Серый ноябрьский вечер прижимался к окнам мокрым снегом, превращая уютную кухню в единственный островок света и тепла во всей вселенной. Марина сидела за столом, обхватив ладонями горячую чашку с чаем, и смотрела на то, как пар поднимается вверх, растворяясь под потолком. Ей хотелось тишины. Просто физически, до ломоты в костях, хотелось, чтобы никто не звонил, не требовал, не спрашивал, где лежат чистые носки и почему на ужин снова гречка.
Но тишина в этом доме была гостем редким и, как правило, случайным.
В прихожей хлопнула дверь, и по коридору разнеслось шарканье, сопровождаемое звонким, командным голосом, от которого у Марины моментально напряглись плечи.
— Нет, ну ты посмотри, какая погода! Собаку не выгонишь, а я к вам через весь город тащилась! Олег, поставь сумку аккуратно, там банки с лечо. Не разбей, это тебе на зиму, а то жена-то твоя, небось, опять ничего не закрутила.
Ольга Николаевна. Свекровь. Человек-праздник, если под праздником понимать стихийное бедствие с элементами карнавала и налоговой проверки.
Марина тяжело вздохнула, отставила чашку и встала. Нужно было идти встречать, улыбаться, благодарить за лечо, которое никто не ел, и слушать очередную лекцию о том, как правильно жить.
Олег, муж Марины, уже суетился вокруг матери, помогая ей снять тяжелое драповое пальто. Он выглядел виноватым — это было его перманентное состояние рядом с Ольгой Николаевной.
— Мам, да мы бы сами заехали, зачем ты в такую погоду... — бормотал он.
— Заехали бы вы! Жди от вас. У Марины работа, у тебя дела, а мать сиди голодная и без внимания. Здравствуй, Мариночка!
Ольга Николаевна вплыла в кухню, окинула хозяйским взглядом стол, заметила одинокую чашку и неодобрительно поджала губы.
— Чаи гоняем? А муж с работы пришел, уставший. Ужин-то готов?
— Здравствуйте, Ольга Николаевна. Ужин на плите. Котлеты и пюре. Будете?
— Котлеты? — свекровь поморщилась, усаживаясь на стул, который Марина считала своим любимым. — Жареное вредно. Я же говорила, Олегу нужен пар. У него желудок слабый, в отца пошел. Ну да ладно, положи немножко. И чаю налей, только не этого, из пакетиков, а нормального завари. Есть у тебя листовой?
Марина молча достала заварочный чайник. Спорить было бесполезно, это только распаляло Ольгу Николаевну, давало ей энергию для новых атак. Марина двигалась по своей кухне — просторной, с любовью отремонтированной на её премии — и чувствовала себя прислугой.
Квартира эта была её гордостью. Купленная еще до брака, выплаченная потом и кровью, она была её крепостью. Олег переехал сюда пять лет назад с одним чемоданом и старым ноутбуком. Марина любила его, правда любила. Он был добрым, мягким, но эта мягкость рядом с матерью превращалась в бесхребетность.
— Кстати, о делах, — начала Ольга Николаевна, когда перед ней появилась тарелка с котлетой. Она отломила кусочек вилкой, понюхала, словно проверяя на яд, и продолжила. — Я тут была в поликлинике. Врач сказал, зубы — просто караул. Нужно протезирование делать. Полное.
Марина напряглась. Она знала этот тон. Он означал одно: сейчас будет названа сумма.
— И что по стоимости? — осторожно спросил Олег, накладывая себе добавки.
— Ой, сынок, страшно сказать. В государственной очереди ждать три года, да и материалы там... цемент какой-то. А в частной, у Тамарочки, ну, ты помнишь, дочка моей соседки там работает, насчитали двести пятьдесят тысяч.
Вилка в руке Марины звякнула о тарелку.
— Сколько? — переспросила она.
— Двести пятьдесят, — спокойно повторила Ольга Николаевна, отправляя в рот кусок котлеты. — Ну, это если по-хорошему делать. Импланты, коронки циркониевые. Чтобы красиво было, я же женщина еще видная, мне с людьми общаться. Не ходить же мне со вставной челюстью в стакане, как бабка какая-то.
