Конверт пустой. Лена переворачивает коробку из-под обуви, трясёт её — может, хоть одна купюра застряла между картонками. Ничего. Только пыль и её собственный список материалов, свёрнутый трубочкой.
Сто сорок восемь тысяч рублей. Два года она их собирала. По тысяче, по две. Отказывала себе в такси, в кофе на вынос, в этих дурацких роллах, которые Игорь вечно хотел заказать. «На ванную откладываю», — повторяла она себе каждый раз, когда рука тянулась к кошельку.
А теперь вот сидит на полу в спальне и смотрит на пустую коробку.
К сто сорока восьми Лена уже привыкла: у неё всё разложено по местам. Полотенца в нижнем ящике комода, документы в серванте, а мечты о нормальной ванной — под кроватью в коробке из-под ботинок. Там лежал конверт с деньгами, каталог с плиткой и записанный телефон бригадира.
Квартира досталась от родителей ещё до замужества. Двушка, ремонт делался в девяностых. В комнате Лена кое-как переклеила обои, а вот до ванной руки не дошли. Там всё по-прежнему страшное: плитка отваливается, швы чёрные, чугунная ванна ржавая.
Муж её, Игорь, к этому относится спокойно: — Не разваливается же. Зато моя мама смотрится в свои годы на все сто. Видела, как она за собой следит?
Про маму он говорит постоянно. Галина Павловна живёт в соседнем районе, и свой семидесятилетний юбилей обсуждает уже полгода. Меню, платье, гостей.
— Я маму хочу по-человечески отметить, — мечтательно говорит Игорь. — Чтоб все ахнули. Не хуже, чем в ресторане.
Лена кивает и про себя считает: «Ванна, раковина, плитка, работа — тысяч восемьдесят выйдет. Ещё немного накоплю, к маю можно начинать».
Однажды вечером она сидит на кухне с блокнотом. Водит ручкой по цифрам: — Если в этом месяце ничего лишнего, в мае уже рабочих вызову. Лампочку новую возьму, шкафчик, смеситель. Один раз в жизни для себя делаю.
— Опять со своими цифрами, — Игорь застёгивает рубашку. — Лучше подумай, что маме подарим. Юбилей всё-таки.
— У вас же вся родня скидывается. Мы тоже положим, конечно.
— Разберёмся, — машет он рукой.
На «разберёмся» Лена давно не ведётся. Поэтому конверт убирает под пачку простыней, подальше. И обещает себе: никто туда не лезет, пока рабочие не придут.
В тот день она возвращается с работы довольная — бригадир обещал вечером позвонить насчёт даты. В сумке лежит бумажка с его реквизитами для предоплаты.
Открывает дверь и сразу слышит голос Игоря. Громкий, весёлый: — Да, мам, конечно, будет музыка живая. Я ж не жмот какой-нибудь. Ведущий такой, огонь. Ты звезда вечера будешь.
Лена замирает в коридоре. Пальто не снимает. Слушает.
— Что значит «дорого»? Мама, юбилей раз в жизни. Мы шиканём, — смеётся Игорь.
Он выходит на кухню с телефоном у уха и только тут её замечает. Подмигивает: — Вот, Лена пришла. Мы решили, что делаем всё по высшему разряду.
Лена ставит сумку на стул. Снимает пальто. Движения медленные.
— Что именно вы решили, Игорь?
Он прикрывает трубку: — Потом расскажу, — шепчет и снова в телефон: — Мам, не переживай, всё под контролем.
Она не перебивает. Наливает воды, делает глоток. Ждёт.
Через пару минут он откидывается на спинку стула: — Ну, слушай, какая площадка! Банкетный зал, люстры, сцена. Меню как в кино. Я маме праздник устраиваю.
— За чей счёт этот праздник? — спрашивает Лена.
Игорь моргает: — Лен, ну не начинай. У нас же есть деньги. Ты сама говорила, что копим. День настал, только не чёрный, а золотой.
В голове у Лены на секунду пусто. А потом всплывают картинки: каталог с плиткой, телефон бригадира, новый смеситель, который она почти выбрала в интернете, старая ржавая труба.
— Какие деньги ты взял, Игорь?
Он отводит глаза: — Ну, те, что под кроватью лежали. И со вклада в банке. Ничего страшного. Заработаем, отложим ещё.
Лена встаёт. За двадцать лет брака она заметила: его «заработаем» всегда означает «когда-нибудь потом, само как-нибудь».
Она идёт в комнату. Достаёт коробку из-под кровати. Пусто. Конверта нет.
