Дождь зарядил с самого утра, мелкий, противный, осенний. Ольга Сергеевна стояла у окна, глядя, как серые капли стекают по стеклу, размывая очертания двора. На душе было так же пасмурно. В квартире, несмотря на включенное отопление, было зябко. Или это одиночество пробирало до костей? Ей недавно исполнилось пятьдесят два года. Возраст, когда вроде бы еще не старость, но уже и не молодость, а дети выросли и разлетелись, оставив после себя лишь фотографии в рамках да редкие звонки по выходным.
Сын, Андрей, жил с семьей в другом городе, звонил дежурно: «Мам, как ты? Давление в норме? Ну, пока». Ольга не обижалась. Понимала — у него своя жизнь, ипотека, двое детей, работа. А у неё — двухкомнатная квартира в сталинском доме, хорошая должность в библиотеке и кот Маркиз, который спал целыми днями на батарее.
В тот день все пошло наперекосяк. Сначала сломался замок на входной двери — ключ проворачивался, но язычок не выходил. Ольга билась с дверью минут десять, чуть не плача от бессилия, пока с лестничной площадки не раздался мужской голос:
— Помощь нужна, хозяйка?
Ольга обернулась. Перед ней стоял мужчина, на вид лет сорока пяти, в чистой куртке и с чемоданчиком инструментов в руке. Лицо открытое, глаза с прищуром, улыбка чуть виноватая.
— Да вот... Заело что-то, — растерянно пробормотала она. — Домой попасть не могу.
— Это мы мигом, — бодро отозвался незнакомец. — Меня Виталием зовут. Я тут у соседей ваших сверху проводку смотрел, вот, спускаюсь. Дайте-ка гляну.
Он поколдовал над замком буквально пару минут, что-то щелкнуло, и дверь податливо открылась.
— Там пружина ослабла, — пояснил Виталий, вытирая руки тряпкой, которую достал из кармана. — Менять надо личинку, иначе в следующий раз МЧС вызывать придется. Если хотите, я могу сбегать в хозяйственный, тут за углом, и сразу поставлю новую. Недорого возьму, по-соседски.
Ольга колебалась секунду. В наше время пускать незнакомца в дом опасно. Но Виталий внушал какое-то иррациональное доверие. От него пахло не перегаром, а древесной стружкой и дешевым, но приятным одеколоном.
— Буду очень признательна, — решилась она. — А то страшно на ночь с такой дверью оставаться.
Так Виталий появился в её жизни. Он починил замок, потом заметил, что на кухне капает кран, и, пока Ольга заваривала чай в благодарность, сменил прокладку. За чаем разговорились. Оказалось, Виталий приехал из небольшого городка в средней полосе. Там работы нет, завод закрыли, жена ушла к предпринимателю, оставив его ни с чем. Вот он и подался в большой город, руки есть, голова на месте, работает по ремонтам, снимает комнату в общежитии на окраине.
— Тяжело одному, конечно, — вздохнул он, размешивая сахар в чашке. — Домашнего уюта не хватает. Придешь в общагу — там шум, гам, грязь. А у вас так хорошо, спокойно. Пирогами пахнет.
Ольга зарделась. Пироги были покупные, но ей было приятно. Давно никто не хвалил её дом.
Они стали видеться. Сначала Виталий заходил «доделать мелочи»: прибил полку, которая стояла в углу полгода, починил розетку в коридоре. Потом Ольга пригласила его на ужин — отблагодарить борщом. Виталий ел так, что у Ольги сердце сжималось от жалости и нежности одновременно. Он нахваливал каждый кусок, говорил, что такой вкусноты не едал с детства, от маминых рук.
— Вы, Оленька, волшебница, — говорил он, глядя ей прямо в глаза. — Золотая женщина. Почему вы одна? Неужели мужики в этом городе совсем ослепли?
Ольга отшучивалась, но внутри всё пело. Как мало женщине надо: доброе слово, мужское внимание, ощущение, что ты кому-то интересна не только как сотрудник или мать, а как женщина.
Через месяц Виталий остался ночевать. Они засиделись за фильмом, за окном началась метель, транспорт уже ходил плохо. Он постелил себе на диване в гостиной, но утром, когда Ольга вышла на кухню в халате, он уже варил кофе и жарил яичницу.
