Часть 1. Пир стервятников
Гостиная напоминала выставочный зал мебельного магазина: слишком стерильная, слишком помпезная и совершенно лишенная жизни. Ростислав сидел во главе стола, разглядывая собравшихся так, словно это были неудачные образцы в его коллекции насекомых. Он крутил в пальцах ножку бокала, наблюдая, как густое красное вино оставляет на стекле медленные, тяжелые следы.
— Салат суховат, — бросил он, не глядя на жену. — Яна, ты опять пожалела заправки? Или это такая тонкая месть за то, что я купил не тот оттенок штор?
Яна сидела на другом конце стола, прямая, словно проглотила лом. Она не ответила, лишь молча подвинула к мужу соусник. Звон фарфора о стеклянную столешницу прозвучал слишком громко.
Справа от Ростислава ютилась его мать, Лариса Андреевна, женщина с вечно виноватым выражением лица и привычкой крошить хлеб, скатывая мякиш в серые шарики. Напротив неё сидел отец, Герман Игоревич, жадно поглощающий утку, будто боялся, что тарелку сейчас отберут. Рядом с ним, уткнувшись в телефон, сидела сестра Ростислава, Света.
— Ростик, мясо изумительное, — прошамкала Лариса Андреевна, пытаясь угодить сыну. — Ты всегда умел выбирать продукты. Не то что мы, пенсионеры, вечно по акциям...
— Мама, не начинай, — поморщился Ростислав. — Этот запах бедности портит мне аппетит. Если вам нужны деньги, так и скажите, не надо ходить вокруг да около с видом побитых собак.
Герман Игоревич поперхнулся, закашлялся, вытирая рот салфеткой.
— Ну зачем ты так, сынок... Мы просто в гости приехали, пообщаться. Давно не виделись.
— Давно? — Ростислав усмехнулся, и эта улыбка не предвещала ничего хорошего. — Вы были здесь десять дней назад. И тогда вы «просто общались» на тему ремонта вашей дачи. Смета выросла, если я правильно помню?
Света оторвалась от экрана смартфона, сверкнув нарощенными ресницами:
— Мог бы и помочь родителям, не обеднеешь. У тебя машина стоит дороже, чем вся их дача вместе с участком. Жадность — это порок, братик.
— А наглость — это диагноз, — парировал Ростислав. — Ты, Света, когда последний раз работала? Ах да, ты же у нас «в поиске себя». Третий год ищешь?
Яна чувствовала, как воздух в комнате становится спертым. Ей хотелось распахнуть балкон, но она знала: любое движение вызовет новую волну критики. Она смотрела на мужа и видела не того человека, за которого выходила замуж пять лет назад, а раздувшегося от собственной значимости тирана. Деньги, свалившиеся на него после удачной сделки с недвижимостью, не просто испортили его — они вытравили из него всё человеческое.
— Твою мать! — внезапно рявкнул Ростислав, отшвыривая вилку. Прибор со звоном отлетел в сторону камина. — Яна! Мясо остыло! Ты что, не могла проследить за температурой подачи? Я для кого покупал духовой шкаф с функцией подогрева? Для красоты?
— Я думала, мы ждем гостей, — тихо произнесла она. Голос звучал ровно, но под столом она сжимала ткань платья так, что ногти впивались в ладони.
— Думала она... — передразнил муж. — Индюк тоже думал.
Лариса Андреевна засуетилась, пытаясь сгладить угол:
— Ростик, ну не кричи, Яночка старалась. Давай я подогрею...
— Сядь! — рявкнул сын.
Мать плюхнулась обратно на стул, испуганно моргая.
Часть 2. Аукцион невиданной жадности
Ужин продолжался в тягостном молчании, прерываемом лишь стуком ножей и звоном бокалов. Ростислав методично накачивался вином, и с каждым глотком его взгляд становился всё более мутным и злым. Он чувствовал себя хозяином жизни, барином среди челяди.
— Кстати, о птичках, — начал он, небрежно ковыряясь в зубах зубочисткой. — Герман, ты просил перевести тебе триста тысяч на крышу.
Отец оживился, в глазах блеснула надежда:
— Да, сынок, течет нещадно. Осень скоро, зальет всё...
— ХРЕН ТЕБЕ, а не крыша, — лениво, но отчетливо произнес Ростислав.
Отец замер с открытым ртом. Света фыркнула:
— Ну ты и жмот.
