— Да ты, стерва, думаешь, я не знаю, что ты затеяла? Хочешь все себе забрать, пока мой сын в командировке? — голос Веры Петровны разносился по всему переулку, заставляя соседей выглядывать из окон.
Кристина прижалась спиной к двери и зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Сердце колотилось где-то в горле, руки тряслись. Она знала, что этот день настанет, но не думала, что все случится так быстро. Всего три дня назад Максим уехал на вахту в Тюмень, а свекровь уже тут как тут.
— Вера Петровна, может, не надо так громко? — послышался неуверенный мужской голос. Это был Геннадий Иванович, сосед с третьего подъезда, которого свекровь притащила с собой для солидности. — Соседи же слышат...
— А пусть слышат! Пусть все знают, какая она змея подколодная! — Вера Петровна снова заколотила в дверь. — Открывай, я сказала! Или полицию вызову, скажу, что ты чужое имущество присвоила!
Кристина медленно отошла от двери и прислонилась к стене в коридоре. Ноги подкашивались. Три года назад, когда она выходила замуж за Максима, ей казалось, что она обретает семью. Родители погибли, когда ей было двадцать, и она так мечтала о тепле, о родных людях. Вера Петровна тогда встретила её с распростертыми объятиями, называла доченькой, пекла пироги. А потом началось.
Сначала мелочи. Замечания о том, как Кристина готовит, убирает, одевается. Потом появились намеки на то, что она недостаточно хороша для Максима. А когда они купили эту квартиру — однушку на окраине, но свою, их собственную — свекровь превратилась в фурию.
— Думаешь, отсидишься? — Вера Петровна перестала стучать, но голос её звучал теперь ещё более зловеще. — Геннадий Иванович, пойдемте через двор. Через забор перелезем, окно выбьем, если надо.
Кристина бросилась к окну. Они и правда пошли в обход. Она видела, как свекровь, грузная женщина лет шестидесяти, в коричневом пальто и платке, решительно направилась к калитке соседнего двора. Геннадий Иванович семенил за ней, явно сожалея, что связался с этой историей.
Надо было звонить Максиму. Но Кристина знала, что он не поверит. Он никогда не верил. «Мама просто беспокоится о нас», «Она не то имела в виду», «Ты слишком чувствительная». Каждый раз, когда Кристина пыталась объяснить, что происходит, Максим вставал на сторону матери. А в последний их разговор перед отъездом он вообще сказал: «Может, ты ей ключи оставишь? Вдруг что-то случится, пока меня нет?»
Она не оставила. И теперь расплачивалась за это.
Грохот в окно заставил её вздрогнуть. Кристина выглянула — Вера Петровна стояла во дворе с камнем в руке.
— Последний раз говорю — открой дверь! — прокричала свекровь. — Я в полицию позвоню, скажу, что ты документы на квартиру украла! Это имущество моего сына, понимаешь? Моего! Я его родила, вырастила, а ты кто такая?
Кристина схватила телефон дрожащими руками и набрала номер участкового. Гудки тянулись бесконечно долго.
— Алло? — наконец откликнулся усталый мужской голос.
— Здравствуйте, это Кристина Волкова с улицы Строителей, дом двенадцать. Ко мне домой пришла свекровь, угрожает, пытается выбить окна...
— Так, погодите. Свекровь? Это же родственница. Вы в ссоре?
— Она требует, чтобы я отдала ей все вещи из квартиры, говорит, что это всё принадлежит её сыну...
— Слушайте, гражданочка, — участковый явно хотел побыстрее закончить разговор. — Это семейные дела. Разбирайтесь сами. Если будет нанесено телесное повреждение или порча имущества — тогда приезжайте, заявление пишите.
Он повесил трубку. Кристина опустилась на пол прямо у окна. Значит, помощи ждать неоткуда. Она одна.
Во дворе послышался скрежет металла — они пытались открыть старую форточку в ванной. Кристина вскочила и побежала туда. Форточка действительно поддавалась, и в щель уже просовывалась рука в шерстяной перчатке.
— Вера Петровна, прекратите! — крикнула Кристина. — Я вызову полицию!
— Да вызывай! — заорала в ответ свекровь. — Я им все расскажу! Как ты на моего сына глаз положила, когда узнала, что у него квартира будет! Как выслужилась, прикинулась паинькой! А сама что? Сирота безродная, никому не нужная!
Слова больно резанули. Кристина чувствовала, как внутри всё сжимается в тугой узел. Да, она сирота. Да, у неё нет родни. Но разве это делает её плохой? Разве это значит, что она не имеет права на счастье?
Форточка с треском распахнулась. Рука исчезла, и через секунду в проеме показалось красное от натуги лицо Веры Петровны.
— Сейчас мы тебе покажем! Геннадий Иванович, подсадите меня!
Кристина метнулась к телефону и начала снимать видео. Если её не защитят законы, пусть хоть доказательства останутся. Она снимала, как свекровь, тяжело дыша, пытается протиснуться в узкое окно, как Геннадий Иванович толкает её сзади, как трещит старая рама.
А потом что-то внутри Кристины оборвалось. Страх исчез, сменившись холодной яростью. Три года она терпела. Три года пыталась понравиться этой женщине, угодить ей, доказать свою ценность. И что? Ради чего?
Она подошла к форточке вплотную.
— Вера Петровна, — её голос прозвучал на удивление спокойно. — Если вы сейчас же не уберетесь, я разошлю это видео всем вашим знакомым. И ещё выложу в интернет. Пусть все увидят, как уважаемая учительница на пенсии пытается вломиться в чужую квартиру.
Свекровь застыла. Её лицо из красного стало багровым.
— Ты... ты что себе позволяешь?
— То же самое, что и вы. Отстаиваю свои права. — Кристина крепче сжала телефон. — Эта квартира оформлена на нас с Максимом. У вас нет никаких прав на неё. И я не обязана пускать вас в свой дом.
— Да как ты смеешь?! Я его мать!
— И что с того? — Кристина почувствовала, как внутри неё просыпается что-то новое, незнакомое. Сила. — Я его жена. И я имею право жить в своем доме без вашего вмешательства.
Вера Петровна попыталась что-то ответить, но Кристина уже закрывала форточку. Защелка щелкнула, и тишина окутала ванную комнату. Снаружи донеслись возмущенные крики, но Кристина больше не слушала. Она прислонилась лбом к холодной стене и глубоко вдохнула.
Но это была только первая победа. И она отлично понимала — война только начинается.
На следующее утро Кристина проснулась от звонка в дверь. Резкого, настойчивого. Она глянула в глазок и обомлела. На пороге стояли двое — Вера Петровна и незнакомая женщина лет пятидесяти, в строгом черном костюме, с папкой в руках.
— Кристина Александровна Волкова? — строгая женщина приложила к глазку какое-то удостоверение. — Откройте, пожалуйста. Я Ольга Викторовна Самойлова, представитель опеки. К нам поступил сигнал о неблагополучной семье.
Опека? У них даже детей нет! Кристина открыла дверь на цепочку.
— Какой сигнал? О чем вы говорите?
— Вы беременны, верно? — Ольга Викторовна заглянула в свои бумаги. — Срок три месяца. Согласно заявлению гражданки Волковой Веры Петровны, вы ведете асоциальный образ жизни, злоупотребляете алкоголем и...
— Что?! — Кристина распахнула дверь настежь. — Это полный бред! Я не пью вообще!
Вера Петровна стояла за спиной у представительницы опеки с торжествующим видом. На губах играла довольная улыбка.
— Доченька, не волнуйся так, — промурлыкала свекровь фальшиво-сладким голосом. — Мы просто беспокоимся о малыше. Ты же совсем одна, Максима нет, работаешь допоздна в той своей аптеке. Как ты выносишь ребенка в таких условиях?
— Позвольте мне войти и осмотреть жилищные условия, — Ольга Викторовна уже протискивалась в прихожую, не дожидаясь приглашения.
Кристина отступила, пропуская обеих женщин. Голова кружилась. О беременности она узнала неделю назад и никому не говорила, кроме Максима. Значит, он сообщил матери. А та сразу же побежала в опеку, чтобы...
— Видите? — Вера Петровна уже прошла на кухню и распахнула холодильник. — Одни йогурты да овощи. Где мясо? Где нормальная еда? Девочка себя морит голодом, а ведь малыша кормить надо!
— Я не морю себя голодом, — Кристина почувствовала, как внутри закипает злость. — У меня токсикоз, я не могу есть тяжелую пищу.
Ольга Викторовна методично ходила по квартире, что-то записывая в блокнот. Заглянула в спальню, осмотрела ванную, проверила окна.
— Квартира в удовлетворительном состоянии, — констатировала она наконец. — Чистота, порядок. Но я вижу, вы живете одна. Муж где?
— В командировке. Работает вахтовым методом.
— На сколько уезжает?
— На месяц.
Представительница опеки нахмурилась и снова что-то записала.
— То есть вы остаетесь одна на длительный срок. Без поддержки, без присмотра. В вашем положении это опасно.
— У меня есть врач, я регулярно хожу на осмотры! — Кристина чувствовала, как почва уходит из-под ног. — Я работаю провизором, знаю, как следить за своим здоровьем!
— Конечно-конечно, доченька, — Вера Петровна положила руку на плечо представительницы опеки. — Но ведь молодая еще, неопытная. А я готова помочь! Могу переехать сюда, буду следить, чтобы правильно питалась, отдыхала. У меня трое детей своих, знаю толк в беременности.
Вот оно что. Вот зачем весь этот спектакль. Свекровь хочет въехать в квартиру под предлогом заботы.
— Нет, — твердо сказала Кристина. — Мне помощь не нужна. Я прекрасно справляюсь сама.
— Гордость — плохой советчик, — вздохнула Ольга Викторовна. — Мы еще вернемся к этому разговору. Я оставлю вам свою визитку. И настоятельно рекомендую наладить отношения с родственниками. Ребенку нужна семья.
Они ушли, оставив Кристину стоять посреди прихожей в полном оцепенении. В руках она все еще держала визитку: «Самойлова О.В., специалист отдела опеки и попечительства». Телефон дрожал в кармане — звонил Максим.
— Алло? — голос у него был виноватый.
— Ты рассказал своей матери про беременность?
— Кристя, ну она же бабушка будущая...
— Она притащила опеку! — Кристина не сдержалась и повысила голос. — Заявила, что я алкоголичка и не способна выносить ребенка!
— Что? Мама так не могла...
— Могла! И сделала! Максим, ты вообще понимаешь, что происходит? Твоя мать хочет забрать у нас квартиру, а теперь еще и ребенка!
— Ты преувеличиваешь. Мама просто беспокоится...
Кристина бросила трубку. Руки тряслись так сильно, что телефон выскользнул и упал на пол. Она медленно опустилась следом, обхватив голову руками. Слезы подступали к горлу, но она заставила себя сдержаться. Нельзя. Нельзя сейчас раскисать.
Надо было что-то делать. Но что?
К обеду Кристина уже сидела в кабинете адвоката. Нашла через интернет — Светлана Борисовна Крылова, специализация: семейное право. Приняла без записи, видимо, почувствовав отчаяние в голосе по телефону.
— Рассказывайте, — адвокат была женщиной лет сорока пяти, с короткой стрижкой и внимательными карими глазами.
Кристина выложила все. Про вчерашнюю осаду, про визит опеки, про то, как свекровь три года методично отравляет ей жизнь. Светлана Борисовна слушала молча, изредка кивая.
— Видео есть? — спросила она, когда Кристина закончила.
— Да, где она пытается вломиться в окно.
— Отлично. Это уже состав — покушение на незаконное проникновение в жилище. Можем заявление в полицию написать. — Адвокат постучала ручкой по столу. — Но главная проблема в другом. Ваш муж на чьей стороне?
— Он... — Кристина замялась. — Он всегда защищает мать. Говорит, что я слишком чувствительная.
