Кукушки. Глава 70.
В ленивое место всегда приходит грех, говорят старики, да и до лени ли было кокушенцам когда одно дело идёт и за собой ещё вереницу дел тащит! Вот и осень на пороге, желтит листья на березах, нагоняет тоску затяжными дождями да распутицей. Зима не за горами, того и гляди снегом да метелями пожалует. За Уралом это запросто бывало и в октябре всё уже снегом укрыто, а бывало и в январе идут дожди. Как славный денёк выдался, нохрята сразу в лес, борти обихаживают, готовят к зиме.
Если борть просторная, то на дно кладут сухой мох, который удаляли весной. Он впитывал избыточную влагу. Должею тоже утепляли мхом или пучком травы, прикрывали берестой, хорошо обвязывали. Это защищало борть и от лесных обитателей — зверей и птиц.
Были и такие бортники, что оставляли борти без каких-либо укрытий и после отбора меда в них больше не заглядывали. Такие пчёлы, вдоволь обеспеченные мёдом, распрекрасно зимовали и благополучно переносили суровые зимы, но могли и не выжить, особливо если бортю зорил медведь. Ох и охотч он был до лесного лакомства, а уж умён!
Мог отыскать бортю по направлению лёта пчел, а уж добравшись с лёгкостью её разрушал. Лакомился лесной сладкоежка не только медом, но и сытной пергой, богатых белком личинками и куколками. Кружат возле медведя разъярённые пчелы, а он знай себе лапами помахивает, охальник и только тогда, когда уж от боли становилось совсем не в мочь, спешно спускался вниз, катался по земле или бросался в воду, если таковая имелась неподалеку.
Нохрины то ли сами придумали, то ли подсказал кто, но свои борти защищали они брусом с заостренными краями, назывался он бревно-самобитка и подвешивалось на дереве на длинной веревке, мешая медведю добраться до пчел. Мохнатый пытался самобитку оттолкнуть, но не тут –то было, та возвращалась и била его по телу. Медведь вызверялся, старался оттолкнуть брус как можно дальше, но чем дальше его отбрасывал, тем сильнее он ударял зверя возращаясь на место. Тут медведь и оставлял борть.
-Держи крепче, -сердито сказал Парфений брату, который, о чем –то задумался, -не время мух считать, тёмно скоро станет, а у нас ещё конь не валялся, -торощился он, как древний старик. Братья обертывали деревья, на которых находились борти семьи гладким лубом, чтобы в случае чего медведь не смог залезть на дерево. Иные, в таких случаях, и вовсе обвязывали свои деревья небольшими березками, срубленными здесь же, вершинами вниз с заостренными стволами и ветвями. Медведь встречал на своем пути такую непреодолимую преграду и уходил.
-Чего ворчишь, как старый дед,- ответил брату Леонид, -али торопишься куда? Всякая работа неспешности требует, вот скажем к примеру, привяжем луб плохо сейчас, медведь нам спасибо за то скажет, разорит борть, а ты всё бегом да бегом! Ты вот лучше скажи-ка мне братец, подыскал себе невесту али как? До Покрова рукой подать, а там, глядишь и две свадебки сыграли бы, а? Чего брыли надул словно год пост держал?
-Есть одна примете, -неохотно ответил ему Парфений, -скажу на днях тяте, чтобы сватов засылал!
-Вот это по-нашему! –искренне обрадовался его словам брат, -покажем Кокушкам как умеют Нохрины веселиться! А кто она? Я её знаю? –спросил он.
-А вот сосватаю и узнаешь, -не пошел на контакт с братом Парфений и прикрикнул на него зло:
-Долго будешь языком чесать? То же мне жених выискался! Тяни веревку да узел вяжи покрепче, тетёха! –последнее слова он проговорил шёпотом, почти беззвучно, чтобы брат его не услышал.
Крепко задумался Семён, когда к нему один за одним, в тайне друг от друга, пришли его сыновья. Молча выслушал и того и другого, сватов желали юнцы отправить к своим девицам, только вот незадача, девица-то одна на двоих оказалась!
-Что мать делать станем? –спросил он у Феши, когда остались они в избе вдвоем. Люба Манефа и обеим сыновьям нашим, -сказал он, подавая пестерь, в котором хранила она всё для рукоделия.
-Что поделать, видать судьба у них такая, одному мужем стать, а другому с жердью по деревне пройти, -спокойно ответила она ему, открывая корзину, -только, боюсь, до добра это не доведет. Не простит Парфенка брата-то! Видится мне, что Манефе Ленечка люб, всё и обжимаются по углам, словно и не видит их никто, -тихонечко засмеялась она, вспомнив свою юность.
Дело в том, что в Кокушках невеста при сватовстве могла и отказать сватам. Редко это было, всё же супруги подбирались друг другу родителями, но в таком случае получал жених в руки жердину с привязанной к ней тряпичной куклой и уходил со сватовства несолоно хлебавши.
-Завтра к наставнику идём, -продолжила она, -там и совета испросим, как поступить нам с сыновьями нашими, -сказала она, расстилая на убранном столе ткань для будущей рубахи.
-Пойди, воды коровам налей, или парней отправь, -попросила она мужа, -да не ломай зазря голову, Бог рассудит.
Прежде чем отправлять сватов родители жениха обязательно должны были переговорить с наставником, посоветоваться о родстве жениха и невесты. В Кокушках строго-настрого было запрещено вступать в брак с родственниками по женской линии до 4 колена, по мужской линии до 7 колена. Обмануть никого не удастся, ведь следили за этим очень строго. Кроме того, даже сваты считались родственниками, запрет распространялся и на них. Наставник определял день сватовства. Среда, пятница и воскресенье в счет не шли, эти дни были не для этого дела.
