За окном выл ноябрьский ветер, швыряя в стекло горсти мокрого снега вперемешку с дождём, но внутри квартиры царил тот особенный, выстраданный уют, который ценишь только после тридцати пяти. Полина сидела в глубоком кресле, поджав под себя ноги, и грела ладони о большую керамическую кружку с травяным чаем. В духовке доходила шарлотка — запах печеных яблок и корицы надежно укутывал кухню, создавая иллюзию полной безопасности от внешнего мира.
Эта квартира была не просто стенами и квадратными метрами. Это был её личный Эверест. Двушка в хорошем районе, с высокими потолками и просторной кухней, досталась ей не по наследству и не в подарок. Десять лет ипотечного рабства, две работы, отсутствие отпусков, экономия на всем, кроме качественной обуви и стоматолога. Полина помнила каждый рубль, вложенный сюда, каждый рулон обоев, который клеила сама, стоя на шаткой стремянке в два часа ночи.
Андрей, её муж, появился в этой квартире уже на всем готовом три года назад. Он пришел с одним чемоданом, набором удочек и мягкой, обезоруживающей улыбкой. Полина любила его за спокойный нрав и умение молчать, когда ей не хотелось говорить. Он не лез в её дела, она не пилила его за отсутствие карьерных амбиций. Их брак казался тихой гаванью, пока на горизонте не замаячил крейсер под названием «Свекровь».
Звонок в дверь прозвучал резко, настойчиво, без привычной деликатной паузы. Так звонят люди, которые уверены, что их ждут, или те, кто считает, что имеет право входить без приглашения.
Полина вздрогнула, едва не расплескав чай. Андрей, дремавший на диване под бормотание телевизора, встрепенулся.
— Кто это на ночь глядя? — пробормотал он, потирая лицо.
— У тебя есть варианты? — сухо спросила Полина, уже догадываясь, кто стоит за дверью. Только у одного человека была манера вдавливать кнопку звонка так, будто он пытается проткнуть стену насквозь.
Андрей поплелся в прихожую. Полина слышала щелчок замка, а затем пространство квартиры заполнилось громким, командным голосом, от которого моментально захотелось спрятаться под плед.
— Ну что вы копаетесь, как сонные мухи! На улице не май месяц! Лариса, заноси сумки, не стой столбом! Андрюша, принимай гостинцы, мать с дачи последние закатки привезла, хоть поест мужик нормальной еды, а то отощал совсем на ваших диетах!
В комнату вплыла Тамара Ильинична. Женщина-монумент, женщина-ледокол. В своем неизменном драповом пальто и мохеровом берете она занимала собой все пространство, вытесняя кислород. Следом, шмыгая носом и выглядя несчастной, семенила Лариса — младшая сестра Андрея. Ларисе было уже тридцать два, но в присутствии матери она превращалась в капризного подростка.
— Добрый вечер, Тамара Ильинична, Лариса, — Полина вышла в коридор, стараясь держать лицо. — А мы не ждали гостей. Андрей не говорил, что вы приедете.
— А к сыну теперь по записи нужно? Через секретаря? — свекровь картинно всплеснула руками, даже не подумав разуться на коврике и шагнув в грязных сапогах на светлый ламинат. — Мы по делу. Дело срочное, не терпит отлагательств. Лариса, ну что ты жмешься? Проходи на кухню, там теплее.
Полина с тоской посмотрела на грязные следы, но промолчала. Сейчас было не до уборки. В воздухе повисло напряжение, густое и тяжелое, как запах дешевых духов Тамары Ильиничны, который моментально перебил аромат шарлотки.
На кухне свекровь сразу же заняла хозяйское место во главе стола. Лариса пристроилась на краешке табуретки, всем своим видом демонстрируя вселенскую скорбь. Андрей суетился, доставая чашки, явно стараясь не встречаться глазами с женой. Это был плохой знак. Андрей всегда отводил глаза, когда знал, что сейчас произойдет что-то, что Полине не понравится.
— Чай будете? — спросила Полина, опираясь спиной о столешницу и скрестив руки на груди. Садиться она не собиралась. Поза «над схваткой» давала хоть какое-то ощущение контроля.
— Наливай, — милостиво кивнула Тамара Ильинична. — И пирог свой давай, пахнет вроде съедобно. Хотя я всегда говорила: тесто надо на дрожжах ставить, а не этот ваш бисквит сухой. Ну да ладно, дареному коню, как говорится...
