Серый ноябрьский дождь стучал в стекло кухни с такой настойчивостью, будто пытался что-то сказать, предупредить, достучаться. Я стояла у плиты, машинально помешивая густой, наваристый борщ, и смотрела, как по запотевшему стеклу бегут холодные ручейки. В квартире пахло укропом, чесноком и той особой, уютной теплотой, которую я создавала годами, кирпичик за кирпичиком, стараясь не замечать трещин в фундаменте.
Андрей сидел за столом, уткнувшись в телефон. Я знала эту его позу: плечи напряжены, шея втянута, палец нервно листает ленту новостей, но глаза ничего не видят. Так он сидел, когда разбил мою машину три года назад. Так он сидел, когда его сократили с завода, и он полгода «искал себя» на диване. Интуиция, этот безотказный женский радар, уже выла сиреной, но я, как обычно, пыталась ее заглушить бытовой суетой.
— Андрюш, хлеб нарежь, пожалуйста, — попросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Скоро ужинать будем.
Он вздрогнул, словно я его током ударила, и телефон чуть не выскользнул из рук. Экран погас слишком быстро — он нажал кнопку блокировки рефлекторно.
— А? Да, сейчас, Маш. Сейчас.
Он встал, но к хлебнице не пошел. Вместо этого он начал бесцельно переставлять солонку и перечницу, выравнивая их по какой-то невидимой линии.
— Маш, — начал он, и от этого тона у меня внутри все похолодело. Голос был заискивающим, мягким, с той самой ноткой вины, которую я ненавидела больше всего. — Тут такое дело… Виталик звонил.
Я аккуратно положила половник на подставку. Виталик. Младший брат. Крест всей нашей семейной жизни. Человек-катастрофа, которому было уже под сорок, но который до сих пор верил, что мир создан исключительно для того, чтобы исполнять его капризы.
— И что случилось у «золотого мальчика» на этот раз? — спросила я, поворачиваясь к мужу. — Опять полиция? Или снова великая бизнес-идея по разведению страусов в условиях Крайнего Севера?
— Ну зачем ты так сразу, — поморщился Андрей. — Он изменился. Он повзрослел. У него сейчас реальный проект, Маша. Железобетонный.
— Андрей, — я устало прислонилась к столешнице. — Мы это слышали, когда он открывал магазин вейпов. И когда вкладывался в криптовалюту, которая рухнула через неделю. И когда покупал ту ржавую «Газель», чтобы возить грузы, а в итоге возил только своих пьяных друзей на рыбалку. Сколько на этот раз?
Муж замялся, отводя глаза.
— Там… ну, в общем, ему не хватает для старта. Немного. Он нашел партию конфиската, электроника, телефоны, ноутбуки. Отдают за копейки, а продать можно в три раза дороже. Это верняк, Маш. Он уже договорился с точкой на рынке. Ему нужно только выкупить товар. Завтра крайний срок.
— Я спросила: сколько?
— Триста тысяч.
В кухне повисла тишина. Только булькал борщ да тикали часы на стене. Триста тысяч. Это были наши деньги на ремонт ванной. Те самые, которые я откладывала полтора года, отказывая себе в лишней паре сапог, в хорошем отпуске, в походах к косметологу. Я смотрела на плитку в ванной, которая отваливалась, на старую чугунную ванну с желтыми потеками, и мечтала, как после Нового года мы наконец-то все сделаем.
— Нет, — сказала я тихо.
— Маш, ну послушай! — Андрей оживился, подошел ближе, пытаясь взять меня за руку. — Это же на пару недель! Он продаст первую партию и сразу вернет. Еще и с процентами! Мы не просто вернем свое, мы заработаем. Ванную сделаем не простую, а с джакузи! Ну помоги брату, родная кровь ведь. У него сейчас черная полоса, жена ушла, с работы поперли…
— Жена ушла, потому что он не работает, Андрей! А с работы поперли, потому что он там появлялся раз в неделю! — я выдернула руку. — Нет. Эти деньги неприкосновенны. Это моя ванная. Мой комфорт. Я на эти деньги работала, пока ты… пока вы с ним строили воздушные замки.
