— Людочка, ну что ты там опять возишься? — голос Виктора донёсся из гостиной. — Мама на связи, хочет поговорить.
Люда вытерла руки о полотенце и взяла телефон. На экране светилось знакомое лицо свекрови — Антонины Фёдоровны.
— Здравствуй, мама, — сказала она ровным голосом.
— Здравствуй, доченька, — свекровь улыбнулась, но глаза оставались серьёзными. — Вот я тут думала... У меня дом большой стоит, пустой практически. А вы в этой городской клетушке мыкаетесь. Может, переедете ко мне?
Люда почувствовала, как внутри что-то сжалось. Они с Виктором снимали двухкомнатную квартиру на окраине — не роскошь, конечно, но и не клетушка. Дети — Максим и Варя — учились в хорошей школе неподалёку, она работала бухгалтером в торговой компании, муж трудился инженером на заводе.
— Мама, это очень щедрое предложение, но...
— Какое "но"? — Антонина Фёдоровна нахмурилась. — У вас даже своего угла нет. А тут дом в три комнаты, огород, воздух чистый. Детям на пользу пойдёт.
— Но наша работа в городе, — осторожно начала Люда. — И школа у детей здесь. Переезжать сейчас...
— А что, школы в деревне нет, что ли? — перебила свекровь. — Есть. И неплохая, между прочим. А работу новую найдёте.
Виктор подошёл ближе, взял телефон из рук жены.
— Мам, давай мы подумаем, хорошо? Это серьёзное решение.
— Думать тут нечего, — голос Антонины Фёдоровны стал твёрже. — Я одна живу, здоровье уже не то. А вы всё в городе своём. Неужели не понимаете — мне помощь нужна?
После разговора Люда долго сидела на кухне, глядя в окно. За стеклом мелькали огни вечернего города, где-то внизу гудели машины, слышались голоса прохожих.
— Ты чего молчишь? — Виктор присел рядом. — Что думаешь?
— Думаю, что мы построили здесь жизнь, — тихо ответила она. — У меня работа, которую я люблю. Дети привыкли к своей школе, у них друзья. А твоя мама хочет, чтобы мы всё это бросили.
— Она не хочет ничего плохого, — Виктор потёр переносицу. — Просто стареет. И правда одна там.
— Витя, я понимаю. Но почему мы должны перевернуть всю нашу жизнь?
Он не ответил. И в этом молчании Люда прочитала больше, чем хотелось.
*
Антонина Фёдоровна действительно жила одна. После ухода мужа прошло уже восемь лет, но она упрямо держалась за родительский дом. Огромный деревянный сруб с резными наличниками, с русской печью и верандой, выходящей в сад. Дом, где вырос Виктор, где прошло его детство.
— Мам, может, тебе переехать к нам? — однажды предложил он во время очередного визита. — Продашь дом, купим квартиру побольше.
— Это мой дом, — отрезала Антонина Фёдоровна. — Здесь вся моя жизнь. Твой отец каждое бревно руками клал. И я отсюда никуда.
Люда уважала эту привязанность к дому. Но вот требование переехать к ней казалось несправедливым. Разве любовь к своему месту не давала права другим так же любить своё?
*
Прошло две недели. Антонина Фёдоровна звонила почти каждый день. Сначала намёками — мол, вот соседка Валентина детей к себе перевезла, теперь внуков растят вместе. Потом прямее — зачем деньги на квартиру тратить, когда дом готовый стоит?
Виктор становился всё молчаливее. Люда чувствовала, как между ними нарастает напряжение.
— Витя, нам надо поговорить, — сказала она однажды вечером, когда дети легли спать.
— О чём? — он не поднял глаз от телефона.
— О нас. О твоей маме. О том, что происходит.
Он вздохнул и наконец посмотрел на неё.
— Люд, я не знаю, что делать. С одной стороны — ты права. С другой — мама действительно одна. Ей тяжело.
— Тогда давай чаще навещать её. Я готова ездить каждые выходные, помогать по хозяйству. Но переезжать...
