Часть 9. Глава 195
Тот день не предвещал ничего особенного. Я проснулся так же, как всегда: чувствуя утреннюю тяжесть век и лёгкую прохладу из приоткрытого окна. Позавтракал на кухне – кофе, яичница, ничего примечательного. Потом вышел в сад, где от влажной земли тянуло спокойствием, и полил деревья, чтобы облегчить отцу уход за большим участком, прилегающим к дому, не думая ни о чём важном.
Денис Аркадьевич нашёл меня там же, вытирая руки о полотенце и глядя с какой-то загадочной серьёзностью.
– Боря, – сказал он, – скоро будут гости. Переоденься, пожалуйста.
Я вздохнул, но без раздражения. Просто привык, что в нашем доме жизнь иногда меняется резко, без предупреждений. Так и сейчас: поднялся наверх, переоделся, спустился… и уже на полпути в гостиную почувствовал, что день решил позабавиться со мной в свои тайные игры.
Девушка, сидевшая на диване в гостиной, была красива. По-настоящему, от природы, и в ее внешности не было ничего чрезмерно искусственного: никакой косметики, напоминающей тяжёлое вооружение, чтобы сбивать мужчин наповал, никакого пафоса. Потому и взгляд мой не мог на ней не задержаться.
Тёмные волосы мягко обрамляли правильный овал лица; кремовая кожа, усыпанная едва заметными веснушками, будто притягивала солнечный свет; серо-голубые глаза смотрели внимательно, настороженно, но без холодности и того неприятного оценивания, которым порой преисполнены женские взгляды.
Её присутствие сразу же пробудило во мне лёгкое притяжение, – так инстинктивно тянешься к человеку, который с первого взгляда показался тебе приятен. Правда, в лице девушки была какая-то невысказанная тревога, не делавшая облик менее приятным.
Всё же было что-то ещё. Беспокойная мысль, что я уже видел её. Но где? Когда? При каких обстоятельствах?
– Привет, меня зовут Борис Володарский, – сказал я автоматически, обращаясь к девушке.
– Алина, – отозвалась она живо, отчётливо и сразу же спросила: – Денис Аркадьевич сказал, что вы доктор, это правда?
– Да, у вас что-то случилось?
– Моя дочь ранена. Вы могли бы нам помочь?
В голове мелькнула мысль, что если девушка не бьётся в истерике, не хватает меня за рукав и не тянет к своему ребёнку, то, видимо, дела не так уж плохи. «Или у мамочки стальные нервы», – мелькнуло следом. Я перевёл взгляд и увидел своего брата Николая, который вошёл в гостиную с немного растерянным и виноватым видом.
– Здорово, брат.
– Привет.
– А это, я так полагаю, и есть наша пострадавшая? – мягко спросил я, подходя к девочке, лежащей на диване. Ее голова покоилась на бедре матери, маленькое тело было вытянуто вдоль.
– Рад снова видеть тебя, Элла, – поздоровался я с ней, подходя ближе и автоматически заворачивая рукава рубашки, чтобы не мешали, – старая привычка.
– Вы знакомы? – удивилась Алина.
– Немного. Она была тут недавно с вашей матерью, – напомнил я девушке события двухдневной давности.
– Вот как… – тихо сказала она, словно что-то мысленно связывая.
Элла всхлипнула и взглянула на меня заплаканными зелёными глазами:
– Привет, доктор Боря. Я повредила ножку.
– Мне очень жаль это слышать, – искренне сказал я. – Что случилось?
– Мы гуляли в парке, – ответила Алина. – Элла хотела забраться на горку, там с одной стороны такая лесенка, а с другой… ну, где дети скатываются. Когда поднималась, рука соскользнула, и она упала с высоты примерно в полтора метра. Я подбежала к ней, она заплакала, что ножка болит.
– Всё будет хорошо, маленькая, – ласково сказал я девочке. – Покажи, что у тебя там.
Давненько я не работал с такими мелкими травмами – Сирия приучила к другому масштабу бед, и всё же дети везде остаются детьми. В далёкой ближневосточной стране ребята смотрели на меня так же испуганно и доверчиво, даже если не понимали ни слова, только жесты. Элла была такой же – маленькой, напуганной, нуждающейся в помощи, которую здесь, слава Богу, можно оказать в полной мере.
– Больно, когда я шевелю вот так? – осторожно спросил я, проверяя её лодыжку.
Она вскрикнула и отчаянно кивнула.
– Понял. Прости меня, знаю, что неприятно. Но всё у тебя в порядке. Хочешь рассказать мне про своих любимых насекомых? Ты ведь наверняка кого-то особенно любишь. Помнишь, ты говорила, что собираешься их изучать?
Лицо девочки изменилось почти сразу: в глазах погасла тревога, появился интерес. Она начала рассказывать о мотыльках, божьих коровках и гусеницах, а я за это время закончил осмотр быстро и без новых слёз. Алина наблюдала за нами с внимательностью, какой обладают только молодые матери: не вмешиваясь, но контролируя каждый мой жест.