Полина молча нарезала шарлотку. Звякнули ложечки. Свекровь откусила кусок, пожевала, скривилась, но проглотила.
— Ну, перейдем к сути, — провозгласила она, отодвигая тарелку. — У нас в семье беда.
Полина вопросительно подняла бровь, глядя на мужа. Андрей интенсивно размешивал сахар в чашке, хотя не положил туда ни ложки.
— Ларисочку муж бросил, — торжественно объявила Тамара Ильинична. — Выгнал, подлец! Сказал, что устал от её характера. Представляешь? От её ангельского характера! У девочки стресс, нервный срыв. Ей сейчас нужен покой и комфорт.
— Сочувствую, — ровно произнесла Полина. — Но при чем тут мы? Лариса прописана у вас, Тамара Ильинична. В вашей трешке места достаточно.
— В моей трешке?! — возмутилась свекровь так искренне, словно Полина предложила ей поселить дома стаю бродячих собак. — Полина, ты в своем уме? У меня давление! У меня мигрени! Мне нужен абсолютный покой. А Лариса сейчас в таком состоянии... Она будет плакать, ходить туда-сюда, у неё депрессия. Я старый больной человек, я этого не вынесу.
— И что вы предлагаете? — голос Полины стал холоднее.
— Мы тут посоветовались с Андрюшей... — начала Тамара Ильинична, и Полина увидела, как муж вжал голову в плечи. — И решили, что Ларисе лучше всего пожить здесь. У вас.
Полина усмехнулась.
— Тамара Ильинична, у нас двухкомнатная квартира. Мы с Андреем работаем, нам тоже нужен покой. Гостевой комнаты у нас нет. Где, простите, будет жить Лариса? На коврике в прихожей?
— Зачем же на коврике? — удивилась свекровь. — У вас прекрасная спальня. Светлая, окна во двор. Ларисе нужен солнечный свет, это полезно при депрессии.
Полина почувствовала, как у неё начинает дергаться глаз.
— Спальня? Наша с Андреем спальня? А мы, по-вашему, куда денемся?
— Ну, вы не денетесь, — Тамара Ильинична махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Ты, Полина, женщина практичная, самостоятельная. У твоей мамы, насколько я помню, дача есть под городом? Зимняя, с печкой?
— Есть. И там живет мама.
— Вот и чудесно! Вдвоем веселее. Ты переедешь к маме на дачу. Свежий воздух, природа, опять же — маме помощь. А Андрей пока поживет в гостиной на диване. Он мужчина, ему много не надо. Зато Ларисочка сможет восстановить душевное равновесие в нормальных условиях. Ей сейчас нужно личное пространство.
Полина смотрела на свекровь и не верила своим ушам. Ситуация была настолько абсурдной, что казалась сном. Сюрреалистическим кошмаром. Она перевела взгляд на золовку. Лариса сидела, опустив глаза, и ковыряла вилкой пирог, но в уголках её губ таилась едва заметная, самодовольная ухмылка. Она знала. Они все обсудили заранее.
— Андрей? — тихо позвала Полина. — Ты тоже так считаешь? Что я должна уехать из своего дома к маме на дачу, за пятьдесят километров, чтобы твоя сестра жила в моей спальне?
Андрей наконец поднял глаза. В них плескалась паника пополам с виной.
— Полин, ну... Мама говорит, это временно. Ну полгодика, может. Ларке правда плохо. А у тебя с мамой отношения хорошие, вам там неплохо будет. Я буду приезжать по выходным, продукты возить...
— Временно? Полгодика? — Полина рассмеялась. Смех вышел коротким и злым, как лай. — Ты себя слышишь?
— А что такого? — вступила в бой Тамара Ильинична, чувствуя, что невестка не прогибается так легко, как планировалось. Она выпрямилась, надулась, как индюк перед боем. — Мы одна семья! Семья должна помогать друг другу в беде! Ты, Полина, всегда была эгоисткой. Только о себе думаешь. Квартиру обставила, машину купила, живешь в шоколаде. А у девочки жизнь рушится! Неужели тебе жалко? У тебя же есть, где жить! А эта квартира... ну, она все равно большая для двоих. Детей-то у вас нет. Пустуют метры.
Это был удар ниже пояса. Тема детей была болезненной, они планировали, но пока не получалось. Свекровь знала, куда бить.
Полина медленно подошла к столу. Она чувствовала, как внутри поднимается холодная, яростная волна, смывающая остатки воспитания и уважения к возрасту. Она посмотрела на вальяжно развалившуюся свекровь, на жующего мужа, на ухмыляющуюся золовку.
