Найти в Дзене

Насторожил странный подарок жены — выяснил от кого

Григорий поднёс руку к глазам, разглядывая циферблат в свете настольной лампы. Швейцарский механизм тикал размеренно, словно метроном. Сапфировое стекло, стальной корпус, кожаный ремешок — всё выглядело настолько дорого, что он невольно боялся поцарапать. — Нравится? — Анжела стояла у дверного проёма кухни, прислонившись плечом к косяку. Она улыбалась, но взгляд был напряжённым. — Анжел, это... — Григорий покачал головой. — Ты серьёзно? Да это же половина моей зарплаты. — Сорок два года мужу исполнилось. — Она подошла, коснулась его плеча. — Пятнадцать лет вместе. Разве не заслужил? — Заслужил, — повторил он, осторожно возвращая часы в коробку, обитую бархатом. — А где ты взяла столько денег? — Копила. — Анжела отвернулась к плите, где шипела картошка. — Целый год. С маникюра откладывала понемногу. Григорий откинулся на спинку стула и прикинул в уме: три-четыре клиентки в неделю, тысяча за маникюр, от силы полторы. Минус расходники, минус те курсы весной. Минус новая одежда, косметика.

Григорий поднёс руку к глазам, разглядывая циферблат в свете настольной лампы. Швейцарский механизм тикал размеренно, словно метроном. Сапфировое стекло, стальной корпус, кожаный ремешок — всё выглядело настолько дорого, что он невольно боялся поцарапать.

— Нравится? — Анжела стояла у дверного проёма кухни, прислонившись плечом к косяку. Она улыбалась, но взгляд был напряжённым.

— Анжел, это... — Григорий покачал головой. — Ты серьёзно? Да это же половина моей зарплаты.
— Сорок два года мужу исполнилось. — Она подошла, коснулась его плеча. — Пятнадцать лет вместе. Разве не заслужил?

— Заслужил, — повторил он, осторожно возвращая часы в коробку, обитую бархатом. — А где ты взяла столько денег?

— Копила. — Анжела отвернулась к плите, где шипела картошка. — Целый год. С маникюра откладывала понемногу.

Григорий откинулся на спинку стула и прикинул в уме: три-четыре клиентки в неделю, тысяча за маникюр, от силы полторы. Минус расходники, минус те курсы весной. Минус новая одежда, косметика.

Она всегда жаловалась на нехватку денег.

— Спасибо, — сказал он вслух. — Правда красивые.

Ночью Григорий лежал на спине, слушал, как Анжела дышит ровно. За окном ветер гонял остатки снега по асфальту. Часы поблёскивали на тумбочке в темноте.

Но сон не шёл.

Не сам подарок смущал — а то, как она замялась на секунду перед ответом. Как отвела взгляд чуть в сторону.

Он повернулся набок. Анжела спала, уткнувшись лицом в подушку. За последние месяцы она изменилась. Похудела заметно — килограммов на семь, не меньше. Стала следить за собой, одеваться ярче. Он обрадовался тогда — она говорила, что в спортзал по утрам ходит, отказалась от мучного.

Только раньше она годами собиралась привести себя в форму — безуспешно. А тут вдруг всё получилось.

Утром Григорий вышел выносить мусор. Пакет был туго завязан — Анжела всегда следила за порядком. Машинально развязал узел, чтобы добавить ненужные бумаги с кармана, и заметил среди очисток фирменный пакет бутика — плотный, чёрный, с золотым тиснением. Вытащил его. Внутри лежали чек и гарантийный талон. В графе «ФИО покупателя» было выведено: Шувалов В.С.

Часы купила не жена, а мужчина. Чужой мужчина.

Что за дела?

Следующие два дня Григорий почти не помнил. На заводе едва не пропустил бракованную деталь — хорошо, сменный мастер заметил вовремя. Дома старался держаться ровно, как обычно. Анжела ничего не замечала. А может, просто не хотела замечать.

А он начал замечать всё.

Новый парфюм — незнакомый запах. Раньше она духами не пользовалась, говорила, что от них голова болит. Новые джинсы в шкафу. Блузка на вешалке — с биркой ещё, дорогая, не оттуда, где она обычно покупает.

Вспомнил, как месяц назад она уезжала на выходные «к Наташке на дачу». Вернулась в отличном настроении.

Вторая поездка была три недели назад. «Подруга разводится, нужна поддержка». Два дня её не было дома. Звонила редко, говорила, что плохая связь.

В пятницу вечером Анжела закончила с последней клиенткой — девушка ушла, любуясь ногтями.