Она выжидательно посмотрела на сына. Олег поперхнулся, закашлялся.
— Мам, ну... это большие деньги. У нас сейчас...
— Что "у нас"? — перебила свекровь. — У нас — это у семьи. А в семье, Олежек, принято помогать старшим. Ты же не бросишь мать беззубую? Тем более, я знаю, Марина в прошлом месяце премию получила. Хорошую. Ты сам хвастался.
Марина медленно перевела взгляд на мужа. Олег вжал голову в плечи, стараясь стать невидимым.
— Ты рассказал маме про мой годовой бонус? — тихо спросила она.
— Ну... к слову пришлось, — промямлил он. — Мы просто разговаривали...
— Вот именно! — подхватила Ольга Николаевна. — И очень удачно пришлось. Как раз на зубы хватит. И еще останется, может, мне на санаторий, нервы подлечить после такого стресса.
Марина почувствовала, как внутри поднимается волна жара. Это было уже не просто наглость. Это была система.
— Ольга Николаевна, — начала Марина, стараясь говорить ровно. — Мой бонус уже расписан. Мы планировали закрыть остаток кредита за машину Олега и отложить на отпуск. Мы два года никуда не ездили.
Свекровь отложила вилку. Её лицо приняло выражение оскорбленной добродетели.
— Отпуск? — протянула она ядовито. — То есть тебе, милочка, важнее погреть бока на пляже, чем здоровье матери твоего мужа? Машину они закрывают... А кто Олега воспитал? Кто ночей не спал? Я всё здоровье на него положила! А теперь, когда мне помощь нужна, мне говорят про отпуск?
— Мам, подожди, — попытался вклиниться Олег. — Марина не отказывается, просто... сразу всю сумму сложно. Может, частями?
— Какими частями?! — возмутилась Ольга Николаевна. — Врачу сразу платить надо! Тамарочка и так скидку делает по знакомству. Нет, так дело не пойдет. Вы живете в достатке. Квартира есть, машина есть, детей пока нет — тратить не на кого. Куда вам деньги солить?
Марина встала из-за стола. Ей стало тесно. Стены кухни, которые она так тщательно выбирала по цвету, казалось, начали сдвигаться.
— "Квартира есть", — повторила она слова свекрови. — Ольга Николаевна, эта квартира — моя. Я купила её за пять лет до встречи с Олегом. Я работала на двух работах. Я отказывала себе во всем. А вы сейчас рассуждаете так, будто это наше общее имущество, из которого можно черпать ресурсы.
— Ой, опять ты за своё! — отмахнулась свекровь. — Твоё, моё... Вы семья! Бюджет общий. Олег тоже работает, между прочим.
— Олег получает сорок тысяч, — жестко сказала Марина. — А коммуналка, продукты, бензин и обслуживание его машины, на которой он возит вас на дачу, обходятся в пятьдесят. Я уже молчу про одежду, про ваши "лекарства", которые стоят как крыло самолета, и про бесконечные ремонты у вас дома. В прошлом году мы меняли вам окна. Позапрошлым — покупали диван. Теперь зубы за четверть миллиона?
Ольга Николаевна побагровела.
— Ты что же, попрекаешь меня? Куском хлеба попрекаешь? Олег! Ты слышишь, как она с матерью разговаривает?
Олег мучительно смотрел в свою тарелку.
— Марин, ну зачем ты так... Мама же не чужой человек. Ну давай посмотрим, может, возьмем кредит... Я отдам.
— Ты отдашь? — Марина горько усмехнулась. — С чего, Олег? С твоей зарплаты, которой не хватает даже на еду? Или опять я буду гасить, чтобы не капали проценты?
— Ах, вот как мы заговорили! — Ольга Николаевна встала, уперев руки в боки. Её монументальная фигура заполнила собой всё пространство. — Значит, мой сын для тебя — альфонс? Нищеброд? А я — нахлебница? Да как ты смеешь! Ты, девочка, должна быть благодарна, что мы тебя в семью приняли! С твоим-то характером!
