Часть 10. Глава 15
В тот затянувшийся, наполненный покоем момент, когда мы сидели вместе на диване, окутанные мерцающим светом телевизора и безмолвными, утешительными объятиями новой, зарождающейся семьи, я не мог отделаться от пронзительного, ясного ощущения, что нахожусь именно там, где мне наконец-то предначертано быть. Этого чувства абсолютной, безусловной принадлежности месту и людям я не испытывал уже целую вечность – с тех самых пор, как моя собственная, прежняя семья рассыпалась в прах под колесами трагедии, оставив после себя лишь мрак и горечь воспоминаний. А здесь, в этой тишине, было слышно ровное дыхание дочери.
Я всегда мечтал о собственной идеальной семье – не о картинке из глянца, а о живом, дышащем организме: о любящей жене, с которой можно перемолвиться словом на кухне за чашкой вечернего чая; о детях, чьи голоса и смех наполняют пространство, создавая тот самый неповторимый гул дома, в который так хочется возвращаться в конце дня.
Но после внезапной, сокрушительной потери родителей эта мечта, некогда такая яркая и осязаемая, стала быстро тускнеть в моём внутреннем видении, выцветая, как старая фотография на солнце. В последние годы она и вовсе казалась не более чем далёкой, почти абстрактной фантазией, особенно с учётом того, что надвигающееся, незваное присутствие Леонида и Николая – этих призраков из нашего с Алиной общего прошлого – усложняло картину до головокружения, закрашивая её тревожными, неясными мазками.
И всё же я сидел здесь, на этом диване, с Алиной и Эллой, и чувствовал себя отцом – настоящим, ответственным, нужным – больше, чем когда-либо мог себе представить даже в самых смелых грёзах. Это было странное, почти пугающее своей интенсивностью и чудесное чувство, которое наполнило меня тихим, беззвучным удивлением, будто неожиданно обнаружил у себя давно утраченный орган чувств.
Я был так глупо, по-детски рад просто находиться здесь, наконец-то воссоединившись с Алиной после всех этих лет бесплодных размышлений и смутных сожалений – куда же подевалась та прекрасная, улыбчивая начинающая девушка-фотограф, которую я встретил в гремящей музыкой и голосами комнате университетского общежития? Я ощущал себя счастливым свидетелем, сторонним, но жадным до деталей наблюдателем того, в кого выросла наша дочь – этот отдельный, удивительный маленький человечек.
Однако Элла, подчиняясь неумолимым законам детского организма, быстро начала утомляться, хотя отчаянно с этим боролась. Её энтузиазм стал несколько хаотичным: она настаивала, чтобы мы немедленно сыграли в настольную игру, или посмотрели сиквел про динозавров, или почитали вместе с ней справочник юного натуралиста. Но её разумная, уставшая за день мама непоколебимо настояла на своём.
– Пора спать, малышка, – мягко сказала Алина, и в её голосе прозвучала та самая родительская нота, против которой не попрёшь.
Элла надула губы, её глаза, ещё покрасневшие и опухшие от недавних слёз, смотрели умоляюще.
– Но мамочка, я даже не устала, честное слово! Разве мы не можем посидеть ещё совсем чуть-чуть? Пять минуточек?
Алина нежно провела ладонью по растрёпанным, шелковистым волосам Эллы, и выражение её лица смягчилось всепоглощающей, усталой любовью.
– Я знаю, что тебе было очень весело сегодня вечером. Это замечательно, доченька. Но сейчас уже поздно, и твоему телу нужен хороший сон, чтобы завтра ты смогла вырасти ещё больше, стать большой и сильной, как те самые динозавры, ладно?
Элла драматически, со всей страстью обречённой героини, вздохнула, её маленькие плечики безвольно опустились, признавая поражение в этой ежевечерней битве.
– Хорошо-о, – смягчилась она, хотя разочарование тенью задержалось в её голосе. – Но становиться динозавром не хочу. – В квартиру не влезу.
Я наблюдал за этим привычным для них диалогом со смесью тихого удовольствия и щемящей нежности. Было ясно, как день, что Элла унаследовала не только улыбку, но и сильную волю, упрямую решимость своей мамы, – качества, которые, казалось, только обострялись и крепли в преддверии отхода ко сну, будто в последний раз проверяя границы дозволенного.