— Я ненадолго отлучусь, — сказала Анжела, надевая куртку. — Нужно расходники забрать у поставщика, он только до восьми работает.

— Хорошо.

— Часа на два максимум.

Григорий кивнул. Она вышла, и через минуту за окном мелькнули огни её машины.

Он знал, где она хранит старый телефон — тот, что сменила месяц назад. В ящике комода, под бельём. Говорила, что продаст, но так и не продала.
Достал. Зарядил. Включил.
Пароль он знал — дата рождения сына.

Экран разблокировался. Мессенджер не был удалён. Список контактов открылся. В самом низу — «Лена (курсы)». Григорий нажал на имя.

Переписка открылась, и первое же сообщение ударило под дых: «Сегодня не получится, у мужа смену перенесли».

Ниже:

«Скучаю. Когда увидимся?»

«Спасибо за подарок, ты не должен был».

Он прокрутил выше. Переписка шла пять месяцев.

В самом начале обнаружилось голосовое сообщение. Рука дрожала, когда он нажал на воспроизведение.

Мужской голос, низкий, уверенный:

«Анжела, так больше нельзя. Ты заслуживаешь большего. Подумай о моём предложении. Я серьёзно».

Григорий выключил запись. Положил телефон обратно на кровать.

Спустился вниз и сел на диван.

В доме стояла мёртвая тишина. Из детской доносилось тихое сопение младшего — Артём спал. Катя ночевала у бабушки.

Он посмотрел на свою руку. Часы тикали спокойно. Подарок от другого. А она заставила его носить — будто это её забота, её любовь, её внимание.

В субботу Григорий взял отгул. Впервые за последний год — обычно он вкалывал без выходных, брал дополнительные смены.
— Ты чего дома? — Анжела вышла из ванной, заматывая волосы полотенцем. — Что-то случилось?
— Устал. — Он пожал плечами, не отрывая взгляда от газеты. — Решил отдохнуть.

— А, ну хорошо. — Она прошла на кухню, включила кофемашину. — Я сегодня в два к клиентке еду. Вернусь к вечеру.

— Ладно.

Григорий сидел в гостиной, делая вид, что читает. Буквы расплывались перед глазами. В два часа Анжела вышла из спальни — новые джинсы, белая блузка, лёгкий макияж. Слишком нарядно для встречи с клиенткой.

— Пока. — Она чмокнула его в щёку. Духи ударили резко.

— Пока.

Он подождал пять минут. Сел в свою машину. Завёлся не сразу — но завёлся.

Анжела ехала через центр, петляла по знакомым улицам. Григорий держался на расстоянии, прячась за другими машинами. Сердце колотилось так, что, казалось, сейчас выпрыгнет.

Она свернула на Лесную, проехала квартал и остановилась у обочины. Вышла из машины, огляделась. Он притормозил метров за пятьдесят, пригнулся — делал вид, что копается в телефоне.

Через пару минут из-за угла выехала чёрная ауди. Подкатила к её машине. За рулём мужчина — спортивная куртка, волосы с проседью. Лет сорок пять, крепкого сложения.
Анжела улыбнулась — так она давно не улыбалась. Открыла дверь, села рядом. Мужчина наклонился, поцеловал её. Быстро, но уверенно.

Машина тронулась.

Григорий поехал следом, сжимая руль так, что костяшки пальцев побелели.

Они ехали минут двадцать. Спальный район на окраине — панельные девятиэтажки, похожие друг на друга. Машина свернула во двор, остановилась у третьего подъезда.

Григорий припарковался через дом, за детской площадкой. Отсюда было всё видно.

Они вышли из машины. Желудок свело. Мужчина положил руку ей на талию — привычным жестом, уверенно. Анжела прижалась к нему боком. Они о чём-то говорили, смеялись.

Вошли в подъезд.

Григорий остался сидеть в машине. Смотрел на серые стены, на облупившуюся краску балконов, на ржавые качели.

Прошёл час.

Два.

Три.

Он сидел неподвижно. Не включал музыку, не смотрел в телефон. Просто сидел и ждал.

Мимо прошла бабушка с собакой. Проехал мужик на велосипеде. Пацаны гоняли мяч на площадке, крича друг на друга.

Обычный субботний день.

В пятом часу дверь подъезда открылась.

Анжела вышла первой. Волосы растрёпаны. Лицо светилось. Так она не выглядела дома уже давно. Обернулась, помахала рукой кому-то в подъезде.

Григорий вышел из машины.

