу их взять! — выдохнула Светлана. И, сказав это вслух, она почувствовала, как камень падает с души. — Я не могу. Это неправильно. Они хотят, чтобы вы… чтобы вы избавились от ребенка. Они хотят купить всех и вся. Но я не хочу быть купленной. Я не хочу быть частью этого.
Мария молчала. Слышно было только ее прерывистое дыхание.
— Зачем вы мне это говорите? — наконец, тихо спросила она.
— Потому что вы должны знать, с кем имеете дело, — сказала Светлана. — Вы должны знать, что они не остановятся ни перед чем. И… и потому что вы имеете право на правду. Всякую. И вы имеете право оставить этого ребенка, если захотите. Или не оставлять. Но это должен быть ваш выбор. Не их. И уж точно не купленный за их деньги.
Она замолчала, ожидая ответа. Грохота, криков, слез. Но ничего не было. Только тишина.
— Спасибо, что позвонили, — наконец, прозвучал очень тихий, но уже без злобы голос. И связь прервалась.
Светлана опустила телефон. Она стояла одна в темном дворе, и по ее лицу текли слезы. Она не знала, что теперь будет. Завтра ее наверняка вызовут к Галине Константиновне, а потом, возможно, и в полицию за нарушение контракта. Ей придется вернуть деньги. Ей придется искать новую работу. Будут трудности, слезы, страх.
Она посмотрела на зажженное окно своей квартиры. Потом на конверт в своей руке. И она сделала первый шаг. Не к дому, а к мусорным бакам, стоявшим в углу двора. Она подошла к ним, подняла тяжелую крышку и швырнула внутрь белый конверт с деньгами. Он глухо шлепнулся о что-то внутри.
— Вот и вся ваша цена, — прошептала она, отпуская крышку.
Она вытерла слезы и направилась к подъезду. Она не знала, что ждет ее завтра. Не знала, какое решение примет Мария. Не знала, как сложится ее собственная жизнь. Но она сделала свой выбор. И сейчас, впервые за последние несколько дней, она чувствовала себя спокойно. Она была бедна, напугана, но чиста. И это было дороже любых денег.
Конец!
Понравился рассказ? Тогда поддержите автора ДОНАТОМ, нажав на черный баннер ниже
Первая часть доступна по ссылке:
Очень просим, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания! Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)