Когда я аккуратно перевязал лодыжку эластичным бинтом, принесённым отцом вместе с аптечкой, и сказал, что у Эллы лёгкое растяжение, Алина, ещё недавно напряжённая, словно собиралась защищать ребёнка грудью, наконец позволила себе выдохнуть. Некоторое время она молчала, будто подбирая слова, и я уже готовился к любому варианту беседы.
Но она лишь сказала тихо:
– Спасибо вам большое.
– Пожалуйста, – ответил я, почему-то робея рядом с этой красивой девушкой.
Вскоре Элла уже играла вместе с Колей, в другой стороне просторной гостиной, позабыв о недавней боли. Отец ушёл ставить чайник на кухню. Мы остались в тишине: я – на диване, Алина – в кресле.
– С вашей дочкой всё будет в порядке, – ответил я. – Даже рентген делать не нужно, чтобы убедиться в этом. Небольшое растяжение.
– Вы сделали всё очень хорошо, – произнесла Алина, и мягкость её голоса заставила меня поднять взгляд.
Она улыбалась – едва, тонко, но в этой улыбке было что-то из прошлой жизни, далёкой, почти забытой. И тут меня накрыло. Я вспомнил. Жаркая вечеринка в комнате общежития почти восемь лет назад. Девушка с длинными волосами и смущённой улыбкой. Лёгкий разговор, обмен взглядами, интересная беседа, которая затем перетекла в ночь, проведённую вместе.
Это была она. Спустя годы – другая, взрослая, но всё та же.
Боже правый… как я мог не узнать её сразу? Передо мной сидела та же девушка, что и тогда. Она почти не изменилась. Да, стала увереннее, спокойнее в своих движениях, но черты – те же самые. И та исходящая от неё особенная притягательность, которую я ощутил в ту далёкую ночь, которая снова вернулась, став открытой, ясной, словно личность незнакомки наконец заняла своё место в моём мире.
Тогда, на той студенческой вечеринке, вокруг было темно. Музыка гремела, свет мигал, и, возможно, именно эта полутьма стала причиной того, что я позволил себе увести её куда-то в сторону, в ту комнату, где мы на несколько часов стали мужем и женой. А потом… Анонимные связи никогда не были моим стилем. Ни тогда, ни сейчас. И всё же с ней это случилось – и запомнилось. Слишком хорошо, чтобы стереться даже спустя столько лет и событий.
Я смотрел на Алину дольше, чем следовало. Понял это ещё до того, как она отвела взгляд, смутившись. На её щеках появился мягкий румянец. Прежде, чем разум успел удержать меня, я тихо произнёс:
– Это ты.
Она едва заметно вздрогнула.
Николай, до этого увлечённый Эллой, вдруг вмешался, услышав мою фразу:
– Ребята… вы что, знакомы? – брови его поползли вверх, а сам он переводил взгляд с меня на Алину, словно пытаясь понять, что происходит.
– Мы встречались однажды в университете, – сказала Алина быстрее меня, будто стремясь перехватить разговор. – Очень давно. Это было ещё до того, как у меня родилась Элла.
Эти слова будто повернули ключ в замке где-то внутри меня. Всё закрутилось, сцепилось в цепочку – лицо Алины, смущённая улыбка, глаза… и маленькая Элла сейчас. Девочка подошла ближе и подняла ножку, показывая, что повязка опять съехала – пока они с Николаем носились по комнате. Я опустился перед ней, поправляя бинт, и спросил, стараясь, чтобы голос не дрогнул:
– Сколько тебе лет, Элла?
– Почти семь, – ответила она спокойно, как будто это самый обычный вопрос.
Я почувствовал, как в груди что-то болезненно сжалось. Знал, что Алина смотрит. Чувствовал её взгляд, и он был не просто внимательным, а настороженным, напряжённым, словно она ждала, что я пойму то, что она сама давно знает. Мой разум понёсся, будто его подхватил сильный ветер. Восемь лет назад. Та самая ночь. Тот робкий блеск узнавания, который я заметил у Алины. И – главное – Элла. Её глаза. Мои глаза. Наши. Зелёные. Вдруг мысль, от которой кровь стала гуще: «Наша дочь. Господи… возможно ли такое? Может ли Элла Царёва действительно быть моей биологической дочерью?»
В то утро я больше ничего спрашивать не стал. После того, как отец напоил гостей чаем, Николай посадил Алину с Эллой в свою машину и увёз. Я же, переполненный вопросами, подошёл к Денису Аркадьевичу:
– Папа, скажи, а эта девушка, Алина, что у неё с Николаем?
– Не знаю, но мне кажется, она ему нравится.
– Вот оно что…
– Кстати, она работает официанткой в ресторане Леонида «Кузница вкуса». Слышал, наверное?