Затем Алина повернулась ко мне. В полумраке комнаты, освещённой теперь только торшером, её взгляд был не просто тёплым – манящим, предлагающим шагнуть чуть дальше, через очередную невидимую границу.
– Борис, – позвала она тихо, почти конспираторски. – Хочешь помочь мне уложить Эллу сегодня вечером?
Эта простая просьба застала меня врасплох, ударив прямо в солнечное сплетение. Но следом за лёгким шоком накатила волна такого густого, сладкого тепла, что оно затопило грудь, растекаясь по телу при мысли о том, что меня допускают, вовлекают в такой глубоко личный, милый, по-настоящему семейный ритуал.
– Конечно, – ответил я почти сразу, не в силах скрыть широкую, глупую улыбку, которая сама по себе тронула уголки губ, растягивая их без моего ведома. – Буду только рад помочь. То есть… если Элла не против, – добавил, обращаясь уже к дочери, желая дать и ей право голоса.
Глаза девочки, только что потухшие от досады, вспыхнули с новой силой при мысли, что мы с Алиной будем укладывать её вместе, как команда.
– Ура! – воскликнула она, и её лицо снова озарилось сиянием, мгновенно смывшим следы усталости и каприза. – Спасибо, доктор дядя Боря! Это будет самый лучший отбой!
В её восторженном взгляде, в доверчивом тоне я увидел не просто разрешение, а приглашение в самую сердцевину их маленького мира.
Вместе мы повторили весь ритуал Эллы перед сном: почистили ей зубки и принесли из кухни стакан кипячёной воды. Она была чуть тёплой, как раз такой, чтобы не обжечь, но и холодной, и я нёс её с осторожностью, боясь расплескать. Затем, во главе с Алиной, мы последовали за нашей дочерью по коридору в детскую. Мягкий свет ночника в виде божьей коровки указывал нам путь, проливаясь тёплой волной из-за приоткрытой двери. Воздух в коридоре был наполнен запахом детского шампуня и едва уловимым ароматом ванили.
Комната Эллы оказалась очень уютной и симпатичной, наполненной мягкими игрушками и красочными рисунками насекомых всех форм, размеров и цветов, украшавшими стены. Там были бабочки с бархатными крыльями, жуки-носороги с блестящими панцирями, стрекозы, гусеницы и так далее. Притом всё выглядело очень гармонично и… совершенно разрушительно для моего мужского сердца. Даже представить себе не мог прежде, что стану умиляться, глядя на то, как выглядит обыкновенная детская. Эта идеальная, невинная картина была для меня чем-то совершенно новым, чем-то, что мозг не знал, как обрабатывать.
Боже, если бы мои братья могли сегодня вечером услышать то, что происходит в моей голове, они оказались бы совершенно ошарашены. Ещё бы! В их представлении я был кем-то вроде Айболита, готового ради лечения несчастных зверюшек (в моём случае людей, разумеется) отправиться в одну из самых горячих точек земного шара. Торчать там несколько лет в пыли и страшной жаре, рискуя погибнуть от пули или осколка, а может даже попасть в плен и быть убитым какими-нибудь радикалами.
Братья помнили меня как человека, который спал в бронежилете, шлеме и неделями питался сухпайком, а не как того, кто умиляется божьим коровкам. Но теперь я думал такое, что никак не согласовывалось с представлением Леонида и Николая обо мне. Да, парни. Вы не знали? А вот такой я разноплановый.
И всё-таки поймал себя на мысли, что это очень непросто – вот так запросто взять и начать заботиться о маленькой девочке, участвуя в её повседневной жизни. Это покруче, чем вернуться из разрушенной страны, где много лет продолжаются боевые действия, в спокойный мирный город. Там ты борешься за выживание, а здесь – за то, чтобы стать частью другой семьи, и это требует совершенно иного мужества.
