Часть 1. Семена ядовитого плюща
Посуда в руках Тамары Игоревны звенела с такой силой, будто она намеревалась разбить фаянс, а не расставить его по полкам. Кухня, еще вчера казавшаяся Дане островком уюта, где пахло сушеными яблоками и сдобой, теперь напоминала камеру допроса. Воздух сгустился, стал вязким, пропитанным запахом сердечных капель и дешевого освежителя воздуха.
Дана сидела на табурете, стараясь не дышать слишком громко. Ее пальцы инстинктивно легли на живот — жест, который еще неделю назад вызывал бы у окружающих умиление, теперь послужил сигналом к атаке.
— Я ведь говорила, — прошипела Тамара Игоревна, не оборачиваясь. — У Зинки сын так же попал. Один в один ситуация. Привела девку, глаза в пол, скромница, а через месяц — пузо на нос лезет. И что? Чей ребенок? А не его!
— Тамара Игоревна, о чем вы? — голос Даны сел, словно она наглоталась песка.
Женщина резко развернулась. Ее лицо, обычно покрытое маской благодушия, перекосило. Маленькие глазки буравили невестку с ненавистью.
— О том самом! Савва у нас мальчик доверчивый, добрый. А ты, я смотрю, хваткая. Быстро его окрутила. И свадьбу скорее-скорее, пока не видно ничего.
В дверном проеме появился Савва. Он выглядел растерянным, переводил взгляд с матери на невесту, теребя край своей домашней футболки. Мужчина, которого Дана считала своей опорой, сейчас казался удивительно блеклым, словно набросок карандашом, который забыли раскрасить.
— Мам, ну чего ты начинаешь? — вяло протянул он.
Книги автора на ЛитРес
— Чего я начинаю?! — взвизгнула мать. — Ты на нее посмотри! Сроки-то не сходятся! Я календарь смотрела, когда вы на дачу ездили, а когда она к подруге своей ночевать уходила. Все сходится, Савва! Нагуляла, хочет повесить на тебя, а на квартиру наплевать, — твердила свекровь, тыча узловатым пальцем в сторону Даны. — Ей прописка твоя нужна и алименты потом!
Дана встала. Ноги были ватными, но внутри разгорался холодный огонь.
— Савва, — она посмотрела ему прямо в глаза. — Ты веришь в этот бред?
Он отвел взгляд. Стал изучать узор на линолеуме, будто там было написано решение всех мировых проблем.
— Дана, ну... мама просто сомневается. Ты же знаешь, у тети Зины правда история некрасивая вышла. Может, нам просто... ну, поговорить? Разобраться? Ты тогда, в ноябре, действительно у Ленки ночевала два раза...
Дана ощутила, как пол под ногами стал зыбким болотом. Человек, с которым она выбирала имена будущим детям, с которым планировала цвет обоев в детской, сейчас стоял и высчитывал дни, опираясь на сплетни полоумной старухи.
— Разобраться? — тихо переспросила Дана.
— А что? — осмелел Савва, почувствовав поддержку матери. — Сейчас время такое. Женщинам доверять — себя не уважать. Сделай нам спокойствие, докажи.
— Доказывать? Тебе?
Дана оглядела кухню. Шторы в цветочек, сахарница со сколотым краем, этот запах корвалола — все это вдруг стало чужим, враждебным. Она поняла, что если останется здесь еще на минуту, то задохнется.
— УБИРАЙТЕСЬ из моей головы оба, — прошептала она и направилась в коридор.
— Ишь, гордая! — полетело ей в спину. — Значит, правда! Была бы чиста, в ноги бы кинулась, объясняла! А эта хвостом вертит! Савва, не смей ее останавливать!
Савва и не пытался. Он стоял, привалившись к косяку, и смотрел, как Дана надевает плащ. В его глазах читалось не раскаяние, а мелочное облегчение — ведь если мама права, то он жертва, а не предатель. Жертвой быть удобно. Жертву всегда пожалеют.
Часть 2. Эхо в пустых стенах
Переезд был похож на бегство с тонущего корабля. Дана не стала ничего объяснять родителям, чтобы не волновать их, соврала про ремонт. Единственным местом, куда она могла пойти, не вызывая лишних вопросов, была квартира дяди Миши.
Дядя Миша, брат отца, был человеком военным, суровым и молчаливым. Сейчас он находился далеко, «за ленточкой», выполняя задачи СВО. Его квартира в старом фонде, в центре, стояла пустой уже полгода. Ключи хранились у Даны на случай, если нужно будет полить цветы или проверить трубы.
Она вошла в просторный холл, и эхо ее шагов разлетелось по высоким потолкам. Здесь пахло старой бумагой, табаком и пылью. Огромные, тяжелые двери из темного дерева, лепнина, покрытая паутиной в углах, паркет, который скрипел, как старый корабль.
