Запах свежей выпечки с корицей и ванилью, казалось, пропитал даже шторы в гостиной, но этот уютный аромат никак не мог заглушить тревогу, висевшую в воздухе тяжелым, наэлектризованным облаком. Елена в третий раз протерла и без того идеально чистое зеркало в прихожей, придирчиво вглядываясь в свое отражение. Уставшие глаза, выбившаяся прядь русых волос, плотно сжатые губы. Ей было тридцать восемь, но сегодня она чувствовала себя провинившейся школьницей, ожидающей вызова к директору.
— Лен, ну хватит уже тереть, до дыр протрешь, — голос Сергея, мужа, звучал глухо и немного раздраженно. Он сидел на кухне, крутил в руках пустую кружку и нервно дергал ногой.
Елена отложила тряпку и посмотрела на мужа. Сергей был хорошим человеком, добрым, но когда дело касалось его родителей, он превращался в безвольный кисель. Виктор Петрович и Галина Ивановна обладали удивительной способностью заполнять собой все пространство, вытесняя кислород и здравый смысл.
— Они приедут с минуты на минуту, Сережа. Ты же знаешь отца. Если он увидит пылинку, лекция о том, какая я нерадивая хозяйка, затянется на час. А я сегодня не в ресурсе это слушать.
— Да ладно тебе, — отмахнулся муж, хотя сам побледнел, услышав звук подъезжающего лифта. — Они просто хотят посмотреть, как мы устроились. Все-таки полгода прошло после переезда, а они ни разу не были. Обижаются.
Елена промолчала. Обижаются они не потому, что скучали по сыну, а потому, что потеряли над ним контроль. Раньше, когда молодая семья жила в «хрущевке», принадлежащей Виктору Петровичу, свекор наведывался туда как комендант общежития: со своим ключом, без звонка, в любое время суток. Он мог прийти в семь утра в воскресенье, чтобы проверить счетчики, или явиться вечером, чтобы переставить мебель по своему вкусу.
Переезд в новую, просторную трехкомнатную квартиру в хорошем районе стал для Елены глотком свободы. Но для свекров это стало красной тряпкой. Они никак не могли понять, откуда у сына, простого инженера, и невестки, работающей в архиве, появились деньги на такое жилье без ипотеки. Сергей туманно объяснял, что «накопили» и «повезло с вариантом», стараясь обходить острые углы. Елена просила его сказать правду сразу, но муж боялся зависти и нравоучений. «Меньше знают — крепче спят», — говорил он. И вот теперь эта тайна грозила обернуться катастрофой.
Звонок в дверь прорезал тишину резко, требовательно. Так звонят не гости, так звонит полиция или хозяева жизни.
Сергей вскочил, чуть не опрокинув стул, и побежал открывать. Елена глубоко вздохнула, натянула на лицо дежурную улыбку и пошла следом.
В прихожую, отдуваясь и громко топая, ввалился Виктор Петрович. Это был грузный мужчина с красным лицом и вечно недовольным выражением глаз под кустистыми бровями. Следом семенила Галина Ивановна, маленькая, юркая женщина с поджатыми губами, державшая в руках сумку с банками — неизменный атрибут их визитов, символизирующий «родительскую помощь», от которой нельзя отказаться.
— Ну, здорово, хозяева! — пробасил свекор, не разуваясь и проходя сразу на паркет в грязных ботинках. — Долго открываете. Прятали кого? Или бардак убирали?
— Здравствуй, папа, здравствуй, мама, — Сергей суетился, пытаясь помочь отцу снять пальто, но тот отмахнулся.
— Сам справлюсь, не дряхлый еще. Тапочки где? Или у вас тут по-европейски, босиком ходят?
— Вот тапочки, Виктор Петрович, — Елена поставила перед ним пару. — Здравствуйте.
Свекор глянул на нее как на пустое место, буркнул что-то неразборчивое и начал осматриваться. Его взгляд был цепким, оценивающим. Он словно сканировал стены, потолок, дорогую плитку на полу, пытаясь подсчитать стоимость каждого квадратного сантиметра.
— Ну-ну, — протянул он, заходя в гостиную. — Хоромы. Ничего не скажешь. И люстра хрустальная, и диван кожаный. Галя, ты глянь! А говорили — денег нет, денег нет... Вруны.
Галина Ивановна уже была на кухне. Елена слышала, как та гремит крышками кастрюль — проводила ревизию.
— Ой, Лена, а борщ-то у тебя жидковат, — донесся голос свекрови. — И плита какая-то мудреная, индукционная? Электричество жрет небось немерено. Сережа, сколько за свет платите?