Элла всё время болтала о своём дне, даже несмотря на попытки собственного тела отправить её в страну грёз. Зевки регулярно прорывались через точное изложение каждой детали просмотренного фильма. Глаза уже слипались, но она боролась с сонливостью с упорством маленького солдата, не желающего сдавать позиции. Девочка не только комментировала увиденное. Она умудрялась задавать миллион вопросов о динозаврах и доисторических временах, на которые я пытался ответить всякий раз, когда Алина осознавала свою беспомощность.
Ну да, мы с её мамой далеко не палеонтологи. Возможно, ещё отличим птеродактиля от тираннозавра, поскольку они самые распиаренные в мировом искусстве. Но есть же ещё стегозавр, аллозавр, мегалозавр, апатозавр и прочие «завры». Дочка произносила эти сложные, древние названия с такой лёгкостью, будто это были имена её плюшевых друзей. Я одного не мог понять: как все эти многочисленные названия умещаются в голове пятилетней девочки?!
– Может быть, у тебя всё-таки есть начинающий палеонтолог, – пробормотал я Алине с улыбкой. – Как ты думаешь, это лучше или хуже, чем энтомолог?
Девушка рассмеялась, закатив глаза.
– У палеонтологии ни малейших шансов. Она увлекается жуками с двух лет. Я готова поспорить на любую сумму, что преодолеет увлечение динозаврами за неделю.
Моё сердце сжалось при мысли, что мне не удалось познакомиться с Эллой в более раннем возрасте. Что пропустил первые годы её жизни. Не менял подгузники, не кормил из бутылочки, не пытался заснуть в коротких перерывах между её плачем по ночам из-за вздутия животика. Не видел её первых шагов, не слышал первого слова, не был рядом, когда она впервые назвала Алину «мамой». Что, и это тоже очень обидно, не был свидетелем момента, когда девочка увлеклась насекомыми. Не присутствовал при зарождении этой её одержимости и при многом другом, что сделало её той, кем она теперь стала. Каждый пропущенный день казался мне теперь невосполнимой потерей.
Но у нас был такой прекрасный вечер. Я отогнал эти мрачные мысли и сосредоточился на красоте настоящего.
Когда я уложил Эллу в постель и натянул ей одеяло до подбородка, Алина сделала шаг назад, метафорически и физически. Она оставила меня сидеть на краю кроватки дочери и наблюдать из дверного проёма, пытаясь подарить момент единения со своим ребёнком. Хотел сказать ей спасибо, но она отмахнулась, едва заметно кивнув, давая понять, что нужна тишина.
Я снова повернулся к Элле, которая сонно зевнула, её веки смежились от усталости. Тем не менее, в ней ещё оставалась некоторая борьба, и она спросила:
– Можешь мне рассказать историю, доктор дядя Боря?
– Я… не уверен, что знаю какую-нибудь, – признался, чувствуя, как пульс учащается от важности этой просьбы. Ну хотя бы это не пропустил!
– А ты постарайся, – подбодрила меня Алина от двери. – Прояви, на что способен. Конечно, Элла жёсткий критик, но она будет мила, поскольку ты в этом деле новичок. Верно, дочка?
– Верно, – сонно согласилась девочка.
Я понял, что ничего иного мне не остаётся, как смириться. Ну нельзя же ударить в грязь лицом в такой ответственный момент. Тем более детки растут очень быстро. Через пару лет Элла, если по-прежнему буду рядом, в моих сказках на ночь нуждаться не станет. Ей будет интересно общение с подружками, а может даже с мальчиком.
Откашлялся, собираясь с мыслями и готовясь рассказать достойную историю.
– Однажды в далёком-далёком королевстве жила прекрасная королева по имени… Алина Первая.
Глаза Эллы расширились от волнения при упоминании имени матери, с губ сорвался радостный смешок:
– Эй, это похоже на мамино имя!
Я кивнул с улыбкой и посмотрел на маму девочки. Та стояла смущённая, но не пыталась меня остановить или поправить. Ей, видимо, и самой было очень интересно, что такого придёт рассказчику в голову.
– Наша королева была самым добрым и сострадательным правителем, которого когда-либо знало её государство. Алину любили все, кто знал, и сердце у неё было таким же большим, как небо.