— В какую семью? — Марина сжала край столешницы так, что побелели костяшки. — В семью, где я — просто кошелек? Где вы вспоминаете обо мне только тогда, когда нужно что-то оплатить?
— Мы тебя приняли как родную! — гремела свекровь. — А ты считаешь копейки! Жадность — это грех, Марина! Страшный грех! У тебя есть деньги, я знаю! Ты просто не хочешь помочь. Ты хочешь, чтобы я страдала! Чтобы я умерла от боли!
Она схватилась за сердце, картинно закатив глаза.
— Ой, плохо мне... Валидол... Олег, дай валидол! Довела... Змея подколодная...
Олег вскочил, бросился к сумке матери, начал судорожно рыться в ней, гремя пузырьками.
— Мам, мамочка, тише! Сейчас, сейчас... Марин, воды дай! Быстрее!
Марина стояла неподвижно. Она видела этот спектакль уже раз пять. Сценарий всегда был одинаков: требование денег — отказ — скандал — сердечный приступ — чувство вины — выплата денег. Но сегодня в механизме что-то сломалось. Наверное, сломалась сама Марина.
Она смотрела на мужа, который дрожащими руками капал лекарство в ложку, на свекровь, которая одним глазом подглядывала за реакцией невестки, продолжая охать, и понимала: всё. Финиш. Дальше — пропасть.
— Воды! — рявкнул Олег, оборачиваясь к ней. В его глазах был испуг пополам с злостью. — Ты что, стоишь?! Маме плохо!
Марина подошла к раковине. Налила стакан воды. Поставила его на стол перед свекровью. Спокойно, без резких движений.
— Пейте, Ольга Николаевна.
Свекровь жадно выпила, громко дыша.
— Ох... Ох, сердце... Прямо колет... Ну ничего, я сильная, я выдержу. А вот ты, Марина... Бог тебе судья. Давай так. Завтра переведешь мне сто тысяч. Остальное я займу у соседки, потом отдадите. Я не гордая.
Это было сказано таким тоном, словно она делала великое одолжение. Словно прощала Марине её "ужасное поведение".
Марина посмотрела на Олега. Он кивал, соглашаясь с матерью.
— Да, Марин. Сто тысяч потянем. Бонус же есть. Ну пожалуйста. Закроем этот вопрос.
Внутри у Марины стало пусто и звонко, как в морозный день. Вся усталость, вся жалость, вся любовь куда-то испарились. Осталась только ясность. Кристальная, холодная ясность.
Она прошла в коридор. Открыла свою сумку. Достала кошелек.
Ольга Николаевна победно улыбнулась уголками губ, уже предвкушая хруст купюр.
Марина вернулась в кухню. Но в руках у неё были не деньги. В руках у неё была связка ключей. Ключи от этой квартиры, которые она когда-то дала Олегу, и запасной комплект, который он, без её ведома, передал матери "на всякий случай".
Она положила ключи на стол. Звякнул металл.
— Что это? — не поняла Ольга Николаевна.
— Хватит, Ольга Николаевна, видеть во мне лишь источник доходов! — голос Марины не дрожал, он звучал твердо, как удар молотка. — Я не только взрослая женщина, но и полноправная хозяйка этого жилья, а не ваш личный денежный фонд.
Свекровь замерла с открытым ртом. Олег перестал суетиться.
— Марин, ты чего? — растерянно спросил он.
— Я говорю "хватит". Денег не будет. Ни копейки. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Твои зубы, Ольга Николаевна, — это твоя забота. Или забота твоего сына. Но не моя.
— Да ты... Да ты с ума сошла! — взвизгнула свекровь, мгновенно забыв про больное сердце. — Ты как со старшими разговариваешь?! Олег, скажи ей!
— А ты, Олег, — Марина повернулась к мужу, — выбирай. Прямо сейчас. Или ты остаешься со мной, и мы живем по моим правилам: бюджет раздельный, твоя мама сюда приходит только по приглашению и никогда не просит у меня денег. Или ты собираешь вещи, берешь маму, её лечо и уезжаешь к ней.
В кухне повисла тишина. Было слышно только, как гудит холодильник.