— Доброе утро, королева! — приветствовал он её. — Завтрак подан.
Это было так уютно, так правильно, что Ольга сдалась. Виталий переехал к ней тихо, незаметно. Сначала появилась его зубная щетка в стаканчике, потом пара рубах в шкафу, а через неделю он привез свою спортивную сумку с вещами.
Подруга Ольги, Лариса, работавшая вместе с ней в библиотеке, была настроена скептически.
— Оль, ты бы осторожнее, — шептала она в обеденный перерыв, помешивая ложечкой остывший суп. — Кто он такой? Откуда взялся? Паспорт ты его видела?
— Видела, Лара, видела, — отмахивалась Ольга, сияя глазами. — Нормальный мужик. Работящий, не пьет, руки золотые. Ну и что, что простой? Зато надежный. Ты посмотри, как он меня встречает, как заботится. Вон, сапоги мне починил, набойки новые поставил.
— Набойки — это хорошо, — не унималась Лариса. — А что у него за душой? Жилья нет, работы официальной нет. Смотри, сядет тебе на шею.
— Не завидуй, — обижалась Ольга.
И правда, первые полгода были похожи на сказку. Виталий взял на себя все мужские обязанности по дому. В квартире все работало, ничего не скрипело. По вечерам они гуляли в парке, держась за руки, как подростки. Виталий рассказывал истории из своей жизни, смешил её, дарил цветы — пусть скромные гвоздички, но без повода. Ольга расцвела, поменяла прическу, купила пару новых платьев. Ей казалось, что жизнь дала ей второй шанс на счастье.
Первый звоночек прозвенел весной. Виталий пришел домой мрачнее тучи.
— Что случилось? — встревожилась Ольга.
— Да так... — он махнул рукой, снимая куртку. — Сорвался крупный заказ. Обещали ремонт офиса под ключ, деньги хорошие. А потом отказали.
— Почему?
— Да все потому же, — Виталий зло пнул тапочек. — Документов нет. Спрашивают местную регистрацию, а у меня её нет. Говорят: «Мы с приезжими без прописки не связываемся, нам проблемы с налоговой и миграционной службой не нужны». Обидно, Оль. Я бы этот ремонт за месяц сделал, мы бы с тобой на море поехали...
Ольга сразу начала его утешать, накрыла на стол, достала бутылочку вина.
— Не расстраивайся, родной. Найдем другую работу. Ты же мастер.
— Мастер-то мастер, — бурчал он, наливая себе бокал. — Только в этом городе без бумажки ты букашка. Чувствую себя человеком второго сорта. Ходишь, оглядываешься, любой полисмен может остановить и в обезьянник. А я ведь не преступник, я работать хочу.
Эта тема стала всплывать все чаще. Виталий жаловался, что не может прикрепиться к нормальной поликлинике, когда у него заболел зуб, и пришлось идти в дорогую частную, за которую платила Ольга. Жаловался, что не может взять кредит на покупку хорошего инструмента, чтобы брать частные заказы подороже.
— Был бы у меня перфоратор профессиональный и штроборез, я бы горы свернул, — мечтал он, лежа на диване. — А так... перебиваюсь мелочевкой. Кредит не дают, прописки нет. Замкнутый круг.
Ольга слушала и чувствовала вину. Ей было жалко его. Он такой талантливый, старательный, а система ставит палки в колеса. Но мысль о том, чтобы прописать его к себе, она гнала. Все-таки квартира была её единственным капиталом, её крепостью. Да и слова Ларисы где-то на подкорке сидели занозой.
Однажды вечером, когда они ужинали, Виталий, отложив вилку, посмотрел на неё долгим, грустным взглядом.
— Оль, я тут подумал... Может, мне уехать?
У Ольги сердце пропустило удар.
— Куда уехать? Зачем?
— Обратно, в свой Зажопинск, — горько усмехнулся он. — Ну а что мне здесь ловить? Я же вижу, я тебе обуза. Денег приношу мало, перспектив никаких. Болтаюсь, как... в проруби. Там хоть у брата в доме угол есть, прописка местная. На завод может, сторожем возьмут. Буду жить, как все. А ты найдешь себе достойного, с квартирой, с машиной, москвича.