— Интересно, с чего это я должна съехать, чтобы освободить МОЮ квартиру для вашей дочери? — ядовито поинтересовалась я, наблюдая за этим бесцеремонным вторжением.
В кухне повисла тишина. Даже холодильник, казалось, перестал гудеть.
— Как это — с чего? — опешила Тамара Ильинична. — По совести! По-родственному!
— По-родственному? — Полина облокотилась руками о стол, нависая над свекровью. — Давайте проясним ситуацию, Тамара Ильинична. Эта квартира куплена мной. До брака. На мои деньги. Андрей к ней не имеет никакого отношения, кроме штампа в паспорте и временной регистрации, которую я могу аннулировать в один день. Моя мама не имеет отношения к вашим проблемам. Моя дача — это место отдыха моей мамы, а не ссылка для меня.
— Ты... ты попрекаешь нас метрами? — задохнулась от возмущения свекровь. — Меркантильная дрянь! Я всегда знала! Андрей, ты слышишь? Она твою мать и сестру выгоняет!
— Я не выгоняю, — спокойно отрезала Полина. — Я просто не пускаю. Это разные вещи. Гости — пожалуйста. Час, два. Чай попили — и домой. Но жить здесь никто, кроме меня и моего мужа, не будет. Ни Лариса, ни вы, ни Папа Римский.
— Андрей! — взвизгнула Лариса, вскакивая со стула. — Скажи ей! Ты мужик или кто? Это и твой дом тоже! Ты здесь хозяин!
Андрей сидел красный, как вареный рак. Он переводил взгляд с жены на мать и обратно, и Полина видела, как в его голове крутятся шестеренки, пытаясь найти безопасный выход. Но выхода не было. Пришло время выбирать.
— Полин... — начал он жалобно. — Ну зачем так жестко? Ну может, в гостиной Ларка поживет? Ну не выгонять же её на улицу...
Полина выпрямилась и посмотрела на мужа так, словно видела его впервые. И то, что она увидела, ей совсем не понравилось. Это был не партнер. Не стена. Это был кисель.
— На улицу? — переспросила она. — У Ларисы есть прописка. У неё есть мать с трехкомнатной квартирой. У неё есть работа, в конце концов. Она может снять жилье. Почему её проблемы должны решаться за счет моего комфорта и моего имущества?
— Потому что мы семья! — рявкнула Тамара Ильинична, вставая. Стул с грохотом отъехал назад. — А ты... Ты нам чужая! Я всегда говорила Андрею: не бери эту карьеристку, она тебя сожрет! Вот, смотри, сынок! Она же готова родную кровь на мороз выставить ради своих обоев!
— Хватит, — тихо, но твердо сказала Полина. — Цирк окончен. Тамара Ильинична, Лариса, прошу на выход.
— Что?! — глаза свекрови полезли на лоб. — Ты меня... выгоняешь? Из дома моего сына?
— Из МОЕГО дома, — с нажимом повторила Полина. — Андрей здесь живет на птичьих правах, пока я это позволяю. И судя по всему, лимит моего терпения исчерпан.
— Ах так... — Тамара Ильинична схватилась за сердце. — У меня приступ! Андрюша, вызывай скорую! Эта ведьма меня до инфаркта довела! Я умираю!
Она грузно осела на стул, закатив глаза и начав хватать ртом воздух. Лариса тут же подскочила к ней с причитаниями: «Мамочка, мамочка, дыши!».
Полина смотрела на этот спектакль с ледяным спокойствием. Она видела эти «приступы» уже раз пять. Обычно они случались, когда Тамаре Ильиничне отказывали в деньгах или внимании.
— Я вызову скорую, — сказала Полина, доставая телефон. — Но учтите, Тамара Ильинична, если врачи скажут, что это симуляция — а они скажут, потому что у вас здоровье как у космонавта, — я напишу заявление в полицию за хулиганство и вторжение в жилище.
Свекровь моментально открыла один глаз.
— Ты не посмеешь.
— Проверим? — Полина набрала номер. — Алло, скорая? Да, женщине плохо. Адрес...
— Не надо! — рявкнула Тамара Ильинична, волшебным образом исцеляясь. Она вскочила на ноги с резвостью молодой козочки. — Не надо мне твоих врачей! Они с тобой в сговоре будут! Андрей, собирайся! Мы уходим! И ты с нами!
Андрей растерянно моргнул.
— Мам, ну куда я... Ночь же...