Шаги гулко отдавались по асфальту. Анжела копалась в сумочке, искала телефон. Не видела его, пока он не окликнул:

— Привет.

Она вздрогнула всем телом. Обернулась. Лицо из розового стало белым за секунду.

— Гриша... — Голос сел до хрипа. — Ты... что ты здесь...

— Проверял, как у тебя дела с маникюром. — Он остановился в шаге от неё, засунув руки в карманы куртки. — Судя по виду, клиентка очень довольна осталась.

Анжела открыла рот. Закрыла. Побледнела ещё сильнее.

— Пойдём в машину, — выдавила она наконец. — Поговорим нормально.

— Пойдём.

Салон сразу наполнился запахом её духов и чего-то ещё — чужого мужского одеколона.

Григорий сидел молча. Смотрел прямо перед собой, на дворника, который возился с капотом через дорогу.

— Почему? — спросил он тихо.
Пауза затянулась. Где-то завыла сигнализация, захлопнулась дверь соседнего подъезда.
— Ты работаешь сутками на заводе, — начала Анжела, глядя себе на колени. — Приходишь усталый. Только поесть и спать. Мы три года не были в отпуске нормальном. Я хотела на курсы дизайна — ты сказал, денег нет.

Григорий продолжал молчать.

— С ним... — Она запнулась, сглотнула. — С ним я почувствовала, что я не просто мать и жена. Что я — женщина. Он дарит цветы. Водит в рестораны. Разговаривает со мной. Видит меня.

— И покупает тебе подарки. — Он посмотрел на часы. — Дорогие подарки.

— Гриша, ты не так всё понял. Этот подарок мой.

— Конечно, он твой. Ты же за него расплачиваешься.

Григорий медленно снял часы с руки. Положил их ей на колени.

— Знаешь, что самое мерзкое? — Голос прозвучал ровно, почти спокойно. — Не то, что врала мне в глаза каждый день.

Он повернулся к ней.

— А то, что ты заставила меня носить его подарок. Чтобы я ходил с этим, радовался, благодарил тебя. В кого ты превратилась?

— Это не так, — прошептала Анжела. Слёзы потекли по щекам, размазывая тушь. — Гриша, всё не так...

— Если я был таким плохим мужем — надо было сказать правду. — Григорий смотрел на неё, и в глазах была бесконечная усталость. — Собрать вещи, хлопнуть дверью. Начать новую жизнь с ним честно.

— Гриша, я...

— Но нет. Ты предпочла жить на две семьи. Тратить мои деньги, есть за моим столом — и параллельно бегать к нему, получать от него внимание, подарки.

Он взял часы с её колен, покрутил в пальцах.

— И этот подарок — вишенка на торте. Это унижение. Он подарил эти часы не тебе. Он подарил их мне — чтобы пометить территорию. Как собака метит столб.

Григорий открыл окно, швырнул часы на асфальт. Они глухо стукнули, покатились под чей-то автомобиль.

Молчание.

— Передай своему Виктору... — Григорий потянулся через неё, открыл дверь с её стороны. — Передай, чтоб и его так же «отблагодарили». То, что ты сделала со мной — это не про усталость или недостаток цветов. Это про отсутствие элементарного уважения.

— Прости, — всхлипнула Анжела, цепляясь за его руку. — Прошу, пойми... Я не хотела...

— Вылезай. — Он высвободил руку. — Завтра подаю на развод. И дети узнают правду.

— Не впутывай детей! — Голос сорвался на крик. — Они не должны...
— Это ты их впутала. — Григорий посмотрел на неё в последний раз. — Не я.

Анжела выбралась из машины, спотыкаясь о собственные ноги. Стояла на тротуаре, обхватив себя руками, смотрела, как он разворачивается и уезжает.

На асфальте валялись часы. Наверху, в окне пятого этажа, стоял мужчина и смотрел вниз.

***

Спустя полтора года.

Григорий поставил сумку с продуктами на стол. Из кухни вышла Наталья — невысокая, с короткой стрижкой и открытой улыбкой. Медсестра из поликлиники. Познакомились случайно — он пришёл справку оформлять после развода, разговорились у окошка регистратуры.

Она была честной. Прямой. Не играла в игры.

— Катя скоро придет? — спросила она, доставая из сумки молоко.

— Она на танцах до семи. — Григорий повесил куртку на вешалку.