Я поднял глаза и увидел, что щеки девушки покраснели от похвалы ещё сильнее, но она снова не перебила, и глаза загорелись весельем, пока слушала.
– Королева Алина Первая жила в великолепном замке на вершине высокого живописного…
– Доктор дядя Боря, что такое живописный? – с трудом подавив зевок, выговорила Элла.
– Ну такой… очень красивый, что даже нарисовать хочется.
– А… понятно.
– Так вот, королева Алина Первая жила в замке и проводила свои дни счастливо, занимаясь изобразительным искусством в свободное время и заботясь о своём народе, – продолжил я с колотящимся сердцем. – Но королева жаждала чего-то большего. Она мечтала найти настоящую любовь и создать собственную семью.
Взгляд Эллы метался между мной и матерью, на её лице читалось пристальное внимание, пока она ловила каждое моё слово.
– Что было дальше?
– Что ж, – сказал я драматическим тоном, – однажды вмешалась судьба и привела в жизнь королевы Алины Первой благородного принца из далёких земель.
Брови девушки удивлённо взлетели вверх, с её губ сорвался тихий смешок.
– Благородный принц, да? – спросила хозяйка дома.
Я ухмыльнулся.
– Конечно. И этим принцем был не кто иной, как Борис… Третий.
Глаза Эллы расширились от волнения, её смех наполнил комнату, когда она взбодрилась и хлопнула в ладоши.
– Вы принц, доктор дядя Боря?
Я пожал плечами, подыгрывая истории. Напустил на себя загадочный вид, чтобы не разочаровывать девочку.
– Возможно. Так вот, слушай дальше. Принц Борис Третий…
– А почему королева первая, а он третий принц? – задала Элла новый вопрос.
– Потому что у её мамы она была единственным ребёнком, а у короля – отца Бориса этот мальчик родился третьим, ещё были два брата.
– Угу.
– Борис Третий был храбрым и добрым. И когда он встретил королеву Алину Первую, то понял, что она та, кого он искал всю свою жизнь. Ради кого объехал множество чужих земель, побывал в разных битвах, прошёл сквозь снега и морозы, пески и жару.
Щёки Алины покраснели ещё ярче, её взгляд встретился с моим со смесью веселья и нежности. Было ясно, что эта история ей понравилась так же, как и Элле.
– Когда они встретились, то королева Алина Первая тоже поняла, что это её судьба. Они… – я хотел было сказать «поженились и жили долго и счастливо», но не решился. – …вместе отправились в грандиозное приключение, чтоб соединить свои королевства и создать связь, которую невозможно разорвать.
Я сделал паузу, вспоминая ту ночь, когда мы с Алиной впервые встретились, и внутренне посмеялся над собой. «Скорее, они устроили быстрое свидание на одну ночь. Это была не такая уж сказка, а скорее быль», – мелькнуло в голове.
– И вскоре их любовь переросла в нечто поистине волшебное.
Элла глубже зарылась в одеяло, её глаза закрылись.
– А как насчёт принцессы, доктор дядя Боря. У них была принцесса?
– Да, Элла. У них была принцесса по имени… Элеонора. И принцесса Элеонора была самым драгоценным подарком из всех, которые можно только придумать, – пробормотал я, и мой голос стал тише, пока наблюдал, как слушательница засыпает. – Своим смехом и любовью она принесла свет и радость в королевства, наполняя сердца всех своих близких.
Закончив сказку, я наклонился, чтобы нежно поцеловать Эллу в лобик, плотно укутав одеяло вокруг неё.
– Сладких снов, принцесса, – прошептал.
Алина подошла и положила руку мне на плечо. Прикосновение было тёплым и успокаивающим.
– Спасибо, Боря, – сказала тихо, её голос был полон благодарности. – Ты придумал замечательную сказку.
Я встретил её взгляд, между нами пронеслось молчаливое понимание. Когда встал, чтобы выйти из комнаты Эллы, Алина последовала за мной в коридор.
– Спокойной ночи, – прошептал я, направляясь в спальню.
Что же потом с нами случилось?.. Я повернул ключ в замке зажигания, вышел из машины, закрыл её и поплёлся к дому.