— Я не жмот, я инвестор, — Ростислав откинулся на спинку стула, раскинув руки. — Вкладывать в вашу развалюху — это как топить ассигнациями печь. Я решил по-другому. Я продаю вашу дачу.
— Что? — Лариса Андреевна выронила вилку. — Как продаешь? Это же наше... родовое... Там яблони, которые твой дед сажал!
— Дед помер, а яблони сгнили. Земля там дорогая. Я уже нашел покупателя. Документы оформлены на меня, забыли? Когда вы переписывали участок, чтобы налоги не платить, вы же сами умоляли меня взять это бремя.
— Какого чёрта?! — взвизгнула Света. — А мы куда ездить будем на шашлыки?
— В лес, — отрезал Ростислав. — Или в городской парк, на лавочку.
Яна смотрела на эту сцену, и внутри неё нарастала тошнота. Она знала, что муж жесток, но чтобы лишить родителей единственной радости ради очередной прихоти...
— Ростислав, это подло, — не выдержала она.
Муж медленно повернул к ней голову.
— Подло? — переспросил он вкрадчиво. — Подло — это сидеть на моей шее и рассуждать о морали. Ты, дорогая, в этом доме такой же паразит, как и они. Твой вклад в наш бюджет — ноль целых, хрен десятых. Так что закрой рот и жуй утку, пока я добрый.
— Ростик, сыночек, не надо продавать, — захныкала мать, протягивая к нему руки через стол. — Мы же там каждое лето...
— НАДОЕЛИ! — ударил кулаком по столу Ростислав. Бокал подпрыгнул и опрокинулся, красное пятно начало расползаться по белоснежной скатерти, как рана. — Вы все меня достали! Дай, дай, дай! Я что вам, печатный станок? Я работаю как проклятый, чтобы вы жрали деликатесы и учили меня жить?
Герман Игоревич поднялся, лицо его пошло красными пятнами:
— Мы тебя вырастили... Мы тебе образование дали...
— Вы дали мне комплексы и долги! — заорал Ростислав. — Я всего добился сам! Вопреки вам!
— Пошёл ты к чёрту, братец, — встала Света. — Мы уходим.
— Нет, вы не уходите, — зловеще прошипел Ростислав, поднимаясь. Его шатнуло, но он удержался за край стола. — Вы не просто уходите. Вы выметаетесь. Навсегда.
Часть 3. Падение идолов
Сцена была гротескной. Ростислав, возвышаясь над столом, выглядел как карикатурный диктатор.
— А теперь встали и ушли! — приказал Ростислав своей матери и отцу. — И ты убирайся! — обратился он к своей сестре. — Чтобы духу вашего здесь не было через минуту!
— Сынок, ночь на дворе... — пролепетала мать.
— ВЫМЕТАЙТЕСЬ! — гаркнул он так, что люстра, казалось, качнулась. — Такси вызовете на улице. Или пешком проветритесь, полезно для здоровья.
Родители, сутулясь и пряча глаза, побрели к выходу. Герман Игоревич пытался сохранить остатки достоинства, но его плечи дрожали. Света, проходя мимо брата, плюнула на пол:
— Чтоб ты подавился своими деньгами, урод.
— Вон!!! — взревел Ростислав, хватая со стола салфетницу и швыряя её в сторону коридора. Она с треском ударилась о стену, рассыпав салфетки белым фейерверком.
Хлопнула входная дверь. В квартире повисла звенящая тишина. Ростислав тяжело дышал, его лицо было багровым, галстук сбился набок. Он чувствовал триумф. Он очистил своё пространство. Он показал, кто здесь альфа.
Он повернулся к Яне. Она всё так же сидела за столом, не шелохнувшись.
— Ну? — грубо спросил он. — Чего сидим? Кого ждем? Аплодисментов не будет. Убирай со стола. Живо.
Яна медленно подняла на него глаза. В них не было страха. В них было что-то темное, густое и страшное, чего Ростислав никогда раньше не замечал.
— Нет, — сказала она.
— Что ты сказала? — он не поверил своим ушам. Он подошел ближе, нависая над ней. — Ты, кажется, оглохла? Я сказал: убирай срач. А потом пойдешь в спальню и будешь извиняться за то, что твоя кислая мина испортила мне вечер.
— Я сказала НЕТ, — повторила Яна, поднимаясь. — Салфетку, которой ты вытирал свои грязные руки о своих родителей, я поднимать не буду.
— Ты страх потеряла? — Ростислав схватил её за предплечье. — Забыла, кто тебя кормит? Да ты никто без меня! Ноль! Пустое место!