После развода дети остались с отцом. Григорий не рассказывал им причину — сказал только: «Не смогли ужиться. Придёт время расскажу, как не наделать глупостей, которые совершают взрослые».
Но дети чувствовали. Видели, как мать избегает их взгляда.
Катя спросила напрямую: «Мама, это из-за тебя?» Анжела не ответила. Молчание сказало всё.
К матери дети ездили редко. Виктор не хотел видеть чужих детей, а Анжелу почти не выпускал из дома. Постепенно встречи сошли на нет.

Телефон завибрировал в кармане. Сообщение от бывшего коллеги с завода.

«Григорич, слышал? Тот Виктор попал под статью. Молодая сожительница от него сбежала — он её контролировал жёстко, психологически давил и из дома почти не выпускал. Она дождалась момента, собралась и исчезла. Сейчас она в больнице, говорят».

Григорий выдохнул медленно. Написал коротко: «Слышал».

Убрал телефон.

— Про неё? — спросила Наталья, присев на подлокотник кресла.

— Знаешь, что меня больше всего пугает? — Он посмотрел в сторону детской. — У меня дочь растёт. Начнёт встречаться с парнями. А такие, как Виктор, сначала дарят цветы, подарки. Говорят красиво. А потом запирают в четырёх стенах и строят отношения на стороне.

— Расскажешь ей, — сказала Наталья. — Покажешь на примере. Она видит, каким должен быть мужчина — потому что видит тебя. Ты рядом. И учишь её не словами, а делом. Достоинству. Честности. Уважению.

— Надеюсь, — выдохнул Григорий.

Помолчал. Потом добавил:

— Знаешь, год назад я думал: что я сделал не так? Может, правда мало внимания уделял?

— И что решил?

— Что я делал всё, что мог. — Он посмотрел на свои руки — рабочие, с мозолями. — Вкалывал на заводе, брал смены. Приходил усталый — но помогал детям с уроками, чинил кран, выносил мусор. Не пил, не гулял, не поднимал руку. Был верным пятнадцать лет.

Наталья молчала, слушала.

— Если этого было мало — значит, дело не во мне. Она искала не любви. Она искала сказку. Только пустота внутри — её никакой мужик не заполнит.

Наталья протянула руку, сжала его ладонь.

— Я не ищу сказку, — сказала она тихо. — Мне нравится обычная жизнь. С тобой.

В дверь позвонили. Артём вылетел из своей комнаты и распахнул дверь. На пороге стояла Катя с сумкой, румяная от холода.

— Привет всем! Пахнет вкусно!

— Наташа пирог печёт, — объявил Артём гордо. — Яблочный!

Григорий смотрел на детей, на Наталью, на обычный ужин дома — и понимал: вот оно.

Счастье не в дорогих часах. Не в ресторанах и цветах каждую неделю.

А здесь. В детском смехе. В руке женщины, которая рядом не потому, что ты даришь подарки. А потому, что ты — это ты.

***

Тем временем Анжела сидела на кухне однушки. Мать спала за стеной — приняла дочь после Виктора, но холодно.

На столе лежало кольцо с бриллиантом — последний подарок от Виктора. Завтра понесёт в ломбард.

После переезда к нему всё изменилось быстро.

Сначала мелочи: «Зачем тебе маникюр делать? Отдыхай, я обеспечу».
Потом: «Эта подруга плохо на тебя влияет, не общайся с ней».
Цветы и рестораны кончились через месяц. Остались требования и претензии.
— Ты же изменяла мужу, — говорил он всё чаще. — А вдруг ты и мне изменишь?
Покажи телефон. Куда ходила? С кем разговаривала?
Через полгода она поняла: сидит в четырёх стенах без работы, без подруг, без детей.

Дети не брали трубку. Катя бросила в последний разговор: «Ты предала папу, ты предала нас». Вернуть ничего было нельзя.

Виктор становился всё жёстче. Запрещал выходить из дома без него. Проверял каждое сообщение. Устраивал скандалы из-за любого взгляда на улице.

А потом появилась новая — молодая, двадцать пять лет. Яркая, улыбчивая.

Та, которой ещё не надоели цветы и рестораны.

— Собирайся. Завтра съезжаешь, — сказал он однажды вечером.

Она собралась за ночь.

Недавно узнала новость про ту девушку. От мысли, что на её месте могла оказаться она, становилось холодно.

Она провела пальцем по холодному металлу кольца. Предательство не решает проблем. Оно множит их. Разрушает жизни — твою, тех, кого предал, и даже тех, с кем предал. Отношения, построенные на чьём-то горе, никогда не бывают крепкими. Никогда.

Спасибо за прочтение, лайки, донаты и комментарии!

Читать ещё: