Вена. 2 марта 1998 года. Сырой понедельник, воздух ещё не успел прогреться после ночного заморозка. Десятилетняя Наташа Кампуш идёт по улицам района Донауштадт с рюкзаком за спиной, в пальто, чуть великоватом для её роста. Сегодня особенный день. После долгих уговоров мать наконец разрешила ей идти в школу одной. Маленькая победа, которой ребёнок гордится.
На повороте её внимание привлекает белый фургон. Мужчина у капота. Обычный, ничем не примечательный. Короткие волосы, куртка, взгляд, который будто скользит мимо. Но что-то в нём тревожит. Наташа не понимает почему, просто ускоряет шаг. А потом — резкий рывок. Воздух исчезает. Рука на лице. Мир сжимается до темноты и запаха машинного масла.
Так заканчивается её утро и начинается новый отсчёт. В подвале, где нет ни звука, ни света.
Дом, который не был раем
В 1988 году в Вене родилась девочка. Её родители, Людвиг Кох и Бригитта Сирни, были обычными людьми рабочего класса. Отец — пекарь. Мать — швея. Жили они в районе Донауштадт, в скромной квартире.
Наташа росла между двумя мирами. Когда родители были вместе, дом наполнялся криками. Когда они расстались, дом наполнился тишиной. Но эта тишина была тяжёлой, плотной. В книге «3096 дней» Наташа пишет об этом без прикрас. Она помнит шлепки. Помнит, как мать срывалась на крик. Помнит, как однажды подумала о том, чтобы выпрыгнуть из окна, потому что казалось, что так будет проще. Ей было девять лет.
Но она не превращает своих родителей в монстров. Она не даёт читателю удобного объяснения: "Видите? Дома было так плохо, что подвал показался спасением". Нет. Дома было сложно, болезненно, напряжённо. Но это был её дом. Её мир. И она хотела из него выйти, но не так, как случилось.
Утро, изменившее ее жизнь
2 марта 1998 года выдалось холодным. Наташа проснулась рано, оделась и вышла из дома. Ей было десять лет, и это был особенный день: впервые мать разрешила ей идти в школу одной. Наташа долго добивалась этого права. Ей хотелось быть самостоятельной, взрослой, свободной.
Она шла по знакомой улице в районе Донауштадт. Мимо неё проехал белый фургон марки Mercedes. Ничего необычного. Вена — большой город, фургоны ездят постоянно. Но фургон остановился. Из него вышел мужчина. Высокий, худой, с тёмными волосами. Он обратился к девочке. Что именно он сказал — неизвестно. Наташа не помнит точных слов. Она помнит только, что в какой-то момент оказалась в фургоне. Дверь закрылась. Мир снаружи исчез.
Всё произошло за несколько секунд.
Полиция начала поиски немедленно: проверяли машин, допрашивали сотни людей, составляли профили подозреваемых. И в какой-то момент они даже остановили белый Mercedes, которым управлял похититель. Они осмотрели машину, поговорили с ним и отпустили. Потому что мужчина был вежлив, спокоен.Он ничем не выделялся, обычный технический специалист, живёт в тихом пригороде Штрассхоф-ан-дер-Нордбан, в 25 километрах от Вены. У него хорошая репутация. Никаких судимостей. Ничего подозрительного.
Наташа узнала об этом много лет спустя. Она прочитала отчёты следствия и поняла: её могли спасти. В первые дни. В первые недели. Но система не сработала. Просто полицейские искали "преступника", а видели перед собой "обычного человека". В книге она пишет об этом сухо, почти без эмоций. Но между строк читается вопрос, который не даёт ей покоя до сих пор: что, если бы тогда полицейские были чуть более внимательны?
Восемь квадратных метров
Подвал под гаражом дома в Штрассхоф-ан-дер-Нордбан был построен заранее. Он готовился: звукоизоляция, металлическая дверь, люк, спрятанный за шкафом, искусственная вентиляция. Всё продумано. Всё рассчитано.
Комната размером примерно восемь квадратных метров. Без окон. Белые стены. Голая лампочка под потолком. Матрас на полу. Ведро в углу. Первые месяцы Наташа вообще не выходила наверх. Она проводила дни и ночи в этой комнате, слушая, как где-то над головой ходит человек. Как открываются и закрываются двери. Как работает телевизор. Звуки обычной жизни, до которых невозможно дотянуться.
Приклопиль приходил регулярно. Приносил еду — мало, скудно. Иногда забывал. Наташа помнит, как однажды он не появлялся три дня. Она думала, что умрёт от голода, но он вернулся. Это был метод контроля. Когда она теряла вес, он говорил: «Видишь? Ты ничего не стоишь. Ты исчезаешь».
Он бил её. Не каждый день, но достаточно часто, чтобы она запомнила это навсегда. Бил за шум. За попытки кричать. За непослушание.
Он заставлял её работать. Убирать дом. Мыть полы. Стирать его одежду. Иногда девочка помогала ему в ремонте. Она была не только пленницей. Она была бесплатной рабочей силой.