— Мам, ну пойдемте за стол, — попытался перевести тему Сергей. — Лена пирог испекла, мясо запекла...
Застолье началось напряженно. Виктор Петрович ел жадно, но с таким видом, будто делал одолжение. Он накладывал себе огромные куски мяса, критиковал соус, требовал хлеба, хотя хлебница стояла перед ним. Елена сидела молча, едва притрагиваясь к еде. Она чувствовала: буря надвигается. Свекор не просто так приехал с инспекцией. Ему что-то было нужно.
— А ничего так квартирка, — наконец, отодвинув тарелку, заявил Виктор Петрович, вытирая усы салфеткой. — Просторная. Три комнаты, да? Спальня, детская... А третья что? Кабинет?
— Вроде того, — кивнул Сергей. — Я там работаю иногда, когда проекты домой беру.
— Жирно живете, — хмыкнул отец. — Кабинеты у них. У людей по трое детей в одной комнате ютятся, а тут... Короче, Серега, дело есть.
Елена напряглась. Вот оно.
— Какое дело, пап?
Виктор Петрович достал из кармана зубочистку и начал ковыряться в зубах, глядя на сына с прищуром.
— Племянник твой, Колька, двоюродный, помнишь? Сестры моей внук. Поступил в институт здесь, в городе. Общежитие не дали, мест нет. Снимать — дорого, у них в деревне каждая копейка на счету. Так что мы с матерью посоветовались и решили: поживет он у вас.
У Елены перехватило дыхание. Колька. Она видела его один раз — наглый, избалованный детина, который в свои девятнадцать лет считал, что мир крутится вокруг него.
— Пап, но... как? — Сергей растерянно посмотрел на Елену. — У нас же не гостиница. Мы привыкли одни...
— Привыкли они! — рявкнул свекор, ударив ладонью по столу так, что звякнули вилки. — А отвыкайте! Родня — это святое. Парню учиться надо. Комната у вас пустая простаивает, «кабинет» этот твой. Потеснишься с работой на кухню, не барин.
— Виктор Петрович, — тихо, но твердо начала Елена. — Мы не планировали никого подселять. Это наш дом, и мы хотим жить своей семьей. Без посторонних.
Свекор медленно повернул к ней голову. Его лицо начало наливаться дурной кровью.
— Посторонних? Это Колька-то посторонний? Это кровь родная! А ты, значит, хозяйкой тут себя возомнила? Раскомандовалась?
— Лена права, пап, — робко вставил Сергей. — Мы не можем взять Колю.
— Молчать! — заорал Виктор Петрович. — Подкаблучник! Баба тобой вертит, как хочет, а ты и рад! Я сказал — Колька переедет. Завтра же. Вещи привезет, обустроится.
Галина Ивановна, до этого молчавшая, закивала:
— Сереженька, ну правда, жалко мальчика. Куда ж ему, на вокзал? А у вас места много. Лена все равно на работе целыми днями, а вечером приготовит, постирает — ей не сложно, она молодая. Коля мальчик тихий...
— Тихий? — Елена усмехнулась, вспомнив, как этот «тихий мальчик» напился на свадьбе родственников и разбил витрину в кафе. — Нет. Это исключено.
Виктор Петрович встал. Он был страшен в гневе — большой, нависающий, привыкший давить авторитетом.
— Исключено? Ты смотри какая цаца! Я смотрю, вы тут зажрались совсем. Квартиру купили — думаете, бога за бороду ухватили? А на чьи шиши купили, а? Серега небось воровал на заводе? Или в кредиты влез по уши?
— Мы не воровали, — побледнел Сергей.
— Не ври отцу! — свекор шагнул к нему. — Откуда деньги? Ясно откуда — мои деньги, которые я тебе на свадьбу давал, да на машину добавлял, вы, небось, прокрутили. Значит, вклад мой тут есть. А раз так — я имею право решать, кто тут жить будет.
Это была наглая ложь. Те деньги, что свекор давал на свадьбу десять лет назад, давно были потрачены на тот самый «Форд», который сгнил два года назад. Но логика Виктора Петровича не терпела возражений.
— Давайте ключи, — потребовал он, протягивая широкую ладонь. — Запасной комплект. Я Кольке передам, чтобы он вас не дергал, когда с учебы приходить будет. И чтобы завтра комната была готова. Диван там есть? Постельное белье найдешь, Лена, не убудет.
— Я не дам ключи, — сказала Елена, вставая из-за стола. Ее руки дрожали, но голос звучал удивительно спокойно. Внутри, где-то в глубине души, страх сменился холодной яростью.