— А может, это не так плохо? — перебил он. — Подумай: свой дом, участок. Детям раздолье. Экология...
— Виктор, ты серьёзно? — Люда почувствовала, как внутри всё холодеет. — У меня карьера. Я десять лет строила её. А ты предлагаешь взять и выкинуть всё в мусорку?
— Никто не говорит про мусорку, — он повысил голос. — Но мать важнее, чем твоя карьера.
Эти слова повисли в воздухе. Люда встала и ушла в спальню, тихо прикрыв за собой дверь.
*
Следующим утром она не стала будить мужа. Собралась на работу, разбудила детей, приготовила завтрак. Всё как обычно, только внутри что-то надломилось.
— Мам, а правда, что мы переедем к бабушке? — спросила Варя, намазывая хлеб маслом.
Люда замерла.
— Кто тебе сказал?
— Папа вчера по телефону говорил. Я случайно услышала.
Максим поднял глаза от тарелки.
— А я не хочу. У меня тут друзья, секция футбольная.
— Никто никуда не переезжает, — твёрдо сказала Люда. — Ешьте быстрее, опоздаем.
Весь день она работала на автомате. Цифры в отчётах расплывались перед глазами, разговоры коллег доносились как сквозь вату. В голове крутилась одна мысль: неужели Виктор всерьёз готов настаивать на переезде?
Вечером, когда они снова остались наедине, Люда заговорила первой.
— Ты уже детям рассказал про переезд?
Виктор виновато отвёл взгляд.
— Я просто... обсуждал варианты.
— Со своей мамой обсуждал, — холодно поправила она. — А со мной — нет.
— Люда, давай без скандалов.
— Я не скандалю. Я говорю факты. Ты принял решение, даже не спросив моего мнения.
— Я ничего не принял, — он повысил голос. — Я думаю о компромиссе.
— Какой компромисс? — Люда почувствовала, как подступают слёзы, но сдержалась. — Я бросаю работу, дети меняют школу, мы переезжаем в деревню — это компромисс?
Он молчал. И в этом молчании была вся правда.
*
На следующий день позвонила Антонина Фёдоровна. Люда взяла трубку, предчувствуя неприятный разговор.
— Людочка, Витя мне всё рассказал. Ты против переезда?
— Мама, это сложнее, чем кажется, — устало ответила Люда. — У нас здесь жизнь налажена.
— Жизнь? — голос свекрови стал жёстче. — В съёмной квартире, без своего угла? Это ты жизнью называешь?
— Да, называю. Потому что здесь мои близкие, работа, которая мне нравится.
— Значит, работа важнее семьи, — в голосе Антонины Фёдоровны прозвучало разочарование. — Важнее свекрови, которой помощь нужна.
— Мама, я готова помогать. Но не переезжать.
— Тогда получается, ты меня не уважаешь, — тихо, но твёрдо произнесла свекровь. — Не ценишь то, что я для вас делаю.
— Какая связь между уважением и переездом?
— Самая прямая. Если бы уважала — не отказалась бы.
Люда почувствовала, как закипает внутри.
— Мама, уважение — это не значит отказаться от своей жизни. Я могу уважать вас и при этом иметь право на собственный выбор.
— Ну что ж, — после паузы произнесла Антонина Фёдоровна. — Раз так, значит, я ошиблась в тебе.
Разговор закончился. Люда долго сидела с телефоном в руках, не зная, плакать или кричать.
*
Виктор стал ещё более отстранённым. Они почти не разговаривали, только о бытовых мелочах. Дети чувствовали напряжение и вели себя тише обычного.
Однажды вечером Люда не выдержала.
— Витя, нам нужно решить это. Нельзя так дальше.
— Что решать? — он устало посмотрел на неё. — Ты уже всё решила.
— Я не отказываюсь помогать твоей маме. Давай найдём другой выход.
— Какой?
— Наём сиделки. Или мы будем приезжать чаще. Я могу брать отгулы, проводить у неё по несколько дней.