Олег смотрел на жену с ужасом. Он не привык принимать решения. Он привык плыть по течению, лавируя между двумя сильными женщинами. Но сейчас течение вынесло его на скалы.
— Марин, ну зачем так радикально? — заныл он. — Ну это же мама... У неё зубы...
— Я всё сказала.
Ольга Николаевна медленно поднялась. Её лицо пошло красными пятнами.
— Ты выгоняешь мужа? Из-за денег? Какая же ты меркантильная дрянь! Я всегда знала! Я говорила ему!
— Вон, — тихо сказала Марина.
— Что?!
— Вон из моей квартиры. Оба. Если ты, Олег, не можешь сейчас, в эту секунду, защитить свою жену от нападок и вымогательства, то мужа у меня нет.
Олег метался взглядом между матерью и женой. Ольга Николаевна схватила его за рукав.
— Пошли, сынок! Пошли отсюда! Ноги нашей здесь не будет! Пусть она подавится своими деньгами! Мы в суд подадим! На раздел имущества! Мы у неё полквартиры отсудим, ты тут прописан!
Марина усмехнулась.
— Он тут временно зарегистрирован, Ольга Николаевна. А квартира — добрачная собственность. Вы даже пыль отсюда не отсудите. А вот на алименты я подам, если у нас будут дети. Но слава богу, их нет.
— Собирайся! — скомандовала свекровь, толкая сына в коридор. — Бери всё! Ноутбук, куртку зимнюю, ботинки! Ничего ей не оставляй!
Олег, понурив голову, побрел в спальню. Марина осталась стоять в кухне, скрестив руки на груди. Она слышала, как муж гремит дверцами шкафа, как свекровь в прихожей громко причитает, называя её "ведьмой" и "проклятием рода".
Ей должно было быть больно. Наверное. Ведь рушилась семья. Пять лет жизни летели в тартарары. Но боли не было. Было чувство, будто она наконец-то сняла тесные туфли, в которых ходила целый день.
Через десять минут Олег вышел в коридор с дорожной сумкой. Он выглядел жалко.
— Марин... Может, поговорим, когда ты остынешь?
— Я не нагревалась, Олег. Я просто проснулась. Ключи положи на тумбочку.
Он помедлил, потом с грохотом положил связку.
— Ты пожалеешь, — бросила напоследок Ольга Николаевна, уже стоя на лестничной клетке. — Ты одна останешься! Кому ты нужна, сухая, черствая баба!
— Уж лучше одной, чем с паразитами, — ответила Марина и захлопнула дверь.
Щелкнул замок. Один оборот. Второй.
Тишина навалилась сразу, плотная, густая. Марина прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. В квартире пахло котлетами и дешевыми духами свекрови.
Она прошла на кухню, открыла окно настежь. Морозный воздух ворвался в помещение, выметая запахи чужого присутствия. Марина глубоко вдохнула.
На столе стояла банка с лечо. Марина взяла её, подошла к мусорному ведру и, не дрогнув, выбросила. Банка глухо ударилась о дно.
Затем она взяла остывшую чашку с чаем, вылила содержимое в раковину. Достала из шкафа банку с хорошим, дорогим кофе, который берегла для особых случаев. Смолола зерна. Аромат кофе поплыл по кухне, перебивая всё остальное.
Она сварила себе кофе. Настоящий, крепкий. Достала из тайника шоколадку.
Марина села за стол, в тишине, в своей собственной квартире, где больше никто не будет считать её деньги и указывать, как жить. Она посмотрела на телефон. Пришло уведомление из банка: "Зачислен бонус".
Она улыбнулась.
— Зубы, — сказала она вслух пустой кухне. — Я сделаю себе зубы. Отбелю. Чтобы улыбаться во весь рот.
А завтра она поменяет замки. И купит путевку. На море. Одна. Или не одна — жизнь покажет. Но точно за свои деньги и для своего удовольствия.
Ветер за окном стих. Снег перестал бить в стекло, теперь он мягко падал, укрывая город белым, чистым одеялом. Начиналась новая жизнь. И эта жизнь определенно ей нравилась.