— Ты черствая, — вдруг зло бросил он. — Тебе деньги дороже людей.
В этот момент в прихожей раздалась трель дверного звонка. Длинная, настойчивая, хозяйская. У Андрея забегали глаза.
— Ты что, пригласил его? — догадалась я.
— Ну… мы думали обсудить детали. Вместе. Чтобы ты поняла, что все серьезно.
Я глубоко вздохнула, досчитала до трех и пошла открывать. На пороге стоял Виталик. Как всегда, благоухающий дешевым, но резким парфюмом, в модной куртке, которая была ему явно не по карману, и с неизменной ухмылкой на лице. В руках он держал торт в пластиковой коробке — самый дешевый, с масляными розочками химического цвета.
— Привет, хозяюшка! — гаркнул он, вваливаясь в квартиру, не дожидаясь приглашения. — А я к вам на огонек! Чувствую, борщом пахнет! Андрюха, встречай партнера!
Он прошел на кухню в обуви, оставив на чистом полу грязные следы. Я молча смотрела на эти черные отпечатки на светлом ламинате. Это было так символично.
Мы сели за стол. Виталик ел борщ шумно, с причмокиванием, заедая огромными кусками хлеба. Я сидела напротив, не притрагиваясь к еде, и чувствовала, как внутри меня сжимается тугая пружина.
— Значит так, Мария, — начал Виталик, отодвинув пустую тарелку и вальяжно развалившись на стуле. — Андрюха сказал, ты сомневаешься. Это нормально, бабы всегда трусят перед большими делами. Риск — дело благородное, мужское. Но тут риска ноль. Я нашел канал, люди серьезные, товар чистый. Поднимем бабла немерено.
— Виталик, — перебила я его поток красноречия. — А где деньги, которые мы давали тебе год назад на ремонт машины? Ты говорил, что начнешь таксовать и отдашь через месяц.
Он поморщился, как от зубной боли.
— Ой, ну что ты старое поминаешь? Ну не пошло. Машина сыпалась, конкуренция дикая, агрегаторы дерут комиссию… Не мое это. Я создан для управления, для бизнеса, а не баранку крутить. А тут тема реальная. Купи-продай. Классика!
— У нас нет денег, Виталик, — твердо сказала я.
Виталик переглянулся с Андреем. Взгляд у него стал жестким, колючим.
— Как это нет? Андрюха сказал, на счете лежат. На книжке.
Я перевела взгляд на мужа. Тот сидел красный, уткнувшись в свою тарелку.
— Ты ему сказал про счет? — спросила я шепотом. — Про счет, на который я кладу свою зарплату?
— Ну мы же семья… — пробормотал Андрей. — Маш, не начинай.
— Слышь, Маш, — Виталик подался вперед, и его тон изменился. Исчезла наигранная веселость, появилось хамство, которое он обычно скрывал до третьей рюмки. — Ты давай не жмись. Это и Андрюхины деньги тоже. Вы в браке, все общее. А брату помочь святое дело. Я ж не прошу подарить. В долг прошу. Под честное слово.
— Твое честное слово не стоит и ломаного гроша, — отрезала я. — Андрей, скажи ему. Скажи, что мы не дадим деньги.
Андрей поднял голову. Посмотрел на меня, потом на брата. Виталик смотрел на него выжидательно, с легкой угрозой. В детстве, я знала, Виталик всегда манипулировал старшим братом, давя на жалость или угрожая пожаловаться родителям. Детство прошло, методы остались.
— Маш… ну правда. Давай дадим. Ну что тебе эта плитка? Поживем еще полгодика со старой. А у человека судьба решается.
И тут пружина лопнула.