— Что ты сказала? — свекор подошел к ней вплотную. От него пахло старым табаком и агрессией. — Ты, девка, не забывайся. Ты кто такая вообще? Пришла в семью без роду без племени, из своей деревни. Мы тебя приняли, фамилию дали. А теперь ты рот открывать будешь?
— Папа, не надо, — взмолился Сергей, вставая между ними.
— Отойди! — Виктор Петрович оттолкнул сына, как кеглю. Сергей отлетел к холодильнику. — Я с ней говорю. Слышишь меня? Ключи на стол! Живо! Иначе мы сейчас с матерью здесь останемся ночевать, будем порядок наводить.
— Вы не останетесь, — Елена смотрела ему прямо в глаза.
И тут он произнес это. Фразу, которая стала точкой невозврата.
— Ты здесь никто! — свекор требовал ключи, брызгая слюной. — Это квартира моего сына! На его деньги куплена, значит, считай, на мои! А ты — приживалка. Сегодня ты жена, а завтра разведем вас — и пойдешь с узелком на вокзал, откуда приехала. Ты здесь права голоса не имеешь! Ключи, я сказал!
Галина Ивановна поддакивала с дивана:
— Правда, Леночка, не упрямься. Отец лучше знает. Квартира на Сережу записана наверняка, он мужчина, добытчик. А ты должна мужа слушаться и родню его уважать.
Елена посмотрела на Сергея. Муж стоял у холодильника, вжав голову в плечи. Он не смотрел на нее. Он молчал. Это молчание ранило больнее криков свекра. В этот момент она поняла: защиты ждать неоткуда. Она одна против этой танковой дивизии.
— Хорошо, — тихо сказала она.
Виктор Петрович торжествующе ухмыльнулся.
— Вот так бы сразу. Поняла свое место. Неси ключи.
— Я сейчас принесу. Только не ключи.
Елена развернулась и вышла из кухни. Ноги были ватными, но она заставила себя дойти до спальни. Там, в нижнем ящике комода, лежала плотная папка синего цвета. Она хранила ее там специально, словно предчувствуя этот день.
Она взяла папку и вернулась на кухню. Свекор уже наливал себе чай, чувствуя себя победителем. Галина Ивановна поучительно говорила Сергею о том, что «жену надо в строгости держать».
Елена молча положила папку на стол перед свекром, прямо поверх тарелки с недоеденным пирогом.
— Что это? — нахмурился Виктор Петрович. — Дарственная на ключи?
Он загоготал собственной шутке.
— Откройте и прочитайте, — сказала Елена. — Особенно первую страницу. И вторую.
Виктор Петрович брезгливо вытер руки о салфетку и открыл папку. Галина Ивановна вытянула шею, любопытствуя.
В комнате повисла тишина. Слышно было только шуршание плотной бумаги. Свекор читал медленно, шевеля губами. Сначала его лицо выражало недоумение, потом оно начало вытягиваться, а красные пятна гнева сменились бледностью.
— Это что за... — прохрипел он, поднимая глаза на невестку. Но в этих глазах уже не было прежней уверенности. Там был шок.
— Читайте вслух, Виктор Петрович. Чтобы всем было понятно, — потребовала Елена.
— Договор купли-продажи... — начал он севшим голосом. — Покупатель... Смирнова Елена Андреевна...
— Это моя девичья фамилия, если вы забыли, — подсказала Елена. — Даты посмотрите.
— Два года назад... — прошептала Галина Ивановна. — Как два года? Вы же переехали полгода назад...
— Квартира куплена на стадии котлована, — пояснила Елена. — Полная стоимость оплачена единовременно. Без ипотеки. Без кредитов. И самое главное — без участия вашего сына.
— Не может быть, — Виктор Петрович перевернул страницу. — Откуда? Откуда у тебя такие деньжищи? Ты же... ты же библиотекарша!
— Архивариус, — поправила Елена. — И у меня была бабушка. О которой вы никогда не спрашивали, потому что считали, что я «без роду без племени». Бабушка жила в центре Москвы, в «сталинке». Когда она умерла, я продала ее квартиру. Этих денег хватило на эту трешку, на ремонт, на обстановку и еще осталось на счету.
Она перевернула еще одну страницу в папке.
— А это — брачный договор. Посмотрите, Виктор Петрович. Пункт 4.2. «Имущество, приобретенное одним из супругов на личные средства, полученные в дар или в наследство, является его единоличной собственностью и разделу не подлежит». Сергей подписал это добровольно. Правда, Сережа?
Все посмотрели на Сергея. Он кивнул, не поднимая глаз.
— Я знал, — тихо сказал он. — Лена просила не говорить, чтобы вы... чтобы не было вот этого всего.