— Собирайся, я сказала! — орала мать. — Ты не останешься с этой... с этой горгульей! У тебя есть гордость? Она тебя ни во что не ставит! Она твоей семье в лицо плюет! Если ты останешься — ты мне не сын!
Андрей посмотрел на Полину. В его взгляде была мольба: «Ну уступи, ну извинись, ну сгладь углы». Но Полина стояла неподвижно, скрестив руки. Она больше не хотела ничего сглаживать. Углы стали слишком острыми, и о них можно было порезаться насмерть.
— Андрей, — сказала она спокойно. — Если ты сейчас уйдешь с ними, обратно можешь не возвращаться. Я сменю замки завтра утром.
— Полин, ты чего... — пробормотал он. — Это же мама...
— Это твой выбор. Или ты живешь со мной, и мы строим нашу семью, где уважают мои границы и мою собственность. Или ты идешь быть хорошим сыном и братом. Третьего не дано.
В прихожей Лариса уже натягивала сапоги, громко шмыгая носом. Тамара Ильинична стояла в дверях кухни, пылая праведным гневом.
— Выбирай, сынок! Или мать, которая тебя родила и вырастила, или эта... квартирная хозяйка!
Андрей медленно встал. Он посмотрел на уютную кухню, на недоеденный пирог, на Полину, которую он, наверное, когда-то любил. А потом посмотрел на мать. Властную, громкую, всепоглощающую мать, против которой он никогда в жизни не бунтовал.
Привычка подчиняться оказалась сильнее.
— Я... я не могу их бросить, Полин, — выдавил он, отводя глаза. — Так нельзя. Ты неправа.
Полина кивнула. Внутри что-то оборвалось — тонкая струна, на которой держался этот брак. Боли не было. Была пустота и странное, звенящее облегчение.
— Я поняла. Чемодан собрать или потом заберешь?
— Я... я завтра заеду, — промямлил он и, ссутулившись, побрел в коридор.
— Идём, сынок, идём, — заворковала Тамара Ильинична, победно глянув на невестку. — Ничего, найдем мы тебе жену получше. Покладистую, добрую, без гонора. А эта пусть сидит в своей конуре одна, как сыч.
Они одевались шумно, демонстративно хлопая дверцами шкафа. Полина не вышла их провожать. Она стояла у окна кухни и смотрела в темноту.
Хлопнула входная дверь. Щелкнул замок. Потом послышался гул лифта.
Тишина вернулась в квартиру. Но теперь это была другая тишина. Не уютная, а стерильная, звенящая, как после генеральной уборки, когда выкинули весь хлам.
Полина подошла к столу. Тарелки с недоеденным пирогом, грязные чашки, фантики от конфет, которые Лариса успела натаскать из вазочки. На полу — грязные следы от сапог свекрови.
— Ничего, — сказала она вслух. Голос прозвучал громко и уверенно.
Она взяла тряпку. Сначала нужно отмыть пол. Смыть эту грязь, этот липкий негатив, этот запах чужой жадности.
Полина мыла пол с остервенением, до блеска, до скрипа. Потом открыла окно, впуская морозный ноябрьский воздух, чтобы выветрить запах дешевых духов.
Когда квартира снова стала чистой, она налила себе свежего чаю. Села в кресло. Шарлотка остыла, но была по-прежнему вкусной.
Телефон на столе пиликнул. Сообщение от Андрея: «Полин, ну ты остыла? Может, поговорим? Мама погорячилась, но и ты тоже... Давай найдем компромисс? Лариса может спать на кухне...»
Полина усмехнулась. Он так ничего и не понял. Компромисс с паразитами невозможен — они все равно тебя съедят, просто чуть медленнее.
Она нажала кнопку «Заблокировать».
Завтра будет сложный день. Нужно вызвать мастера сменить замки, подать заявление на развод, собрать вещи Андрея в коробки. Но это будет завтра.
А сегодня она одна. В СВОЕЙ квартире. Никто не требует отдать спальню, никто не критикует еду, никто не считает её метры.
Она обвела взглядом кухню. Стены, которые она красила. Шторы, которые она выбирала. Это была её крепость. И она отстояла её.
— Моя, — прошептала Полина, делая глоток горячего чая. — Исключительно моя.
За окном продолжал выть ветер, но теперь он казался не угрожающим, а приветственным. Жизнь начиналась заново, и в этой новой жизни места для непрошенных гостей уже не было. Полина потянулась к пульту и включила любимую музыку. Громко. Потому что теперь она могла делать в своем доме все, что угодно.