– Нет. А Николай?
– Он там шеф-поваром.
– Ого, круто.
Больше ничего расспрашивать не стал. Даже если у Алины роман с моим сводным братом, то какое это имеет значение? Другое дело, если окажется, что Элла – наша дочь, и это что-то меняет. Правда, пока не слишком понимаю, что именно.
***
Мне нравится думать, что у меня в голове что-то да работает, поэтому я прекрасно понимал: то, что собирался сделать, никак не тянуло на блестящую идею. Почувствовал это ещё в тот момент, когда впервые возникла эта мысль – поехать к Алине и поговорить по душам.
Потом настигло осознание, когда я спросил у отца адрес Юлии Петровны и попросил ключи от машины. И окончательно дошло, когда сел за руль и направился к дому, который моя новая мачеха временно, до переезда в дом Огнецветов, делит со своей дочерью и внучкой: «Я наверняка совершаю большую ошибку, не стоит этого делать».
Но вот я остановился возле дома Царёвых, последовав внезапному порыву, и тревога в груди только нарастает. Не та тревога, что толкает к бегству, а старая, знакомая, от которой тело помнит каждую мышцу. Последний раз я чувствовал нечто подобное в Сирии, и там для этого было достаточно причин. А здесь что? Окраина Питера, тихая улица, небольшой дом. И я, который снова позволяет себе поступать без оглядки.
С тех пор, как Алина сбежала в тот день после перевязки Элле, я находился в состоянии, похожем на плохое опьянение: мысли скачут, всё внутри зудит, голова ищет логику там, где её нет и быть не может. Всё это смешалось с подозрением, что девочка может быть моей дочерью. Мне нужно было узнать наверняка, иначе я бы разорвался изнутри. И вот поэтому забрался в отцовскую машину, остановился возле дома его новой жены и стал ждать Алину, как какой-то романтический глупец, который не рассчитал собственные возможности.
Размышления улетучились, когда на улице блеснули фары. Это была она. Алина остановила машину, вышла, открыла ворота, загнала автомобиль внутрь двора, закрыла створки. И в тот миг, как только её шаги коснулись покрытия дорожки, я вышел из машины и направился к калитке. Она была не заперта, и я без труда открыл её.
Алина шла к двери, слегка уставшая, сосредоточенная – на лице читалось, что день был тяжёлым. При всём этом она выглядела… красиво. Не ярко, не нарочито – просто естественно. Джинсы, футболка, немного растрёпанные волосы. Я не пришёл любоваться ею, но мои глаза всё равно отмечали каждую деталь.
– Алина, – позвал я, чтобы не напугать внезапным приближением.
Она всё равно вздрогнула. Оглянулась быстро, широко открыв глаза, и я почувствовал, как у меня подгибаются колени.
– Извини, это я… Борис, – пробормотал я и внутренне скривился. «Ну да, великолепно. “Это всего лишь я, Борис, человек, который, возможно, стал отцом твоего ребёнка и не имел ни малейшего понятия. И, между прочим, твой новенький сводный брат”. Браво, Володарский, говори ещё».
– Я не хотел тебя напугать, – поспешил исправиться. – Прости.
– Ты это уже сделал, – откликнулась она резко, но почти сразу выдохнула. В её голосе была усталость, и я понял, что не один такой измученный мыслями. Она переместила вес с пятки на носок – маленькое движение, выдающее напряжение. – Нет, всё нормально. Просто… я не ждала тебя.
– Я знаю.
– Что ты здесь делаешь?
Вопрос ударил точно. Справедливый, прямой, без обходных путей. Я выпрямился, приравняв дыхание:
– Прости, что приехал вот так, без предупреждения Я узнал твой адрес у отца. Сначала хотел позвонить, но… думаю, что не решился бы.
Она смотрела на меня своими серыми глазами – в темноте они почти светились. И я снова мысленно ругнул себя. Как же мог не узнать её сразу? Это было почти повторением той сцены из нашей давней ночи – та же растерянность, что мелькала в её взгляде, когда встретились впервые.
Я прочистил горло:
– Мне нужно с тобой поговорить. Насчёт Эллы.
Лицо Алины застыло, будто она сама приказала себе не двигать ни одной мышцей. Такая неподвижность – тоже ответ. Я чувствовал в висках удары своего сердца, будто кто-то бил в стену изнутри.
– Что насчёт Эллы? – её голос стал острым, как у матери, которая встанет за ребёнка грудью.
«Не бойся, ничего страшного не происходит», – едва не вылетело у меня, но язык решил сыграть против меня и я ляпнул первое, что само прорвалось наружу:
– Она… точно моя дочь?
Я услышал, как у неё скрипнули зубы. Звук был короткий, колючий. Но следом у Алины дрогнул подбородок – так, что вся моя бравада тут же провалилась куда-то под ноги.
– Что ты хочешь? – спросила она.