Часть 4. Фурия без тормозов
В этот момент в Яне что-то перегорело. Предохранитель, который годами сдерживал ток, расплавился и исчез. Она не заплакала. Она не стала вырываться. Она закричала.
Это был не жалобный писк, к которому он привык. Это был первобытный, яростный вопль, от которого у Ростислава заложило уши.
— УБЕРИ ОТ МЕНЯ РУКИ! — взвизгнула она, и этот визг был страшнее любого баса.
Она схватила тяжелое блюдо с остатками утки и с размаху, не глядя, запустила его в стену, где висел огромный телевизор. Грохот удара, звон разбитого экрана и шлепок жирного мяса о дорогие обои слились в единый аккорд разрушения.
Ростислав отшатнулся, отпуская её руку. Он опешил. Он ждал мольбы, ждал покорности. Он не был готов к войне.
— Ты что творишь, дура?! — прохрипел он. — Это плазма за двести тысяч!
— ДА ПЛЕВАТЬ Я ХОТЕЛА! — Яна схватила бутылку вина за горлышко. Вино выплескивалось на ковер, но ей было всё равно. — Ты думаешь, ты здесь царь? Ты думаешь, ты купил меня этим телевизором? Этими стенами?
Она швырнула бутылку на пол. Стекло брызнуло осколками, бордовая лужа растеклась мгновенно.
— Твою же мать! — Ростислав попятился. — Успокойся! Ты истеричка! Тебе лечиться надо!
— ЗАТКНИСЬ! — она надвигалась на него, и в её руке теперь была тяжелая керамическая ваза. — Годами! Годами я слушала твое нытье! Твои унижения! «Яна, не то платье», «Яна, ты потолстела», «Яна, ты тупая»! Иди ты к лешему со своей критикой!
Она швырнула вазу не в него, а в стеклянную витрину с его коллекционным алкоголем. Звон стоял такой, будто рухнул хрустальный дворец.
— Ты больной! — кричала она, её лицо пошло красными пятнами, волосы растрепались. — Ты ничтожный, закомплексованный маленький человек, который самоутверждается за счет стариков и женщины! Ты трус, Ростислав!
— Прекрати крушить мой дом! — взревел он, пытаясь перекричать её, но в его голосе уже звучала паника. Он никогда не видел её такой. Это была не Яна. Это было стихийное бедствие.
— Твой дом? — она истерически рассмеялась, схватив со стола соусник и запустив его в только что купленную картину на стене. Соус жирным пятном расплылся по абстракции. — Твой? Да будь ты проклят со своим домом! Я ненавижу каждую вещь здесь! Я ненавижу этот диван!
Она пнула кожаное кресло, потом схватила стул и с грохотом повалила его.
— Хватит! — Ростислав попытался схватить её, но она развернулась и с такой силой толкнула его в грудь, что он не удержался на ногах, поскользнулся на вине и рухнул на пол, прямо в лужу и осколки.
— Не смей меня трогать! — визжала она, нависая над ним. — Я больше не буду молчать! Я не вещь! Я человек! Слышишь ты, ублюдок, я ЖИВОЙ ЧЕЛОВЕК!
Ростислав смотрел на неё снизу вверх, сидя в грязной жиже. Его дорогой костюм был испорчен, руки в вине. Страх сковал его. Не потому что она могла его ударить, а потому что он вдруг понял: он потерял контроль. Рычаги давления сломались. Она больше не боялась потерять «сытую жизнь», она была готова сжечь всё дотла.
— Ты... ты пожалеешь, — пробормотал он, но прозвучало это жалко.
— Пожалею? — Яна вдруг резко замолчала. Её грудь ходила ходуном. Она посмотрела на разгромленную гостиную, потом на мужа, барахтающегося на полу. — О да. Я жалею только об одном. Что не сделала этого раньше.
Часть 5. Холодный душ реальности
Яна сделала глубокий вдох, поправила прическу дрожащими руками и отряхнула невидимую пылинку с платья. Истерика ушла так же внезапно, как и началась, уступив место ледяной ясности.
Она подошла к комоду в прихожей, открыла ящик и достала оттуда папку с документами.
Ростислав, кряхтя, поднимался с пола.
— Ты всё это уберешь, — прошипел он, пытаясь вернуть себе авторитет. — И вычту за ущерб из твоих... карманных денег, которых я тебе больше не дам.
Яна вернулась в гостиную и швырнула папку на стол. Та скользнула по поверхности и остановилась у края.