— Понятно. Тогда вам нужно готовиться к худшему. Если опека возьмет вас на контроль, свекровь получит рычаг давления. Она может постоянно писать жалобы, провоцировать проверки. А после рождения ребенка — требовать ограничения ваших родительских прав.
— Но как она может? Я же нормальной мамой буду!
— Она может наплести что угодно. Мол, оставляете ребенка одного, кормите неправильно, не следите. А у вас нет родственников, которые подтвердили бы обратное. Только муж, который слушает маму. — Светлана Борисовна достала из ящика стола бланк. — Поэтому действовать надо на опережение. Первое — пишем заявление на свекровь за вчерашнее. Второе — собираем свидетелей, что вы адекватный человек, хорошо работаете, соседи вас уважают. Третье — ставлю вас на учет у психолога, который даст заключение о вашей психической стабильности. Опека любит такие бумажки.
— А что насчет квартиры?
— На кого оформлена?
— На нас обоих с Максимом.
— Значит, без его согласия свекровь ничего не сделает. Но может повлиять на него. Будет давить, манипулировать. — Адвокат внимательно посмотрела на Кристину. — Вы готовы к тому, что придется выбирать между мужем и спокойствием?
Этот вопрос Кристина задавала себе всю ночь. И ответа все еще не было.
Выйдя от адвоката, она поехала не домой, а в центр города, к зданию своей аптеки. Нужно было поговорить с Валентиной Семеновной, заведующей. Женщина встретила её с обеспокоенным видом.
— Кристиночка, ты как? Бледная такая...
— Плохо, если честно. — Кристина опустилась на стул в подсобке. — Можно я у вас минут десять посижу?
— Сиди, конечно. Чаю хочешь?
Валентина Семеновна принесла горячий травяной чай и села напротив. Кристина рассказала ей об утреннем визите опеки — не вдаваясь в подробности, но объяснив суть.
— Так это же шантаж чистой воды! — возмутилась заведующая. — Ты хочешь, я тебе характеристику напишу? С работы. Что ты ответственная, не пьешь, к обязанностям относишься серьезно.
— Вы правда не против?
— Еще чего! Ты у меня лучший провизор, я тебя в обиду не дам.
Этот разговор согрел Кристину больше, чем любой чай. Значит, не все так плохо. Есть люди, которые верят в неё. Остается только понять — верит ли в неё самый главный человек. Муж.
Вечером того же дня Кристина вернулась домой и обнаружила у подъезда полицейскую машину. Сердце ухнуло вниз. Неужели Вера Петровна опять что-то натворила?
Поднявшись на свой этаж, она увидела открытую дверь квартиры и двух участковых внутри. А рядом, на лестничной площадке, сидела на корточках её соседка Евгения, молодая женщина с первого этажа.
— Что случилось? — Кристина вбежала в квартиру.
— Вы хозяйка? — старший сержант обернулся к ней. — Гражданка Соколова вызвала наряд. Сообщила, что видела, как пожилая женщина пыталась вскрыть вашу дверь отмычкой.
Кристина перевела взгляд на Евгению, которая неловко улыбнулась.
— Я возвращалась из магазина, поднимаюсь — а там твоя свекровь у двери колдует. Я сначала думала, может, ты ей ключи дала. Но потом слышу, как она кому-то по телефону говорит: «Сейчас войду, все документы заберу, и пусть попробует докажет». Ну я и вызвала полицию.
— Гражданка Волкова Вера Петровна сейчас находится в отделении, — продолжил участковый. — Мы её задержали на месте преступления. При ней обнаружен набор отмычек и пустой рюкзак. Намерение очевидно — кража. Вам нужно приехать и написать заявление.
Кристина медленно кивнула, не веря своим ушам. Свекровь задержали. За попытку ограбления собственной невестки.
В отделении Вера Петровна сидела на скамейке в коридоре, постаревшая и растерянная. Когда увидела Кристину, вскочила.
— Ты же не будешь заявление писать? Я же не чужая! Я хотела просто забрать документы на квартиру, чтобы Максиму отвезти, он же просил...