Виктор покачал головой.
— Ей нужна семья рядом, а не приезды по выходным.
— А мне нужна моя жизнь, — тихо сказала Люда. — Я не готова принести её в жертву.
— Значит, ты эгоистка, — бросил он и вышел из комнаты.
*
Прошёл месяц. Антонина Фёдоровна перестала звонить. Виктор ездил к ней один, иногда брал детей. Люда оставалась дома или ехала к своим родителям.
Она чувствовала себя виноватой. Но в то же время понимала: если уступит сейчас, то потом не сможет простить себе.
Однажды Виктор вернулся из очередной поездки бледный и расстроенный.
— Что случилось? — испугалась Люда.
— Мама упала. Подвернула ногу, когда воду носила. Хорошо, соседка услышала, помогла.
Люда почувствовала укол вины.
— Она сильно ушиблась?
— Нога опухла, врач сказал — растяжение. Но она теперь почти не ходит.
— Витя, поедем к ней вместе. Я возьму отгул, побуду с ней несколько дней.
Он посмотрел на неё с недоверием.
— Серьёзно?
— Да. Твоя мама нуждается в помощи. И я готова её дать.
*
Антонина Фёдоровна встретила их сдержанно. Люда видела боль в её глазах — не только физическую, но и душевную.
— Мама, я побуду с вами, — сказала она. — Помогу по хозяйству.
— Не нужно из жалости, — холодно ответила свекровь.
— Это не жалость. Это забота.
Несколько дней они провели вместе. Люда готовила, убирала, ходила в магазин. Вечерами они сидели на веранде, пили чай.
— Знаешь, Людочка, — однажды сказала Антонина Фёдоровна, — я думала, что если ты не хочешь переехать, значит, не любишь меня.
— Мама, одно с другим не связано, — тихо ответила Люда. — Я могу любить вас и при этом не хотеть менять свою жизнь.
— Мне страшно одной, — призналась свекровь, и голос её дрогнул. — После ухода Петра каждый день боюсь, что случится что-то, и никто не узнает.
Люда взяла её за руку.
— Давайте подумаем, как решить эту проблему. Может, найдём женщину из деревни, которая будет заходить к вам каждый день? А мы с Витей будем приезжать чаще.
— А переезжать вы не будете?
— Нет, мама. Не будем.
Антонина Фёдоровна долго молчала, потом кивнула.
— Ладно. Раз так, значит, так.
*
Когда Люда вернулась домой, Виктор встретил её на пороге.
— Мама звонила. Сказала, что вы договорились.
— Да. Нашли компромисс, — улыбнулась Люда.
— И какой?
— Она остаётся в деревне, мы в городе. Но мы наняли помощницу — тётю Галю из соседнего дома. Она будет приходить каждый день, помогать по хозяйству. А мы — навещать каждые выходные.
Виктор обнял её.
— Прости меня. Я был не прав.
— Мы оба были не правы. Но главное — нашли решение.
*
Прошло полгода. Антонина Фёдоровна привыкла к новому порядку. Тётя Галя оказалась женщиной доброй и болтливой — свекрови было с ней не скучно. А по выходным приезжали Виктор с семьёй. Дети помогали в огороде, Люда готовила, муж чинил то, что ломалось.
Однажды, когда они сидели на веранде, Антонина Фёдоровна сказала:
— Знаешь, Людочка, я поняла одну вещь. Настоящая любовь — это не когда человек бросает всё ради тебя. А когда находит способ быть рядом, не ломая свою жизнь.
Люда улыбнулась.
— Я рада, что вы это поняли, мама.
— И ещё я поняла, — продолжала свекровь, — что уважение — это когда принимаешь чужой выбор. Даже если он не совпадает с твоим.
Где-то в глубине сада смеялись дети, Виктор возился с забором, а солнце медленно опускалось за горизонт. И в этой простой картине была вся правда — о том, что близость не измеряется расстоянием, а любовь не требует жертв.