Дарья Десса. Роман "Африканский корпус"
Глава 25
Дверь в бывший школьный класс открылась, и в комнату зашел высокий, подтянутый человек в военной форме. Он был сопровождаем Бонапартом, который кивнул эпидемиологу. Его короткая фраза прозвучала, как представление кого-то очень важного и солидного:
– Надя, охрана приехала.
– Хадиджа, объясни новоприбывшему, что им предстоит делать, – тут же отозвалась Надежда, переводя взгляд на переводчицу и продолжая заниматься подготовкой к вакцинации, которую считала намного важнее, чем пустые разговоры с теми, кто по долгу службы должен соображать, что положено делать в таких случаях.
Хадиджа быстро обменялась несколькими фразами с прибывшими охранниками, те кивнули и чётким шагом направились к главному входу, чтобы взять под контроль поток людей. После того, как они ушли, громко топая тяжёлыми ботинками по доскам пола, Надя обернулась к команде, рассредоточенной по помещению, и громко сказала:
– Il est temps de commencer! (Пора начинать!)
Она решительным жестом пальца указала сначала на Зизи, затем по направлению к коридору. Девушка, чьи тёмные глаза отозвались пониманием и готовностью действовать, быстро, почти бесшумно, направилась ко входу, чтобы организовать первую группу.
Надежда тем временем сосредоточенно надела маску и стерильные перчатки, проверила разложенные на подготовленном столе инструменты. В коридоре за стеной послышался топот нескольких пар ног, прерываемый всхлипыванием. В комнату, входя словно в клетку со страшными зверями, зашла встревоженная первая женщина. Её окружало небольшое пёстрое облачко из четверых детей, самый маленький из которых был прижат к ее груди. Их глаза, широко раскрытые, испуганно скользили по стенам, по чужим людям в масках и халатах. В их взглядах читалась не только привычная боязнь укола, но и более глубокая, общая тревога, вызванная незнакомой, официальной обстановкой и непохожими на них людьми. Их можно было понять.
Надя мягким движением руки показала женщине на стул. Испуганный взгляд повторился и в глазах матери, и в очах-пуговках её ребятни. Эпидемиолог, стараясь, чтобы жест выглядел максимально искренне, улыбнулась. Она показала на самого маленького ребенка на руках и понятным жестом попросила снять с него легкую рубашечку. Мамаша засуетилась, движения её были резкими, отчего ребенок начал нервно хныкать и извиваться. Надя неторопливо подняла ладонь вверх, успокаивающим жестом попросив не торопиться. Взяв ватку, смочила спиртом, аккуратно протерла небольшой участок кожи ребенка под лопаткой. Мать в этот момент зажмурилась и резко отвернулась, словно сама ощущала прикосновение иглы.
– Бисмилляхи-р-рахмани-р-рахим… – забормотала она часто.
Эпидемиолог улыбнулась и подумала, что словно в первой половине ХХ века оказалась в какой-нибудь русской глуши. Там баба с дитём мелко бы крестилась, приговаривая: «Господи, спаси и помилуй!»
– Мамаша, всё, – тихо сказала Надя. – Следующий ребенок.
Подошедшая Хадиджа быстро перевела слова, добавив несколько своих ободряющих фраз на местном диалекте, а затем шепнула начальнице:
– На входе всё нормально. Очередь сгрудилась у выхода. Все первых ждут. Хотят узнать, точно ли тут прививки ставят или ужасные вещи вытворяют.
– Вот же темнота, – вздохнула Надя.
Потом пошёл ровный, непрерывный поток. Эпидемиолог по очереди сделала прививки всем детям первой женщины. Та все время сидела с плотно закрытыми глазами, даже когда уколы получали её старшие ребята. Местные врачи, поглядывая на лицо многодетной матери, немного волновались. Кто знает, что она потом скажет своим землякам? От этого зависело слишком многое.
Это был не первый для Нади опыт массовой вакцинации в полевых условиях, под пристальным, оценивающим вниманием десятков чужих глаз, в душном помещении. Но по-прежнему каждый укол, который она ставила, ощущался ей как маленькое личное испытание на точность и быстроту, потому избавиться от внутреннего, мелкого тремора в пальцах было сложно. Ободряющие улыбки коллег помогали, но не могли полностью снять внутреннее напряжение.
Потом Зизи, выглянув в коридор, позвала следующую маму с детьми. Рафаэль, стоявший немного в стороне, поднял руку, спрашивая взглядом. Эпидемиолог, кивнув ему, жестом пригласила присоединиться. Креспо быстро одел маску и натянул перчатки. Первой его «пациенткой» стала одна из старших дочерей уже успокоившейся первой женщины. Затем, видя растущий поток, к работе активно подключились местные ребята – Тиролл, Делал и Ажу.
Первый делал инъекции с такой скоростью и легкостью, что был виден огромный, наработанный годами опыт. Про себя Рафаэль подумал, что этот парень действительно имеет право называться хирургом. Он с неподдельным уважением наблюдал за отточенными, почти балетными движениями африканца, который работал без единой лишней паузы или суетливого движения, сохраняя при этом на лице спокойное, доброжелательное выражение.
В целом все местные медики работали спокойно и уверенно, практически всё время с открытой, обнадеживающей улыбкой, выполняя все действия быстро, но без лишней спешки, которая могла бы напугать детей и их мамаш, некоторые из которых с трудом удерживались от того, чтобы схватить своё чадо и убежать отсюда куда подальше. С каждой минутой, однако, ситуация улучшалась.
Рафаэль обратил внимание на важную деталь: если самые первые мамы с детьми заходили в класс с перепуганными, настороженными лицами, то очень скоро, буквально через несколько человек, общая атмосфера испуга почти рассеялась. Видимо, самые первые женщины, прошедшие вакцинацию и выходившие к ожидающей очереди, сработали как лучшая реклама. Их спокойные лица и быстрые слова соседкам сообщали главное: всё нормально, больно эти русские и местные врачи не делают.