— Что ты такое говоришь! — воскликнула Ольга, хватая его за руку. — Ты мне нужен! Какая обуза? Мы же семья!
— Семья... — Виталий тяжело вздохнул. — Семья, Оленька, это когда люди доверяют друг другу. Когда они одно целое. А я здесь кто? Гость. Приживалка. Птичьи права. Вот завтра тебе надоем, ты меня выставишь, и идти мне некуда, кроме как на вокзал. Это унизительно для мужика, понимаешь? Жить и бояться.
Ольга молчала, переваривая его слова. Ей стало стыдно. Действительно, они живут уже почти год, он столько для неё сделал, а она держит его на расстоянии вытянутой руки, боясь бумажных формальностей.
— Виталь, ну что ты... Я же люблю тебя.
— И я тебя люблю, — он сжал её пальцы. — Поэтому и говорю. Я хочу быть тебе опорой, настоящим мужем. Хочу работу найти нормальную, деньги в дом нести. Тут вот предлагают место прораба на стройке, зарплата белая, соцпакет. Но условие жесткое — постоянная регистрация в регионе. Временная даже не катит, проверяют строго.
Он замолчал, давая ей додумать.
— А если... если я тебя пропишу? — тихо спросила Ольга. — Это поможет?
Глаза Виталия вспыхнули надеждой, но он тут же погасил этот огонек, изобразив сомнение.
— Оль, я не могу тебя просить об этом. Это серьезный шаг. Ты, небось, боишься. Думаешь, я квартиру оттяпаю?
— Ну что ты, — соврала она, хотя именно это она и думала.
— Я же не прошу долю! — горячо заговорил он. — Просто прописка. Штамп в паспорте. Чтобы я мог устроиться на работу, полис получить, человеком себя почувствовать. Ты же знаешь, я тебя никогда не обижу. Мы можем даже брачный контракт составить, если хочешь. Или просто... Поверь мне. Разве я дал повод усомниться?
В ту ночь Ольга долго не могла уснуть. Слушала ровное дыхание Виталия рядом и думала. Он прав. Если она хочет с ним жить до старости, нужно строить доверие. Нельзя вечно держать человека в прихожей его собственной жизни. Утром она позвонила сыну.
— Андрей, привет. Тут такое дело... Я хочу Виталия прописать.
Сын взорвался в трубку:
— Мама, ты с ума сошла?! Ты его знаешь без году неделя! Какая прописка? Ты понимаешь, что выписать человека потом можно только через суд, и то, если он добровольно не уйдет, это геморрой на года? А если он аферист?
— Он не аферист, Андрей! Мы живем вместе, он заботится обо мне...
— Заботится, пока ему что-то надо! Мама, не делай глупостей. Хочешь помочь — сделай временную регистрацию на полгода. Этого хватит для работы. Если он честный человек, он согласится. А если начнет давить на постоянную — гони его в шею.
Совет сына показался разумным. Временная регистрация — это компромисс. И официально, и безопасно для квартиры.
Вечером Ольга приготовила праздничный ужин и торжественно объявила:
— Виташа, я решила. Я сделаю тебе регистрацию.
Виталий просиял, вскочил, подхватил её на руки и закружил по кухне.
— Оленька! Родная! Спасибо! Ты не представляешь, что это для меня значит! Ты мне крылья даешь!
— Только давай сделаем временную, — мягко добавила она, когда он поставил её на пол. — На год. Или даже на три. Этого для работы вполне достаточно, я узнавала.
Улыбка медленно сползла с лица Виталия. Он отступил на шаг, словно наткнулся на невидимую стену.
— Временную? — переспросил он холодным тоном.
— Ну да. Это же тоже официальный документ. Для трудоустройства подходит, для поликлиники тоже.
— Ты мне не доверяешь, — это был не вопрос, а утверждение. Голос его стал жестким, чужим. — Значит, сынок твой надоумил? Позвонила, отчиталась?
— При чем тут Андрей? — растерялась Ольга. — Это мое решение. Виталий, какая разница? Главное, у тебя будут документы.