Я вдруг увидела всю свою жизнь как на ладони. Десять лет брака. Десять лет я тянула эту лямку. Я искала Андрею работу, когда он лежал в депрессии. Я оплачивала его лечение, когда у него прихватило спину. Я вела быт, готовила, убирала, и при этом зарабатывала в два раза больше него, работая главным бухгалтером в крупной фирме. А он? Он был «хорошим парнем». Добрым. Безотказным. Особенно для своего брата.
Я вспомнила, как пять лет назад мы не поехали на море, потому что Виталику нужно было «отмазаться» от какой-то драки, и нужны были деньги на адвоката. Вспомнила, как мы продали гараж моего отца, чтобы покрыть долги Виталика перед микрозаймами, потому что «коллекторы угрожали утюгом».
Я встала из-за стола. Спокойно взяла грязную тарелку Виталика, поставила ее в раковину. Включила воду. Шум воды немного успокоил меня.
— Значит так, — сказала я, не оборачиваясь. — Денег не будет. Это мое последнее слово.
— Ну ты и сука, — отчетливо произнес Виталик.
Андрей молчал.
Я медленно закрыла кран. Вытерла руки полотенцем. Повернулась.
— Что ты сказал?
— Что слышала, — Виталик встал, чувствуя поддержку молчаливого брата. — Сидишь на мешке с деньгами и жмешься. Родню мужа ни в грош не ставишь. Возомнила о себе. Да если бы не Андрюха, кто бы тебя терпел? Характер у тебя — грымза.
— Андрей, ты позволишь ему так со мной разговаривать в моем доме? — спросила я мужа.
Андрей тяжело вздохнул.
— Маш, ну ты сама его спровоцировала. Зачем ты так жестко? Человек на нервах. Дала бы денег, и все было бы нормально.
В этот момент у меня в голове словно щелкнул переключатель. Свет погас. И включился аварийный, холодный, безжалостный свет истины. Я поняла, что я здесь одна. Нет никакого «мы». Есть я — и есть они. Два паразита, один из которых активный, а второй — пассивный, но от этого не менее вредный.
Я прошла в спальню. Слышала, как на кухне Виталик что-то громко шепчет брату, а тот поддакивает. Достала из шкафа небольшую спортивную сумку. Скинула туда документы, ноутбук, зарядку, смену белья. Подошла к комоду, где лежала наша общая карта, на которую я переводила деньги «на хозяйство». Забрала ее. Свою личную карту я всегда держала при себе.
Вернулась на кухню. Они уже разливали водку — Виталик, видимо, принес с собой фляжку в кармане. Отмечали «успешные переговоры», наверное, думали меня дожать.
— Я ухожу, — сказала я.
Андрей поперхнулся.
— Куда? На ночь глядя? Маш, кончай истерить. Сядь, выпей с нами, успокойся.
— Я не истерю. Я ухожу. Квартира, напоминаю, записана на меня. Куплена до брака. Но я, так и быть, дам тебе, Андрей, неделю на сборы. Чтобы ты нашел себе жилье. Или переехал к маме. Или к своему любимому брату в его съемную конуру.
— Ты что, серьезно? — Андрей побледнел. — Из-за денег? Из-за каких-то бумажек ты рушишь семью?
— Не из-за денег, Андрей. Из-за предательства. Ты только что, пять минут назад, выбрал. Ты позволил этому… — я кивнула на ухмыляющегося Виталика, — оскорблять твою жену. Ты встал на его сторону. Ты готов отдать наши сбережения, мой труд, в черную дыру его глупости. Вот и живи с этим.
— Да пошла ты! — взвизгнул Виталик. — Андрюха, не унижайся! Проживем без нее! Мы сейчас бизнес замутим, она еще приползет на коленях, умолять будет!
Я посмотрела на Андрея. В его глазах был страх. Животный страх человека, который привык жить за каменной стеной и вдруг оказался в чистом поле на ветру. Но сказать он ничего не мог. Виталик уже держал его за плечо, как клещ.