Квартира была гигантской, запущенной и величественной. Казалось, само пространство давило на плечи, но это давление было лучше, чем липкие взгляды Саввы.
Первые дни Дана провела в каком-то лихорадочном оцепенении. Она ждала. Глупо, по-детски надеялась, что Савва опомнится. Что он прибежит, будет стучать в дверь, умолять о прощении.
Но телефон молчал. Лишь однажды пришло сообщение: «Кольцо можешь передать через сестру. Мама говорит, это фамильная ценность, мы его переплавляли из бабушкиного золота».
Дана прочитала это, сидя на широком подоконнике в кухне дяди Миши. За окном раскачивались верхушки тополей. Внутри нее что-то окончательно перегорело, превратилось в золу.
— Пошел ты к черту, — прошептала она, удаляя сообщение. Кольцо она положила в конверт и отправила курьером. Без записки.
Живот рос. Вместе с новой жизнью внутри росла и злость. Это была не ярость, которая сжигает, а холодная, расчетливая злость, которая помогает выжить. Дана мыла окна в огромной квартире, скобля въевшуюся грязь. Она таскала ведра с водой, вымывая паркет до блеска. Физический труд спасал от мыслей.
Друзья разделились. Кто-то тихо исчез, не желая выбирать сторону. Кто-то, как Ленка, пытался звонить и утешать, пересказывая сплетни.
— Представляешь, Савва всем говорит, что ты ему изменила с каким-то богатым папиком, — щебетала Ленка в трубку. — Мол, поэтому и ушла так легко, что тебе было куда идти. А его мать ходит по району и рассказывает, что ты аферистка.
— Плевать я хотела на них, — отрезала Дана, вытирая пыль с корешков старых книг дяди Миши.
Но было не плевать. Обида жгла внутренности, как кислота. Ей хотелось кричать, разбить что-нибудь, но она лишь сжимала зубы и продолжала тереть и без того чистый стол.
Савва и его мать вычеркнули ее, словно грязь из-под ногтей. Легко. Просто. Будто и не было трех лет отношений, поездок на озера, знакомства с родителями. Все перечеркнула одна параноидальная мысль жадной старухи и трусость великовозрастного мальчика.
Часть 3. Наследство с привкусом полыни
Известие пришло осенним утром, когда небо было цвета грязного алюминия. Звонок с незнакомого номера. Сухой, казенный голос сообщил то, во что верить не хотелось. Дядя Миша погиб.
Дана опустилась на стул в прихожей, сжимая телефон. Дядя был единственным, кто никогда не учил ее жить, просто присылал смешные открытки и переводил деньги на день рождения с подписью «Купи себе что-то вредное».
Похороны прошли как в тумане. Военный оркестр, закрытый гроб, флаг. Дана стояла в стороне, поддерживая свой огромный живот, и чувствовала себя бесконечно одинокой.
А потом нотариус огласил завещание.
Михаил Викторович был человеком одиноким. Ни жены, ни детей. Все свое имущество — счета в банке, машину и ту самую огромную четырехкомнатную квартиру в историческом центре города — он оставил единственной племяннице. Дане.
Это было не просто жилье. Это был капитал. Квартира стоила целое состояние. Высокие потолки, вид на набережную, массивные стены, которые пережили бы ядерную войну.
Но радости не было. Была только пустота и страх. Как она справится одна с ребенком?
Роды начались внезапно, ночью. Дана вызвала скорую, собрала сумку. Страх отступил, уступив место инстинктам.
Когда ей положили на грудь маленькое, сморщенное существо, которое недовольно кряхтело, Дана поняла: она не одна. И она разорвет глотку любому, кто посмеет обидеть эту кроху.
Дочку назвала Викой. Виктория. Победа.
Первые месяцы были адом и раем одновременно. Бессонные ночи, колики, первые улыбки. Дана наняла помощницу — деньги дяди Миши позволяли не думать о хлебе насущном. Она приводила квартиру в порядок, делая из берлоги старого волка уютное гнездо.
Свекровь и Савва не проявлялись. Они наверняка думали, что Дана скитается по съемным углам, нищая и опозоренная. Их молчание было красноречивым. Они выжидали, когда она «приползет».
— Ну уж НЕТ, — сказала Дана своему отражению в старинном зеркале. — Не дождетесь.
Она подала на алименты.
Не ради денег. Денег у нее теперь хватало. Это было дело принципа. Савва должен был отвечать за свои поступки.
Часть 4. Цена крови
Судебное письмо стало для семьи Саввы громом среди ясного неба.