Виталий сел за стол, не глядя на неё.
— Разница огромная, Оля. Временная регистрация — это как подачка. Как кость собаке. «Поживи тут, пока хозяин добрый». Это не про семью. Это про то, что ты меня держишь за временного пассажира. Я думал, мы жизнь строим, а ты... Ты страхуешься. Боишься за свои метры драгоценные. Да подавись ты ими!
Он схватил тарелку с ужином и с грохотом швырнул её в раковину. Ольга вздрогнула. Впервые за все время он проявил агрессию.
— Виталий, зачем ты так? — у неё задрожали губы. — Я же как лучше хочу.
— Лучше?! — он вскочил и начал ходить по кухне, размахивая руками. — Кому лучше? Себе ты хочешь лучше! Чтобы и мужик в доме был, прислуживал, краны чинил, и рисков никаких! Удобно устроилась! А я, значит, должен унижаться, выпрашивать временные бумажки? Да любой нормальный прораб посмотрит в такой паспорт и скажет: «Иди гуляй, у тебя регистрация завтра кончится, и ищи тебя свищи». Мне постоянная нужна! Чтобы я мог кредит взять, машину купить, нас возить на дачу! Ты о будущем вообще не думаешь!
Ольга смотрела на него и не узнавала. Где тот ласковый, понимающий Виталий? Перед ней стоял злой, расчетливый человек, который давил на самые больные точки.
— Но Виталий, постоянная прописка дает право проживания...
— Да не нужно мне твое проживание! — заорал он. — Мне статус нужен! Ты понимаешь, что я муж тебе, а не приживалка?! Если ты сейчас мне откажешь, значит, нет у нас никакой любви. Значит, я для тебя просто «муж на час», только бесплатный.
Он подошел к ней вплотную, навис, глядя сверху вниз. В его глазах не было ни капли той теплоты, которую она так любила. Там был холодный расчет и раздражение от того, что жертва срывается с крючка.
— Короче так, Оля. Или мы идем завтра в МФЦ и подаем документы на постоянную прописку, и живем как нормальная семья, или... Или я собираю вещи. Мне надоело быть никем. Выбирай: или твоя квартира, или я.
В комнате повисла тишина. Слышно было, как тикают часы в коридоре и как гудит холодильник. Ольга смотрела на мужчину, которого, как ей казалось, она любила. И вдруг пелена спала с глаз. Все кусочки мозаики сложились.
Его рассказы о «злых работодателях», которые требуют именно прописку (хотя полгорода работает по временной или вообще без нее). Его жалобы на жизнь. Его постепенное давление на жалость. И этот ультиматум. Ему не нужна была работа. Ему не нужна была она. Ему нужно было зацепиться в городе. Получить штамп, который дает право жить в квартире даже против воли собственника, который практически невозможно аннулировать без долгих судов.
А потом? Потом он привел бы сюда кого угодно? Или выжил бы её саму? Или просто жил бы за её счет, имея законное основание?
Она почувствовала, как внутри разливается ледяное спокойствие. То самое, которое приходит, когда терять уже нечего, потому что самое главное — иллюзия любви — уже потеряно.
Ольга выпрямилась, расправила плечи и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я, кажется, поняла: тебе нужна не я, а прописка в моей квартире.
Виталий дернулся, словно от пощечины.
— Что ты несешь? Дура старая! Я к ней со всей душой...
— Не надо, — перебила она его твердо. — Не надо оскорблений. Я услышала твой ультиматум. Ты поставил выбор: или прописка, или ты уходишь. Так вот. Я выбираю квартиру.
Лицо Виталия перекосило. Он на секунду растерялся — видимо, не ожидал такого отпора от мягкой, влюбленной Ольги. Он привык, что она бежит выполнять его прихоти, стоит ему только нахмуриться.
— Ты пожалеешь, — прошипел он. — Ты сгниешь тут одна со своим котом. Никому ты не нужна в свои пятьдесят. Я твой последний шанс был.
— Пусть так, — кивнула Ольга. — Лучше одна с котом, чем с человеком, который меня продает за штамп в паспорте. Собирай вещи, Виталий.
— И соберу! — рявкнул он и пошел в комнату.