— Поздравляю: отныне ты и твой «профессиональный неудачник» брат – одна команда. Без моего финансирования, – резюмировала Мария.
Я развернулась и вышла в прихожую. Оделась быстро, на автомате. Когда я открыла входную дверь, Андрей выбежал в коридор.
— Маша, стой! Ты не можешь так уйти! А как же я? Что я буду есть? У меня до зарплаты две тысячи осталось!
— Вот и вложи их в бизнес Виталика, — бросила я через плечо. — Получишь проценты. Купишь себе… доширак.
Дверь захлопнулась, отрезая меня от запаха борща, дешевого парфюма и десяти лет моей жизни.
На улице лил дождь. Я села в машину, которую благоразумно не переписала на мужа, и заблокировала двери. Руки дрожали. Слезы, которые я сдерживала, хлынули потоком. Я плакала не о деньгах. Я плакала о времени. О том, как слепа я была. О том, как я наделяла человека качествами, которых у него никогда не было.
Я поехала в гостиницу. Первую ночь я почти не спала. Телефон разрывался от звонков и сообщений. Сначала звонил Андрей — умолял, плакал, извинялся. Потом начал писать гадости. Потом подключилась свекровь: «Мария, как тебе не стыдно, бросить мужа в трудную минуту! Ты эгоистка! Виталику нужно помогать, он же младшенький!».
Утром я заблокировала их всех. Позвонила на работу, взяла отгул на три дня. И поехала в банк.
Первым делом я перевела все средства с общего накопительного счета на свой личный, о котором Андрей не знал. Потом закрыла доступ к дополнительным картам. Потом поехала к юристу и подала на развод.
Через неделю я вернулась в квартиру с двумя крепкими ребятами из охранного агентства — просто на всякий случай. Но охрана не понадобилась. Квартира была пуста. Андрей съехал.
Правда, уходя, они с братцем попытались нагадить. Выкрутили лампочки, забрали телевизор (купленный мной), микроволновку и, почему-то, шторы из гостиной. На кухонном столе лежала записка: «Подавись своими тряпками. Мы богатыми станем, а ты сдохнешь в одиночестве».
Я прочитала записку, скомкала ее и выбросила. Потом оглядела пустую, темную квартиру. Без штор было неуютно, зато света стало больше.
Прошло полгода.
Я стояла в своей обновленной ванной. Белоснежная плитка, о которой я мечтала, сияла в свете софитов. Огромная, удобная ванна была наполнена ароматной пеной. Я погрузилась в теплую воду, закрыла глаза и блаженно вздохнула.
Тишина. Божественная, исцеляющая тишина. Никто не бубнит телевизором. Никто не требует «пожрать». Никто не ноет о несправедливости жизни. Никто не тянет деньги.
Мой телефон звякнул. Сообщение с незнакомого номера. Я неохотно потянулась мокрой рукой к бортику.
«Маш, привет. Это Андрей. Прости, что пишу с чужого, ты меня везде заблочила. Слушай, тут такое дело… Виталика посадили. Там с этими телефонами подстава вышла, краденые оказались, на нем все повисло. Нужен адвокат, срочно. Помоги, а? Мы все вернем. Я устроился курьером, но там мало платят. Маш, ну мы же не чужие люди…»
Я перечитала сообщение дважды. Представила Андрея, уставшего, с рюкзаком курьера за спиной, бегающего по городу в надежде спасти своего непутевого брата. Где-то глубоко, на самом дне души, шевельнулась жалость. Старая, привычная, как заноза.
Но я посмотрела на свою новую плитку. Вспомнила тот вечер, грязные следы на полу, смех Виталика и молчание мужа.
Я нажала «Заблокировать». Отложила телефон. И, улыбнувшись, добавила в воду еще немного горячей воды.
Жизнь только начиналась. И в этой новой жизни я была в одной команде только с самым важным человеком — с самой собой. И финансирование у нас было стабильное.