Было и насилие, но Наташа не описывает его подробно ни в книге, ни в интервью. Она говорит только: «Это было. Это часть истории. Но я не буду превращать это в спектакль для читателей». Это её право. Общество хочет знать всё. Хочет подробностей. Хочет «доказательств». Но Наташа ставит границу: вы получите столько, сколько я готова дать. Остальное — моё.
Человек, которого нельзя свести к слову "монстр"
Вольфганг Приклопиль родился в 1962 году. Рос в неблагополучной семье: отец пил, а мать била. В школе его травили. Он был замкнутым, странноватым ребёнком, который рос в мире, где никто не хотел его понимать.
Взрослым он стал техническим специалистом. Работал с электроникой, хорошо разбирался в механике. Жил один в доме, доставшемся ему от матери. Почти не общался с соседями. Вёл тихую, незаметную жизнь и при этом годами строил подземную тюрьму.
Наташа пишет о нём в книге странно. Не как о демоне, не как о «чудовище в человеческом обличье». Она пишет о нём как о человеке сложном, больном, опасном. Но человеке. Он мог быть добрым. Иногда приносил ей книги. Разрешал смотреть телевизор. Покупал новую одежду. В такие моменты он вёл себя почти как отец. Почти.
Он мог быть жестоким. Угрожал взорвать дом, если она попытается сбежать. Говорил, что окна и двери заминированы. Держал под рукой оружие. Повторял снова и снова: «Тебя никто не ищет. Ты никому не нужна. Ты ничего не стоишь». Он хотел, чтобы она зависела от него. Полностью. Чтобы он был её единственным миром.
И в этом была его ошибка. Потому что Наташа отказалась стать тем, кем он хотел её видеть.
Как не исчезнуть в четырёх стенах
Наташа Кампуш выжила, потому что боролась. Каждый день. Каждую минуту. Борьба шла не только физическая, она боролась умом.
Первое правило выживания: не забыть, кто ты. Наташа повторяла про себя своё имя. Вспоминала лица родителей. Воспроизводила в памяти дорогу из дома в школу. Удерживала в голове карту мира, в котором она когда-то жила.
Второе правило: сопротивляться, даже если это выглядит мелко. Она спорила с Приклопилем. Отказывалась выполнять некоторые приказы. Пыталась шуметь, когда слышала шаги над головой, вдруг кто-то услышит.
Третье правило: учиться. Наташа читала всё, что попадалось под руку. Смотрела образовательные программы по телевизору. Пыталась не отставать от школьной программы, хотя понимала: в школу она, возможно, больше никогда не вернётся.
Четвёртое правило: мечтать о будущем. Она говорила себе: когда-нибудь я выйду отсюда. И когда это случится, я расскажу миру, что со мной произошло. Я не дам им забыть меня.
Это была сделка с самой собой. Внутренний контракт. «Я переживу это. Любой ценой. Потому что моя история должна быть рассказана». Психологи позже назовут это «стратегией выживания». Наташа называет это иначе: «Я просто не хотела, чтобы он выиграл».
23 августа 2006 года: побег
Прошло восемь лет. Наташе восемнадцать. Она уже давно не та десятилетняя девочка, что оказалась в фургоне. Она выросла в подвале. Физически и психологически. Приклопиль стал выпускать её наверх, в сад. Не всегда, не надолго, но достаточно, чтобы она могла видеть солнце. Дышать свежим воздухом. Чувствовать траву под ногами.
Это была его ошибка.
23 августа он попросил её помочь с уборкой. Пропылесосить фургон во дворе. Наташа взяла пылесос, вышла на улицу. Приклопиль стоял рядом, контролировал, он всегда так делал, не оставлял девушку одну ни на минуту.
Зазвонил телефон. Приклопиль отошёл на несколько метров, чтобы ответить. Наташа оставила работающий пылесос и побежала.
Она бежала через соседские участки. Кричала. Стучала в двери. Большинство людей не открывали. Кто-то выглянул в окно и снова закрыл шторы. Кто-то просто не услышал. Наконец одна пожилая женщина открыла дверь. Наташа ворвалась внутрь и закричала:
— Вызовите полицию! Я Наташа Кампуш!
Женщина не поверила сразу. Но всё-таки позвонила.
Через несколько часов Вольфганг Приклопиль бросился под поезд. Он знал, что всё кончено. Он выбрал смерть. И тем самым лишил Наташу возможности задать ему вопросы, на которые она до сих пор не знает ответов.
Почему именно я? Что ты хотел получить? Ты хоть раз пожалел о том, что сделал? Эти вопросы остались без ответа.
Свобода тоже ловушка
Наташа думала, что самое страшное позади. Она ошибалась. Когда полиция привезла её в участок, начался медийный ад. Журналисты осаждали здание, камеры, микрофоны. Вопросы, вопросы, вопросы. Каждый хотел кусочек её истории. Каждый считал, что имеет право знать всё.
Прошла неделя. Наташа дала пресс-конференцию. Сказала коротко:
Я не буду отвечать на вопросы о насилии. Это моё право. Я не обязана рассказывать вам всё.
Это вызвало шок. Как это «не обязана»? Общество спасло её, теперь она должна отчитаться! Но Наташа стояла на своём. Она понимала: если сейчас уступить, её история перестанет быть её собственной. Она станет общественным достоянием. Товаром.