Виктор Петрович сидел, словно его ударили пыльным мешком по голове. Весь его мир, в котором он был патриархом, вершителем судеб и хозяином положения, рухнул за одну секунду. Оказалось, что эта квартира — не «хоромы сына», которыми можно распоряжаться. Это собственность «приживалки», которую он только что смешал с грязью.
— Так это... — залепетала Галина Ивановна. — Так это твоя квартира, Леночка? Полностью твоя?
— Моя. Полностью. И диван, на котором вы сидите. И стол. И даже тарелка, из которой вы ели. Все здесь куплено на деньги моей бабушки. Сергей вложился только в телевизор. Его он может забрать при разводе, если захочет.
— При каком разводе? — испугался Сергей. — Лен, ты чего?
— При таком, — Елена повернулась к свекру. — Вы сказали, что я здесь никто. Что я приживалка. Что меня можно выгнать с узелком. Так вот, Виктор Петрович. Хозяйка здесь я. И я решаю, кто здесь будет жить. Коля здесь жить не будет. Никогда. И вы здесь командовать не будете.
Виктор Петрович закрыл папку. Его руки чуть заметно дрожали. Он попытался вернуть себе прежний тон, но вышло жалко:
— Ну... погорячился я. С кем не бывает. Дело житейское. Чего сразу бумажками тыкать? Мы же семья...
— Семья? — переспросила Елена. — В семье не унижают. В семье не требуют ключи силой. В семье уважают друг друга, а не меряются кошельками. Вы меня не уважали десять лет. Терпели, потому что думали, что я удобная и зависимая. Теперь вы знаете правду.
Она подошла к столу и забрала папку.
— А теперь, пожалуйста, уходите. Я устала. И пирог мы доедим сами.
— Выгоняешь? — насупился свекор, вставая. — Отца родного выгоняешь?
— Я прошу гостей покинуть мой дом, потому что вечер испорчен. И ключи, Виктор Петрович, вам не понадобятся. Замки я сменю завтра же. На всякий случай.
Галина Ивановна засуетилась, хватая сумку:
— Витя, пойдем. Пойдем, не надо... Леночка, ты не сердись, у него характер такой... Мы же добра желали... Колька-то хороший мальчик...
— До свидания, — отрезала Елена.
Они выходили молча. Виктор Петрович ссутулился, сразу как-то постарел и стал меньше ростом. Он обувался долго, кряхтя, и уже не требовал тапочек. Вся его спесь осталась там, на кухне, придавленная синей папкой с документами.
Когда дверь за ними закрылась, в квартире повисла звенящая тишина. Сергей стоял в коридоре, глядя на закрытую дверь.
— Лен... — начал он.
— Не надо, Сережа, — она подняла руку, останавливая его. — Не надо извиняться. Ты должен был защитить меня до того, как я достала документы. Ты этого не сделал.
— Я боялся. Ты же знаешь отца...
— Я знаю. И ты знаешь. Но теперь все изменилось. Больше они сюда без звонка не придут. И командовать не будут. А тебе придется выбирать: ты муж своей жены или сын своего папы. Потому что сидеть на двух стульях больше не получится.
Елена пошла на кухню. Стол был завален грязной посудой, остатками пирога, который уже не казался аппетитным. Она начала механически убирать тарелки в посудомойку.
Сергей подошел сзади, нерешительно обнял ее за плечи.
— Прости меня. Я правда... я горжусь тобой. Ты у меня сильная.
Елена замерла на секунду, потом аккуратно высвободилась из его объятий.
— Я не хочу быть сильной, Сережа. Я хотела быть просто счастливой женой в своем доме. Но пришлось стать хозяйкой крепости.
Она включила воду, смывая крошки с блюда. Шум воды успокаивал.
— Кольке я сам позвоню, — сказал Сергей за спиной. — Скажу, что места нет. И отцу позвоню. Скажу, чтобы... чтобы не лез.
— Позвони, — кивнула Елена. — Это будет хороший первый шаг.
Она посмотрела в окно. На улице зажигались фонари, освещая двор. Где-то там, внизу, садились в свои старые "Жигули" ее свекры, увозя с собой свое разбитое эго. Елена знала: они еще попытаются представить все так, будто она обманщица, скрывшая богатство. Будут сплетни, будут обиды. Но самое главное уже произошло.
Фраза «Ты здесь никто» больше никогда не прозвучит в этих стенах. Потому что теперь все точно знали, кто есть кто.
Елена вытерла руки полотенцем, налила себе свежего чая и впервые за вечер села на свой любимый стул — хозяйский. Страх ушел. Осталась только усталость и странное, новое чувство собственного достоинства, которое, как оказалось, весит гораздо больше, чем папка с документами на квартиру.