Ольга осталась на кухне. Она слышала, как он гремит ящиками, как швыряет вещи в сумку. Ей было больно, невыносимо больно, словно из груди вырывали кусок живой плоти. Хотелось побежать, остановить, сказать: «Ладно, черт с ней, с пропиской, только не уходи, только будь прежним!». Но она знала — прежнего Виталия не существовало. Это была маска. Демо-версия, как говорит молодежь.
Через десять минут он вышел в коридор с сумкой.
— Ну и оставайся, — бросил он, надевая ботинки. — Жадная баба. Я себе найду молодую и сговорчивую. А ты еще локти кусать будешь.
— Ключи, — сухо сказала Ольга, протягивая руку.
Виталий достал связку, швырнул её на пол и вышел, хлопнув той самой дверью, которую когда-то починил.
Ольга медленно наклонилась, подняла ключи. Они были теплыми от его рук. Она закрыла дверь на все замки, прислонилась к ней спиной и сползла на пол. Слёзы хлынули потоком. Она плакала не о Виталии, а о своей несбывшейся мечте. О том, как легко её обманули, воспользовавшись её одиночеством и потребностью в тепле.
Всю ночь она не спала. Ходила по квартире, собирала оставшиеся мелочи: забытую зажигалку, журнал с кроссвордами, чек из магазина. Все это полетело в мусорное ведро. К утру она успокоилась.
На следующий день она вызвала мастера и поменяла личинку замка. Так, на всякий случай. Потом позвонила Ларисе.
— Лара, ты была права. Он ушел.
— Ох, Оленька... — вздохнула подруга. — Деньги целы? Документы на месте?
— Все цело. Кроме души. Но это заживет.
— Заживет, подруга, обязательно заживет. Приходи сегодня ко мне, винца выпьем, поплачем. Мужики приходят и уходят, а мы у себя остаемся.
Прошло три месяца. Ольга возвращалась с работы, наслаждаясь теплым майским вечером. Жизнь вошла в привычную колею. Было немного грустно, но спокойно. Никто не давил, не требовал, не манипулировал.
У подъезда она увидела знакомую фигуру. Виталий. Он выглядел помятым, похудевшим, в той же куртке, которая уже потеряла вид.
Увидев её, он кинулся навстречу, изображая радость.
— Оленька! Здравствуй! Я так скучал! Прости меня, дурака!
Ольга остановилась, глядя на него с удивлением. Никаких чувств, кроме легкой брезгливости, не возникло.
— Я осознал, — тараторил он, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Был неправ. Вспылил. Нервы, сам понимаешь. Не нужна мне никакая прописка, правда! Я просто хотел быть ближе. Давай попробуем снова? Я все исправлю.
Он протянул руку, пытаясь коснуться её плеча. Ольга отступила.
— Нет, Виталий.
— Но почему? Я же люблю тебя!
— Нет, — она покачала головой. — Ты любишь комфорт. Ты любишь бесплатный борщ и чистые простыни. А я не благотворительный фонд и не ночлежка.
— Да ты что, Оля! Я же работу нашел! Почти нашел... Мне бы только перекантоваться пару недель, пока первую зарплату дадут...
Она усмехнулась. Все встало на свои места. Видимо, с «молодой и сговорчивой» не вышло, или выгнали из очередного места, и он пришел туда, где было сытно и тепло.
— Прощай, Виталий, — твердо сказала она и подошла к домофону.
— Стерва! — крикнул он ей в спину, моментально теряя маску раскаяния. — Одна подохнешь!
Ольга захлопнула дверь подъезда, отсекая его крик. Она поднялась в квартиру, открыла окно, впуская свежий весенний воздух. Кот Маркиз потерся об ноги, приветствуя хозяйку.
— Ну что, Маркиз, — сказала она, насыпая ему корм. — Будем жить. Спокойно, счастливо и без посторонних.
Она налила себе чаю, села у окна и впервые за долгое время почувствовала себя не одинокой, а свободной. Она поняла, что достоинство стоит дороже любой иллюзии семейного счастья. И что свой дом — это не просто стены, это пространство, куда нельзя пускать тех, кто приходит не с любовью, а с калькулятором в глазах.