— Аферистка! — визжала Тамара Игоревна, бегая по своей тесной "двушке", забитой коврами и хрусталем. — Решила денег с нас стрясти! На чужого ублюдка!
Савва сидел на диване, мрачный и подавленный. Его новые отношения не клеились, на работе начались сокращения. Перспектива платить четверть зарплаты на ребенка, которого он (с подачи матери) считал не своим, его ужасала.
— Мы потребуем тест ДНК! — постановила мать. — За ее счет! И когда выяснится, что это не твой ребенок, мы ее еще и за клевету засудим! Пускай знает!
В день забора материала Савва старался не смотреть на Дану. Она похорошела, несмотря на бессонные ночи. Держалась прямо, смотрела холодно. На руках у нее спал ребенок. Его ребенок? Нет, не может быть. Мама же сказала...
Ожидание результатов тянулось две недели.
Когда Савва вскрыл конверт, земля качнулась. Вероятность отцовства 99,9%.
— Не может быть... — прошептал он. — Мама, тут написано...
Тамара Игоревна выхватила бумагу. Ее лицо пошло красными пятнами.
— Ошиблись! Подкупила! — начала было она, но осеклась. Лабораторию выбирали они сами, самую дешевую, но надежную. Сомнений быть не могло.
И тут заработали шестеренки в голове Тамары Игоревны. Внучка. Родная кровь. А главное — Дана теперь имеет право требовать деньги. Много денег.
Но настоящий шок случился позже. Сестра Саввы, Яна, которая всегда держалась в стороне от семейных драм, как-то вечером бросила:
— Кстати, вы в курсе, где Дана живет?
— На помойке какой-нибудь, где же еще, — фыркнула мать.
— Ну да, конечно. Она живет на набережной, в «генеральском» доме. Квартира там метров сто пятьдесят. Дядька ей оставил наследство. И счета. Она сейчас, по сути, богаче нас всех вместе взятых раз в десять.
В квартире повисла тяжелая, звенящая тишина. Тамара Игоревна медленно опустилась на стул. Ее глаза округлились.
— Квартира? В центре? Своя?
— Ага, — Яна с хрустом откусила яблоко. — А вы ее с грязью смешали. Молодцы, стратеги.
Жадность боролась в душе Тамары Игоревны со страхом ровно три минуты. Жадность победила нокаутом.
— Савва, — голос матери задрожал от фальшивого энтузиазма. — Мы были не правы. Мы должны немедленно увидеть внучку. Ребенку нужен отец. Девочка не должна расти безотцовщиной при живом папе.
— Мам, ты же говорила... — начал было Савва.
— Мало ли что я говорила! Я заблуждалась! Злые языки меня запутали! Собирайся. Мы едем мириться. Купи цветы. И игрушку какую-нибудь. Подороже.
Часть 5. Расплата
Звонок в дверь раздался в субботу днем. Дана как раз закончила кормить Вику и уложила ее спать. Она никого не ждала.
Посмотрев в видеоглазок, она увидела делегацию: Савва с веником алых роз, Тамара Игоревна с огромной коробкой, перевязанной бантом, и Яна, стоящая чуть поодаль с непроницаемым лицом.
Дана глубоко вдохнула, чувствуя, как внутри поднимается темная волна. Она открыла дверь.
— Даночка! — Тамара Игоревна попыталась втиснуться в проем первой, растягивая губы в улыбке, похожей на оскал гиены. — Родная наша! А мы вот... сюрприз!
Она замерла, открыв рот. Из прихожей был виден огромный коридор, уходящий вдаль, высокие потолки с лепниной, сияющий паркет и антикварное зеркало в пол. Контраст с их тесной хрущевкой был настолько разительным, что у свекрови перехватило дыхание.
— Ну здравствуй, — холодно произнесла Дана, преграждая путь. — Чего надо?
— Как чего? — вступил Савва, пытаясь выглядеть уверенно, хотя его глаза жадно бегали по стенам. — Сына... то есть дочку проведать. Я же отец. Имею право.
Он попытался шагнуть внутрь, но Дана не сдвинулась с места.
— Право? — переспросила она. — Ты отказался от права, когда слушал бредни своей мамаши. Когда требовал тест. Когда бросил меня беременную.
— Даночка, ну кто старое помянет... — запела Тамара Игоревна, пытаясь заглянуть в комнаты. — Мы же семья! Ошиблись, с кем не бывает. Я вот внучке подарки привезла. Коляску, наверное, надо? Манеж? Ты же одна, тебе тяжело, аренда дорогая...
— Какая аренда? — усмехнулась Дана. — Это моя квартира. Вся. И никакой помощи мне от вас не нужно. Алименты перечисляй на карту, Савва. А теперь — пошли вон.
