— Заткнись уже, Зоя, хватит ныть! — Феликс рявкнул так, что ложка в его руке звякнула о край тарелки, а суп брызнул на скатерть. — Дом мой, наследство моё, а ты тут только прислуга, поняла?
Зоя замерла у плиты, рука с ложкой повисла в воздухе. Кухня пахла жареной картошкой и чем-то горьким — её собственным страхом, который, казалось, въелся в стены. Она хотела ответить, но слова застряли, как ком в горле.
Феликс сидел во главе стола, расстёгнутая рубашка открывала волосатую грудь, на пальце поблёскивал перстень — подарок матери, Анфисы Юрьевны. Свекровь, сидя рядом, поджала губы, её глаза, острые, как кухонный нож, полоснули Зою.
— Феликс, не горячись, — Анфиса Юрьевна произнесла это спокойно, но с такой ядовитой сладостью, что Зоя почувствовала, как по спине побежали мурашки. — Зоя, милая, убери со стола. И суп пересолила, как всегда. Учишься, что ли, или мозгов не хватает?
Зоя молча кивнула, собирая тарелки. Пальцы дрожали, но она старалась не звякать посудой. Феликс, не глядя на неё, потянулся за телефоном, экран засветился — сообщение от Магдалены. Зоя заметила, как уголок его рта дёрнулся в улыбке. Та самая улыбка, которой он когда-то встречал её с работы, в те далёкие времена, когда она ещё верила, что любовь — это навсегда.
— Магдалена сегодня заедет, — бросил Феликс, не отрываясь от телефона. — Приготовь что-нибудь приличное. И не стой столбом, шевелись!
Анфиса Юрьевна хмыкнула, отпивая чай из фарфоровой чашки с золотой каёмкой — её гордость, доставшаяся от бабки. Зоя поставила тарелки в раковину, вода шумела, заглушая её мысли.
«Почему я это терплю?» — спрашивала она себя, но ответ был прост: некуда идти. Родители умерли, подруг не осталось, а тётя Женя, единственная, кто мог бы приютить, жила в другом городе и едва сводила концы с концами.
Вечер тянулся, как жвачка. Зоя накрыла стол в гостиной: хрустальные бокалы, серебряные ложки, салфетки, сложенные треугольниками. Магдалена явилась в облаке духов, в обтягивающем платье, которое подчёркивало всё, что Зоя давно перестала замечать у себя. Феликс встретил её с объятиями, Анфиса Юрьевна расцеловала в щёки, будто родную дочь.
— Зоя, налей вина! — крикнул Феликс, не поворачиваясь. — И не забудь сырники, Магдалена их обожает.
Зоя принесла поднос, стараясь не смотреть на Магдалену, которая уже сидела на её любимом диване, закинув ногу на ногу. «Это мой дом», — подумала Зоя, но тут же одёрнула себя. Нет, не её. Никогда не был.
— Зоя, ты чего такая бледная? — Магдалена улыбнулась, но в глазах — насмешка. — Устала? Ну, ничего, Феликс говорит, ты любишь хлопотать.
— Любит, ещё как, — подхватила Анфиса Юрьевна, похлопав Зою по плечу. — Наша Зоечка без дела не сидит. Правда, сынок?
Феликс рассмеялся, обнимая Магдалену за талию. Зоя отвернулась, унося пустые тарелки. В кухне она прислонилась к холодной стене, закрыла глаза. Сердце колотилось, как будто хотело вырваться. «Сбежать. Просто взять и уйти». Но куда? С чем? В кармане — пара тысяч, в голове — пустота.
Ночью, когда дом затих, Зоя сидела на кухне, глядя в окно. Уличный фонарь бросал жёлтые пятна на снег. Она вспоминала, как всё началось. Феликс был другим — внимательным, заботливым. Анфиса Юрьевна тогда ещё не переехала к ним, а Магдалены и в помине не было. Но потом умер отец Феликса, оставил дом, бизнес, деньги. И всё изменилось. Феликс стал хозяином, Анфиса Юрьевна — королевой, а Зоя — тенью.
Раздался скрип двери. Зоя вздрогнула. В проёме стояла тётя Женя, приехавшая погостить на пару дней. Её седые волосы были собраны в небрежный пучок, глаза — усталые, но тёплые.
— Зоя, доченька, ты чего не спишь? — Женя присела рядом, положив руку на её плечо. — Я слышала, как они… Ну, ты понимаешь.
Зоя кивнула, горло сжалось. Женя всегда видела её насквозь. В детстве, когда Зоя оставалась у тёти на лето, они пекли пироги, болтали до ночи. Женя была единственной, кто не осуждал её за брак с Феликсом, хотя и предупреждала: «Мужик с деньгами — это всегда риск».