— Уходить придется тебе, Ростик. Прямо сейчас. Вслед за родителями.
— Что ты несешь? — он рассмеялся, нервно и отрывисто. — Это моя квартира. Я купил её...
— Ты забыл, на чьи деньги был сделан первый взнос? — голос Яны теперь звучал тихо и жестко. — И на кого оформлена ипотека, которую закрыли досрочно год назад?
— Мы женаты! Это совместно нажитое...
Яна открыла папку.
— Брачный договор, пункт 4.2. Имущество, приобретенное на средства, полученные одним из супругов в дар или в наследство, а также прибыль от них, не подлежит разделу. Деньги на эту квартиру дала моя крестная. Все транзакции задокументированы. Квартира оформлена на меня. Ты здесь просто прописан. Временно.
Ростислав побелел. Он помнил этот договор. Он подмахнул его пять лет назад, не глядя, потому что тогда был по уши влюблен и уверен, что сам заработает миллиарды. А деньги крестной... он считал их своими, как только они поступили на счет.
— Но я... я делал ремонт! Я покупал мебель! Телевизор! — он ткнул пальцем в разбитый экран.
— Телевизор можешь забрать. Осколки в пакетик собери. А чеки на ремонт... — Яна брезгливо поморщилась. — Считай это платой за аренду. Ты жил здесь пять лет. Рыночная цена аренды такой площади покрывает все твои «инвестиции» в итальянскую плитку.
— Ты не сделаешь этого, — прошептал он. — Куда я пойду?
— На дачу к родителям, — усмехнулась Яна. — Ах да, ты же хотел её продать. Ну, тогда в лес. Или на лавочку.
Ростислав бросился к ней, лицо его перекосило от злости:
— Ах ты тварь! Я тебя засужу! Я тебя уничтожу!
— ПОШЁЛ ВОН! — рявкнула она так, что он снова отшатнулся.
Она достала телефон.
— У тебя пять минут. Потом я вызываю охрану жилого комплекса. Я уже аннулировала твой пропуск через приложение минуту назад. Если не выйдешь сам, тебя выведут. И поверь, соседи будут рады посмотреть на это шоу.
Ростислав стоял посреди разгромленной гостиной, в испорченной рубашке, со стекающими каплями вина на брюках. Он оглянулся. Весь этот мир, который он так старательно строил, чтобы тешить своё эго, рассыпался в прах. Не было ни власти, ни обожания, ни страха в глазах жены. Только презрение.
Он понял, что проиграл. Не потому что юридически был слаб, а потому что перегнул палку. Он сломал игрушку, которая оказалась капканом.
— Да подавись ты, — выплюнул он, хватая со стула пиджак. — Я уйду. Но ты приползёшь...
— Время пошло, — Яна демонстративно посмотрела на часы на стене.
Ростислав метнулся в прихожую, сунул ноги в туфли, даже не потрудившись завязать шнурки. Схватил ключи от машины.
— Ключи от квартиры оставь, — холодно бросила ему в спину Яна.
Он замер, сжал кулак, а затем с размаху швырнул связку на пол.
— Да пропади ты пропадом!
Громко хлопнула дверь.
Яна осталась одна. В квартире пахло прокисшим вином и дорогим парфюмом, который теперь вызывал лишь отвращение. Она посмотрела на разбитую вазу, на пятна на стенах. Это был не хаос. Это было начало ремонта.
Она подошла к окну. Внизу, у подъезда, мелькнула фигура Ростислава. Он сел в машину, но та не заводилась — фары мигнули и погасли. Яна вспомнила, что второй комплект ключей от его «ласточки» лежит в её сумке, а основной он, кажется, в порыве гнева утопил в бокале с вином ещё в начале ужина, когда швырялся приборами, или просто аккумулятор сел от долгого простоя — неважно. Важно было то, что он сидел там, в темноте, один. Без семьи, которую выгнал. Без жены, которую унижал. И без дома, который считал своим трофеем.
Яна достала телефон, нашла номер свекрови и нажала вызов.
— Алло? Лариса Андреевна? Вы далеко ушли? Возвращайтесь. Нет, Ростислава здесь нет. Да, я его выгнала. Вызовите такси от меня, я оплачу. Поедете домой с комфортом. Дачу никто не продаст, я обещаю.
Она положила трубку и впервые за вечер искренне улыбнулась. Злость ушла, оставив после себя звенящую, чистую пустоту, которую предстояло заполнить чем-то настоящим.
Автор: Елена Стриж ©