-Не в простую ситуацию ты попал, Семён Ксенофонтович, -сказал ему наставник общины, -два сватовства разоренье сплошное, да к одной девице, не слыханное дело!
-Одинаково любы мне и Леонид и Парфений, одной ложкой выкормлены, одинаковое мастерство из моих рук получившие. Тяжелое решение мне предстоит принять, одного выбрать. Что посоветуешь, наставник? –спросил Семён.
-Тройня у тебя? –спросил тот, -прости, запямятовал, тройня и есть. Первым-то парень родился? Семён согласно кивнул в ответ.
-Леонид, -сказал он.
-Вот и славно, -продолжил наставник, -значит он старший, ему сватов и засылать, -вторым кто на свет появился?
-Парфений, за ним Емилия, -ответил Семён.
-Вот тебе и очередность. Парни женятся один за другим, потом дочь из дома выпорхнет.
-Так они по одной девице сохнут, -возразил ему Семён.
-Так на сватовстве всё и решится, кому девка жердь вынесет, у того судьба такая, пусть иную ищет, мало ли в деревне нашей девок-то? Уж много ты воли сынам своим дал Семён Ксенофонтович, нехорошо это, разве могут оне решать с кем жить им дальше? Завсегда невест женихам родители выбирали и ничего славно те жили, благостно. Молитесь с Феоктистою за детей своих да помните, отца и матери на всю жизнь не хватит, придется им своим умом жить когда-то. А теперь ступай, готовьтесь к сватовству-то, а уж я молельню готовить стану, чую много нынче свадеб в Кокушках будет.
Так и решил Семен и решение своё до детей донёс, первым сватов засылает Леонид, потом Парфений, и будут ждать все они сватов для Емилии. Парфений и обиделся если, то обиду скрыл кривоватой улыбкой, втайне надеясь, что Манефа, которой он тоже оказывал на вечерках знаки внимания, откажет брату.
Разнаряженные сваты подъехали к дому Манефы на телеге, запряженной лошадью с бубенцами и лентами в гриве.
-Сваты! Сваты идут! –вбежала в избу маленькая сестренка девушки, тут же заскочив на полати, чтобы не пропустить ничего из того, что будет сейчас происходить здесь.
-От кого хоть сваты-то, оглашённая –крикнула ей вслед мать Манефы, спешно поправляя нарядные монисто на шее, сегодня это были не первые гости и жердь, которую накануне ладила её дочь с подругами уже нашла своего хозяина.
-Нохрины! –ответила ей малышка, а Манефы, сидевшей на скамье у печи, гулко застучало сердце, прорываясь сквозь густой румянец, выступивший на её лице.
-Хоть бы Ленечка сватов прислал, -молилась она про себя, зная, что брат его тоже вознамерился взять её в жены. Нет-нет, да пересекались их пути –дорожки, но и тогда старалась девушка избежать с ним разговора, да и повода для любви его никакого не давала, так сердце было занято Леонидом. А уж когда у колодца Парфений её поймал и сказал сухим, злым голосом, мол жди сватов моих, то и вовсе бояться его начала, словно татя какого.
-У вас товар, у нас купец, -традиционно начал сватовство сват Нохриных, усевшись на скамью, предусмотрительно поставленную хозяевами дома под матицей. Семён и Парфений, сели от него по разные стороны. Емилия, приехавшая со сватами присела на скамью к подруге, крепко сжав её ладошку в своей. Беседа плыла плавно, с соблюдением всех знакомых с детства ритуалов. Манефа тут же успокоилась, поняв, что сваты пришли от Леонида, но волнение нет-нет да содрогало тело девушки крупной дрожью ведь и Парфений был здесь, а ну, как выкинет какую-нибудь шутку?
-Что ж, дочь моя, -спросил её отец, -согласны ли ты, душа моя стать женою Леонида Семёновича?
-Согласна, тятя, -еле выговорила девушка, которою вдруг перестали слушаться губы.
-Не слышу что-то, -переспросил её Семён, пристально глядя на неё.
-Согласна, -чуть тверже и громче повторила девушка и все вокруг зашевелились, заулыбались, словно её согласие растопило толстый лёд на реке.
-Что ж, пора и о подъёмных поговорить, Семён Ксенофонтович, -увлек его в угол хозяин дома, пока сват отправился за Леонидом и Феоктистой, а женщины принялись накрывать на стол. Подъёмные, это некие расходы, которые, как правило целиком расходовались на свадебный пир и на покупку различных вещей для невесты. Хоть и водились за душой Семёна сбережения, а всё ж торговался, не уступая отцу невесты, всё как отцами и дедами их положено было. Вскоре прибыл Леонид, красный, как кумач, неловкий, словно только что родившийся телёнок. Растерялся, потерялся, но подхваченный всеобщим возбуждением тут же влился в торжество.
-А Парфений где? –спросила у дочери, присевшей рядом с ней за столом мать, -отчего его здесь нет?
-Как сват, матушка, за вами с Лёней уехал, он тут же собрался и ушел, -доложила ей Емилия.
-И куда же?
-А мне не доложился он, матушка, -Емилия и впрямь не знала куда подался братец, который, по её мнению, вот уже несколько дней ходил как в воду опущенный.
-Помолимся, -призвал всех хозяин дома и все повернулись на красный угол крестясь и шепча молитву. Молитва одна, но думы у всех разные. Молилась Манефа, чтобы сложилась её семейная жизнь счастливо, чтобы одарил Бог их с Леонидом здоровыми детками. Просила Феоктиста за своего сына Парфения, о котором болело сердце. Молился Семён о том, что принял он правильное решение последовав совету наставника. Просила суженного себе Емилия. Лечила молитва, лелеяла, укрывала мягким облаком растревоженные людские души, настраивала на добрый лад, давая надежду на будущее.