Параллельно началось расследование. Проверяли, не было ли у Приклопиля сообщников. Не помогал ли ему кто-то. Не знала ли мать Наташи о её местонахождении.
Да, были люди, которые подозревали Бригитту. Мол, она плохая мать. Мол, может, она сама отдала дочь. Может, ей было выгодно. Это был абсурд. Болезненный, оскорбительный абсурд. Но он показал, как работает общественное сознание: всегда нужен виноватый. Если не Приклопиль (он мёртв), то кто-то другой. Мать подойдёт.
Наташа защищала мать публично. Говорила: «Она не виновата. Никто не виноват, кроме одного человека. И он мёртв». Но слухи не утихали. Их подпитывали таблоиды, жаждущие сенсаций. И тогда Наташа приняла решение: она напишет книгу. Сама. Своими словами. Без посредников.
«3096 дней»
Книга вышла в 2010 году. Соавторами стали журналистки Хайке Гронемайер и Коринной Мильборн. Но голос в книге только один.
Структура проста: детство, похищение, годы в подвале, побег, жизнь после. Никаких художественных украшений. Только факты и чувства.
Язык книги сдержанный. Девушка не пытается вызвать жалость, не пытается шокировать, она просто рассказывает. Но именно эта сдержанность делает текст ильным.
Книга стала бестселлером. Её перевели на десятки языков. Читали миллионы, однако не все поняли, что они читают. Многие восприняли «3096 дней» как очередную «историю ужасов». Ещё одну книжку про страдания, которую приятно читать перед сном, чтобы почувствовать: «Слава богу, со мной такого не случилось».
Она говорила: «Да, я испытываю сложные чувства к Приклопилю. Да, иногда мне его жаль. Нет, это не стокгольмский синдром. Это просто человеческое».
И вот тут начался скандал.
Жертва, которая не вписывается в схему
После выхода книги Наташа дала несколько интервью. В одном из них сказала:
Когда я узнала, что он мёртв, я почувствовала… потерю. Часть меня исчезла вместе с ним.
Реакция была мгновенной. «Она что, его любила?!» «Стокгольмский синдром!» «Она ненормальная!». Девушка попыталась объяснить. Она сказала: восемь лет этот человек был центром её вселенной. Он был её мучителем, тюремщиком, но также и единственным человеком, с которым она общалась. Её мир вращался вокруг него. И когда он исчез, часть этого мира исчезла. Это не любовь. Это травматическая связь. Это сложно.
Ещё она сказала, что зажгла свечу в морге, где лежало тело Приклопиля. Это вызвало новую волну возмущения. «Как она могла?!» «Она оскорбляет всех жертв насилия!» «Она его защищает!»
Общество этого не приняло. Потому что обществу нужна простая схема. Монстр — плохой. Жертва — хорошая. Монстр умер — жертва радуется. А Наташа Кампуш разрушила эту схему. Она показала, что реальность грязная.
Вторая жизнь: попытка стать автором, а не героиней
После книги Наташа попыталась построить новую жизнь. Разрушить установку в обществе: не как «та самая девочка из подвала», а как обычный человек.
В 2008 году она начала вести собственное ток-шоу на австрийском канале Puls 4. Называлось оно «Наташа Кампуш встречает» («Natascha Kampusch trifft»). Она приглашала гостей, брала интервью, обсуждала социальные темы. Это была попытка перевернуть сценарий. Она хотела быть той, кто задаёт вопросы. А не той, кому их задают. Шоу просуществовало недолго. Рейтинги были средние.
Параллельно она занялась домом в Штрассхоф-ан-дер-Нордбан. Тем самым домом, под которым восемь лет был её подвал. Когда Приклопиль умер, дом должен был перейти к его наследникам. Но Наташа подала иск. Она требовала компенсации за годы принудительного труда и суд встал на её сторону. Дом отошёл ей.
Что делать с этим местом? Снести? Превратить в музей? Продать?
Наташа выбрала странный путь. Она оставила дом, но засыпала подвал. Заполнила бетоном. Чтобы никто больше не мог туда войти. Чтобы это место перестало быть «достопримечательностью ужаса».
Эпилог: девочка, которая выиграла
Прошло почти двадцать лет с момента побега. Наташе сейчас за тридцать. Она живёт в Вене, иногда даёт интервью. Сегодня Наташа Кампуш — это не «девочка из подвала». Это женщина, которая отказалась быть объектом чужих нарративов. Которая взяла свою историю в свои руки. Которая сказала: «Моя жизнь. Мои правила. Мой голос».
Общество до сих пор не может её простить за это. До сих пор всплывают статьи, где её называют «странной», «неблагодарной», «с синдромом». До сих пор находятся те, кто считает, что она должна им объяснений, подробностей.
Но Наташа больше не объясняется. Она просто живёт.
История Наташи не уникальна. Сложно осознать и принять, что таких случаев множество. Еще труднее смириться с тем, что многие из них останутся неизвестными. В Telegram я сделала подборку историй, которые стали самыми страшными для меня.