— Я не могу больше, тёть Жень, — прошептала Зоя. — Они… Они меня в пыль стёрли.
Женя сжала её руку.
— И не надо. Собирайся. Я тебе денег дам. Уедем завтра, пока они спят.
Зоя посмотрела на тётю, словно впервые её увидев. В голове закружились мысли: «А если догонят? А если Феликс найдёт?» Но в глазах Жени была такая решимость, что Зоя вдруг поверила — можно. Можно вырваться.
Утром дом гудел. Феликс орал на Анфису Юрьевну из-за пропавшего ключа от сейфа, Магдалена капризничала, требуя кофе. Зоя, как обычно, металась по кухне, но теперь в её движениях была странная лёгкость. Она украдкой сунула в карман куртки записку, которую написала ночью: «Я ухожу. Не ищите». Женя ждала её у чёрного хода, с небольшой сумкой в руках.
— Пора, — тихо сказала Женя, и Зоя шагнула за порог.
Снег хрустел под ногами, мороз щипал щёки. Зоя оглянулась на дом — большой, с колоннами, с её несбывшимися мечтами. Сердце сжалось, но она не остановилась. Впереди ждала неизвестность, но впервые за годы Зоя чувствовала, что дышит.
Зоя и Женя шли по заснеженной улице, дыхание вырывалось облачками. Такси ждало за углом — Женя заказала ночью, шепотом, чтоб никто не услышал. Зоя села на заднее сиденье, сумка с вещами — пара свитеров, документы, фото родителей — лежала на коленях. Дверь хлопнула, машина тронулась. Дом Феликса остался позади, его окна светились, как чужие глаза.
— К вокзалу, — сказала Женя водителю, голос твёрдый, будто всю жизнь так сбегала.
Зоя посмотрела в окно: снег падал крупными хлопьями, заметая следы. «А если он проснётся? Если хватится?» — мысли крутились, но Женя сжала её руку.
— Не думай, Зоенька. Сейчас главное — уехать. А там разберёмся.
На вокзале пахло углем и кофе из автомата. Женя купила билеты до её городка — три часа пути. Зоя сидела на жёсткой скамье, кутаясь в старое пальто. Ей было пятьдесят два, но чувствовала себя старухой. Волосы, когда-то густые, теперь редели, лицо осунулось. Феликс любил повторять: «Ты себя запустила». А она верила.
Поезд пришёл с опозданием. Вагоны скрипели, в тамбуре кто-то курил. Зоя и Женя заняли места у окна. За стеклом мелькали огни, потом — тьма. Зоя закрыла глаза, вспоминая, как всё началось. Познакомились на заводе, Феликс был начальником цеха, она — бухгалтером. Он ухаживал красиво: цветы, ресторан, обещания. Анфиса Юрьевна тогда жила отдельно, но после свадьбы переехала «помогать». Помощь оказалась цепью.
— Зоя, ты спи, — Женя погладила её по плечу. — Я разбужу.
Но сон не шёл. Зоя думала о Магдалене — молодой, яркой, с губами, как спелая вишня. Феликс приводил её открыто, заставлял Зою стелить постель в гостевой. «Пусть учится, как надо мужика держать», — шипела Анфиса Юрьевна. Зоя терпела, стирала чужое бельё, варила кофе. Однажды Магдалена «случайно» пролила вино на Зоино платье — единственное вечернее. Феликс только рассмеялся.
В Женин городок приехали под утро. Маленькая станция, фонарь мигал. Женя жила в хрущёвке, на третьем этаже. Квартира пахла пирогами и старым деревом. На стене — фото: Женя молодая, с мужем, который умер десять лет назад. Зоя поставила сумку, села на табуретку.
— Чаю? — Женя уже хозяйничала у плиты. — Я тебе постелю в комнате, там тепло.
Зоя кивнула, но вдруг — звонок. Телефон Жени. Номер неизвестный. Женя нахмурилась, ответила.
— Да? … Кто? … Зоя? Нет, не знаю никакой Зои.
Зоя замерла. Голос Феликса — громкий, злой. «Где она, Женя? Я знаю, она с тобой!» Женя отключила, выдернула батарею.
— Он найдёт, — прошептала Зоя.
— Не найдёт, — Женя налила чай, руки не дрожали. — Я сменю номер. А ты — отключи свой.
Зоя достала телефон, вынула симку, сломала пополам. Пластик хрустнул. Впервые за годы — её решение.