Садится на край кровати. Не плачет. Просто смотрит в пустую коробку.
Потом резко встаёт. Тянется к антресоли, достаёт его чемодан. Тот самый, дорожный, с облезлой наклейкой. Чемодан падает на кровать с глухим стуком.
Игорь подходит к двери: — Ты чего там?
— Ремонт отменяется, — говорит Лена. — Освобождаю место.
Она открывает шкаф и начинает снимать с вешалок его рубашки. Складывает быстро, без привычной аккуратности. Потом джинсы, свитера. Футболки запихивает как есть. Пять минут — и всё упаковано.
Игорь хватает её за локоть: — Ты что делаешь?!
— Собираю тебя к маме на постоянную прописку, — отвечает она. — У неё юбилей, у неё банкет. Там и живи.
— Ты с ума сошла! Из-за какой-то ванной!
Лена кладёт сверху его бритву и блокнот с надписью «Мои идеи». Застёгивает молнию. Выкатывает чемодан в коридор.
— Ключи оставь на тумбочке.
— Ты серьёзно?! Я же для семьи старался! Чтоб не стыдно было!
— Ты старался для мамы, — говорит Лена. — Иди, Игорь.
Он ещё минуту топчется, что-то обещает про «всё вернём». Но чемодан уже в его руках, кроссовки на ногах. Дверь захлопывается.
В квартире становится тихо.
Лена стоит в коридоре, прислушивается к себе. Потом разворачивается к ванной.
— Ремонт будет, — говорит она в пустоту. — Обязательно будет.
Утром она идёт в банк. Электронный талончик, очередь. Плакаты вокруг про «мечту в рассрочку». Её мечта не Турция и не машина. Её мечта — чтоб вода текла куда надо и нигде не капало.
— Кредитная карта на ремонт, — говорит она девушке за столом. — Тысяч восемьдесят нужно.
— Ставка тринадцать процентов годовых, оформим на два года?
— Давайте.
Оформление занимает полчаса. Меньше, чем вчера ушло на сбор чемодана.
Из банка Лена выходит с пластиковой картой в кошельке. Чужие деньги, но решение её.
На следующий день приезжают рабочие. Высокий с рулеткой и молодой с блокнотом. Щёлкают замерами, смотрят трубы: — Тут всё сносить придётся. Но сделаем красоту.
Лена стоит в дверях и кивает. Впервые за долгое время она не видит облезлую плитку — она видит то, что будет вместо.
Неделю в квартире грохот, запах цемента, голые стены. Лена ходит между вёдрами, как по минному полю, но внутри почему-то легко.
Параллельно она едет в МФЦ, подаёт на развод. Очереди, бумаги. Сотрудница смотрит поверх очков: — Причина?
— Разные приоритеты, — отвечает Лена.
Сотрудница кивает — такое она слышит каждый день.
Через три месяца они с Игорем сидят в зале суда. Стол, судья, юрист. Игорь мрачный, без фирменной улыбки. Костюм на нём сидит как с чужого плеча.
Судья зачитывает документы сухим голосом. Квартира — добрачная собственность Лены, тут вопросов нет. Но кредит оформлен в браке.
— Обязательства по кредиту делятся пополам, — произносит судья.
Игорь вскидывает голову: — Ваша честь, но ремонт в её квартире! Я там даже не живу!
Юрист Лены чётко вставляет: — Средства потрачены на нужды семьи до расторжения брака.
Судья кивает. Игорь бормочет что-то про «несправедливо», но бумаги подписываются.
На выходе он догоняет Лену: — То есть я за твою плитку плачу?!
— Ты платишь за своё решение, — спокойно отвечает она. — Ты выбрал банкет для мамы. Я выбрала ванную для себя. Закон посчитал по-своему.
Он хочет что-то добавить, но слова застревают. Шутки про «шиканём» здесь не работают.
Лена спускается по лестнице. Сумка на плече больше не кажется тяжёлой.
Дома её встречает новая ванная. Белая плитка, ровные швы, блестящий смеситель. Никакой роскоши — просто чисто и аккуратно.
Она включает воду. Слушает ровный шум. Снимает тапки и ставит босую ногу на тёплый сухой пол.
В зеркале над раковиной отражается женщина, которая больше не ждёт. Не ждёт, когда кто-то подумает о её удобстве. Не ждёт «разберёмся потом». Не ждёт чуда.
Она просто взяла и сделала. Заплатила за это сама — и деньгами, и двадцатью годами брака, и половиной долга по кредиту.
Лена проводит рукой по гладкой плитке. Холодная, ровная, настоящая.
Её.