— Максим ничего не просил, — холодно ответила Кристина. — И хватит врать.
Она прошла в кабинет и написала заявление. Подробно, со всеми деталями — про вчерашнюю осаду, про попытку проникновения через окно, про визит опеки. Приложила видео. Участковый, принимавший заявление, только качал головой.
— Надо же, учительница на пенсии. Кто бы мог подумать.
Выходя из отделения, Кристина столкнулась с незнакомым мужчиной лет тридцати пяти — высоким, в очках, с нервным лицом.
— Вы Кристина? Я Олег, младший сын Веры Петровны. Максим звонил, сказал, что мать задержали. — Он потер переносицу. — Послушайте, я в курсе, что она вытворяет. Пыталась и нам с сестрой жизнь устроить по своему усмотрению. Я десять лет назад съехал и общаюсь с ней по минимуму. Максим — единственный, кто поддался на манипуляции.
— И что вы хотите мне сказать?
— Что я на вашей стороне. И готов дать показания, если понадобится. Мать давно пора было остановить, но Максим этого не понимал. — Олег достал визитку. — Вот мой номер. Если нужна будет поддержка — звоните. Моя жена тоже готова подтвердить, что мать неадекватна.
Эта встреча стала неожиданностью. Оказывается, не все дети Веры Петровны слепо ей подчинялись.
Через три дня Максим вернулся с вахты раньше срока. Ворвался в квартиру бледный, с воспаленными глазами.
— Кристина, мы должны поговорить.
Она сидела на диване с чашкой чая и смотрела в окно. Последние дни были спокойными — свекровь отпустили под подписку о невыезде, опека больше не появлялась.
— Я разговаривал с Олегом, — Максим опустился рядом. — Он рассказал... много чего. Про то, как мама пыталась развести его с женой. Как устраивала скандалы, требовала, чтобы они продали квартиру и переехали к ней. Я не знал.
— Ты не хотел знать, — тихо сказала Кристина. — Потому что для тебя было удобнее верить, что я преувеличиваю.
— Прости. — Максим взял её руку. — Я был слепым идиотом. Мама всегда умела манипулировать мной, с детства. И я не замечал, как она делает то же самое с тобой.
Кристина посмотрела на него. В его глазах читались искренность и боль.
— Я подал на ограничение её доступа к нашей квартире, — продолжил он. — И сказал ей, что пока она не извинится перед тобой и не пройдет психолога, я с ней общаться не буду. Олег поддержал — сказал, что сестра тоже готова настаивать на лечении.
— А ты? Ты действительно понимаешь, что произошло?
— Понимаю. Моя мать пыталась украсть у моей жены документы, чтобы выгнать её из собственного дома. Чуть не отобрала у нас ребенка, наплетя опеке небылиц. — Максим сжал её пальцы сильнее. — Я на твоей стороне. Всегда буду. Прости, что понял это так поздно.
Кристина молчала. Слезы сами покатились по щекам — не от боли, а от облегчения. Наконец-то её услышали.
Два месяца спустя Кристина сидела в кафе напротив Светланы Борисовны. Адвокат улыбалась, просматривая документы.
— Дело закрыли за примирением сторон. Вера Петровна принесла официальные извинения, прошла курс психотерапии. Опека сняла вас с контроля, признав жалобу необоснованной. — Она отложила бумаги. — Вы молодец. Не сломались.
— У меня не было выбора, — Кристина положила руку на округлившийся живот. — Я должна была защитить себя и ребенка.
Выйдя из кафе, она медленно пошла по осеннему городу. Впереди был длинный путь — восстановление отношений с мужем, роды, новая жизнь. Но теперь она знала точно: она не одна. И она достаточно сильна, чтобы отстоять свое право на счастье.
А Вера Петровна... Может, психотерапия действительно поможет ей понять, что дети — не собственность. И что любовь нельзя построить на манипуляциях и страхе.
Кристина улыбнулась своим мыслям и прибавила шаг. Дома её ждал Максим — они собирались выбирать кроватку для малыша. Вместе. Как настоящая семья.