Дни потекли тихо. Женя работала в библиотеке, Зоя помогала — сортировала книги, вытирала пыль. Вечерами пили чай, смотрели сериалы. Зоя начала замечать мелочи: как Женя морщится, когда болит спина; как прячет таблетки от давления. «Она тоже не железная», — думала Зоя.
Однажды в библиотеку зашла женщина — соседка Жени, Тамара. Разговорились. Тамара искала работника для дочери, Зоя вдруг сказала:
— Я бухгалтер. Могу вести отчёты, если кому надо.
Тамара удивилась, но записала номер. Через неделю позвонила — местный магазинчик искал человека на полставки. Зоя пошла. Владелец, дядя Коля, посмотрел её документы, кивнул:
— Начнёшь завтра. Пять тысяч, но своё.
Зоя вышла на улицу, снег кружился. «Своё». Слово грело.
А Феликс не унимался. Писал Жене с новых номеров, звонил в дверь — Женя не открывала. Однажды прислал письмо: «Вернись, дура. Без меня пропадёшь». Зоя прочла, порвала. Но ночью снилось: Феликс стоит в дверях, Анфиса Юрьевна за спиной, Магдалена хихикает.
Женя заметила, как Зоя стала вздрагивать от звонков.
— Хватит бояться, — сказала она однажды. — Поедем в полицию. Напишем заявление.
— А если не поверят?
— Поверят. У тебя синяки были. Я видела.
Зоя вспомнила: да, были. Феликс хватал за руку, когда злился. Следы проходили, но память — нет.
В полиции приняли заявление. Участковый, молодой парень, выслушал, записал.
— Если явится — звоните сразу.
Дома Зоя впервые за долгое время улыбнулась. «Может, правда отпустит».
Но Феликс не сдавался. Через месяц приехал сам. Встал под окнами, кричал:
— Зоя, выходи! Это мой дом, моя жена!
Соседи выглядывали. Женя вызвала полицию. Феликса забрали, отпустили с предупреждением.
Зоя смотрела из окна, как он уходит. Плечи его ссутулились, перстень блестел тускло. «Он стареет», — подумала она. И вдруг поняла: боится не только она.
Прошёл год
Зоя стояла у окна своей новой квартиры — крохотной, но своей. Купила на зарплату и сбережения, которые прятала от Феликса ещё с завода. Стены выкрасила в светло-жёлтый, на подоконнике — горшки с базиликом. Женя переехала к ней, спина совсем разболелась, но глаза горели: «Вместе легче».
Работа в магазине стала постоянной. Дядя Коля повысил до главного бухгалтера, доверил кассу. Зоя научилась улыбаться клиентам, даже шутить. Волосы отросли, она подстриглась коротко, как в молодости. В зеркале видела женщину — не тень.
Феликс затих. После полиции приходил ещё раз, пьяный, орал под окнами. Соседи вызвали наряд, его оштрафовали. Анфиса Юрьевна звонила, голос дрожал:
— Сынок в больнице, сердце.
Зоя не поехала. «Пусть Магдалена лечит».
А потом — как в кино. Тамара, соседка, принесла газету: «Бизнесмен Феликс К. задержан за неуплату налогов. Дом под арестом». Оказалось, он прятал доходы, подделывал отчёты. Анфиса Юрьевна рыдала в трубку, просила денег. Зоя положила трубку.
Магдалена ушла первой. Собрала вещи. Говорят, уехала к новому — богатому, но женатому. Анфиса Юрьевна осталась одна в большом доме, который теперь принадлежал банку. Продавала мебель, фарфор, даже бабкину чашку с золотой каёмкой.
Зоя встретила Феликса случайно — на рынке. Он стоял у лотка с яблоками, в старом пальто, перстень пропал. Лицо осунулось, глаза — мутные.
— Зоя… — начал он, но она прошла мимо.
— Не знаю тебя, — бросила через плечо.
Дома Женя ждала с пирогом — не яблочным, вишнёвым. Сели за стол, чайник свистел.
— Слышала? — Женя улыбнулась. — Дом продали. Новые хозяева — молодая пара.
Зоя кивнула. Взяла кружку, горячая, обжигающая. «Мой дом теперь здесь». За окном весна, базилик тянулся к солнцу. Она открыла окно, впуская запах земли.
Феликс получил три года условно. Вышел — без бизнеса, без дома, без жены. Анфиса Юрьевна уехала к дальним родственникам, в деревню. Магдалена сменила номер. А Зоя… Зоя впервые за долгие годы спала без страха.
«По заслугам», — подумала она, закрывая форточку. И улыбнулась.