— Да как ты разговариваешь с матерью! — возмутился Савва, вдруг вспомнив о своей «мужской гордости». — Я отец! Я здесь жить буду, если захочу! Это дом моего ребенка!
Наглость. Беспредельная, тупая наглость. Это стало последней каплей.
Дана схватила с тумбочки тяжелую бронзовую статуэтку — память о дяде Мише. Ее рука затряслась, но не от страха, а от бешенства.
— ЖИТЬ?! — заорала она так, что хрусталинки на люстре жалобно звякнули. — ТЫ ЗДЕСЬ ЖИТЬ БУДЕШЬ?!
Савва отшатнулся, выронив цветы. Он никогда не видел Дану такой. Он ожидал слез, упреков, может быть, холодной вежливости. Но не этого первобытного, яростного гнева.
— Ты, ничтожество! — Дана швырнула статуэтку в сторону открытой двери, та с грохотом ударилась о косяк, оставив вмятину. — Ты предал меня! Ты смешал меня с грязью! А теперь приполз, потому что увидел квадратные метры?!
— Дана, успокойся, ты истеричка... — пролепетала Тамара Игоревна, пятясь к лифту.
— МОЛЧАТЬ! — рявкнула Дана, наступая на них. Ее лицо исказилось от злости. — Чтоб духу вашего здесь не было! Никогда! Оба! И ты, старая ведьма, и твой слюнтяй-сынок!
Савва, красный как рак, попытался схватить ее за руку:
— Не смей так... Мы имеем права... Суд определит...
Это была ошибка. Дана размахнулась и влепила ему такую звонкую пощечину, что звук эхом отразился от высоких сводов парадной.
— УБИРАЙСЯ! — кричала она.
Савва схватился за щеку, ошалело глядя на нее. Он все еще медлил, не веря, что его, такого замечательного, действительно выгоняют.
И тогда Дана, забыв о всяком приличии, о «высоком стиле» и воспитании, просто и незатейливо пнула его ногой. Смачно, вложив в этот пинок всю боль последних месяцев. Удар пришелся чуть ниже поясницы.
Савва ойкнул и кубарем вылетел на лестничную площадку, споткнувшись о собственные розы.
— Да будь ты проклята! — взвизгнула Тамара Игоревна, подбирая выпавшую сумочку. — Психопатка! Мы на тебя опеку натравим!
— Попробуйте! — расхохоталась Дана жутким, истерическим смехом. — Только попробуйте! Я вас в порошок сотру! У меня теперь есть ресурсы, о которых вы и мечтать не смели! Иди ты к лешему, старая жадная карга! И сына своего забирай!
Она с силой захлопнула тяжелую дубовую дверь. Щелкнул замок.
На лестничной площадке повисла тишина. Савва отряхивал брюки, униженный, раздавленный, с горящей щекой. Тамара Игоревна тяжело дышала, хватаясь за сердце. Мир рухнул. Невестка с квартирой, с деньгами, с положением — уплыла из рук. И виноваты в этом были только они сами.
— Ну что, навоевались? — раздался насмешливый голос.
Яна стояла у перил и невозмутимо жевала яблоко. Она даже не пыталась помочь брату подняться.
— Ты... ты видела? — задыхаясь, просипела мать. — Она же сумасшедшая! Нам надо в полицию...
— Мам, заткнись, а? — спокойно сказала Яна. — Вы два идиота. Жадных, тупых идиота. Просрали всё: и внучку, и нормальную девку, и квартиру эту чертову.
— Яна! — возмутился Савва.
— Что «Яна»? — она сплюнула кусочек кожуры. — Дана молодец. Я бы на ее месте вас еще и с лестницы спустила. Поделом.
Она развернулась и пошла вниз по ступенькам, не оглядываясь.
— Яна, ты куда? Мы же на машине! — крикнул Савва.
— Я пешком. Не хочу с вами одним воздухом дышать. Тошнит.
Савва остался стоять рядом с истерично причитающей матерью. Он смотрел на закрытую дверь, за которой была жизнь, которую он мог бы иметь: богатство, уют, любящая женщина, дочь. Но вместо этого у него осталась только постаревшая, злобная мать в дешевом пальто и перспектива возвращаться в душную «двушку» с картонными стенами, чтобы слушать бесконечные крики о том, какой он неудачник.
— Чтоб тебя черти взяли, — прошептал он, но непонятно было, кому адресованы эти слова — Дане или самому себе.
За дверью Дана прижалась лбом к прохладному дереву. Руки дрожали. Но это была не слабость. Это было освобождение. Она вытерла сухие глаза, улыбнулась и пошла к плачущей в спальне дочери. Теперь в их жизни точно все будет хорошо.
Автор: Вика Трель © Самые читаемые рассказы на КАНАЛЕ