Слухи в маленьком, тесном городке распространялись мгновенно, и положительный отзыв от первых же матерей был бесценен. Теперь в глазах входящих женщин читалась уже не паника, а скорее усталость от долгого ожидания на солнцепеке и смутная надежда поскорее всё закончить.
В помещении постепенно становилось душно. Надя, чувствуя, как под маской выступает пот, попросила через ткань:
– Хадиджа, открой все окна и двери настежь, пожалуйста.
Несмотря на то, что это был просторный класс, плотный, непрерывный поток людей и высокая температура за стенами здания быстро превратили помещение в подобие парника. Свежий, пусть и горячий, воздух с улицы был жизненно необходим, чтобы избежать возможных обмороков среди детей или самих медиков и сохранить четкую концентрацию. Рафаэль, делая очередной укол маленькой девочке, на мгновение отвлекся и про себя подумал, отчего же дети всего мира, независимо от языка и цвета кожи, так одинаково боятся врачей. И тут же дал себе простой, даже забавный ответ. Всё же просто: человек в белом халате, часто со скрытым маской лицом, делает тебе укол в попу или в плечо. Или, что еще страшнее, лезет в рот металлическими штуками. Этого было достаточно для самого примитивного, древнего страха.
Хадиджа показала себя великолепным администратором в этих сложных полевых условиях. Ее тихий, но твердый и отчетливый голос, звучащий то на местном диалекте, то на ломаном русском, а также безупречная организация всего процесса стали тем ключом, который не позволил хаосу и панике захлестнуть их маленький медицинский пункт. Переводчица непрерывно координировала движение очереди у входа, мягко, но настойчиво регулируя наплыв людей, вместе с помощницами Зизи, Розалин и Жаклин следила за тем, чтобы на столах врачей не кончались шприцы, вата и препараты, и, что было, пожалуй, самым важным, она собственным спокойным видом и четкими указаниями поддерживала порядок и относительное спокойствие среди усталых и волнующихся ожидающих.
По её инициативе в соседней, пустой комнате с помощью подошедших помочь учителей местной школы во главе с Джамилой они быстро организовали импровизированное место для отдыха и перекуса. Там можно было попить прохладной воды, съесть простой бутерброд и выпить крепкого сладкого чая. И это было не роскошью, а насущной необходимостью. Остановить или серьезно замедлить непрерывный поток женщин с детьми было невозможно – люди шли и шли. Поэтому единственным разумным решением стали короткие, ротационные перерывы. Врачи и их помощники менялись у столов время от времени. Прямо к рабочим столам медиков тоже поставили бутылки с водой и стопки одноразовых стаканчиков.
Было искренне жалко детей. Многие из них, принесенные матерями пешком из дальних кварталов или окрестных деревень под палящим солнцем, выглядели изможденными, сонными и обезвоженными. Приходилось давать им воду или даже вводить небольшие дозы глюкозы, чтобы поддержать ослабевший организм.
И так час за часом. В первые минуты работы Рафаэль разглядывал лица матерей и их детей, бессознательно прислушивался к их тихим, быстрым разговорам. Не зная французского и местных наречий, он понимал все по одному лишь тону голоса и успокаивающим жестам и ловил себя на мысли, что этот универсальный язык материнской заботы, тревоги и утешения, по большому счёту, не требует никакого перевода.
Но уже через несколько часов его действия стали полностью автоматическими, отточенными до механической точности. Новый шприц, вскрытие ампулы, ватка со спиртом, быстрый и точный укол. Использованные материалов – в специальный ящик слева от стола. Следующий… Потом следующий… Движения слились в один непрерывный, почти бессознательный алгоритм. Мозг, отключив всё постороннее, работал только на поддержание этого цикла, главной задачей было не допустить ни единой ошибки в этой бесконечной, утомительной конвейерной ленте маленьких пациентов.
Надя, закончив очередную инъекцию, буркнула ему через маску, не отрывая взгляда от своих действий:
– Рафаэль, всех сегодня принять не сможем. Но и выкладываться так, чтобы лежали потом, как загнанные лошади, тоже не следует. Потом слушай приказ: ступай и пообедай.
Креспо кивнул и знаком показал девушкам-помощницам, что уходит на короткий перерыв. Те понимающе закивали головами, готовые на минуту взять на себя его очередь. Испанец зашёл в соседнюю комнату, которую уже окрестил про себя «Закусочной». Женщина, одна из учительниц школы, пришедшая добровольно помогать врачам, встретила его внимательным взглядом. Она молча, но выразительно подняла брови в немом вопросе. Рафаэль с облегчением снял маску и жестами попытался объяснить:
– Чай… ти… и поесть бы, – он показал пальцем на лежавшие на столе продукты и сделал движение, будто пьёт и черпает ложкой.
Женщина, – как он запомнил, её звали Мадлен, – кивнула, быстро и сноровисто налила в одноразовый стакан крепкого чаю, раскрыла упаковку с хлебом, сделала несколько простых, но сытных бутербродов и поставила их в одноразовой тарелке перед Креспо.
– Спасибо… мерси боку, – сказал он, вспомнив одно из немногих знакомых слов.
Она в ответ тепло заулыбалась. В этот момент в дверях комнаты замялся, не решаясь войти, один из местных врачей – хирург Тиррол Туре, чья работа с пациентами вызвала у Креспо искреннее уважение. Испанец почувствовал легкую неловкость, исходившую от коллеги, и интуитивно понял, что дело не просто в минутной застенчивости, а в каком-то более глубоком, невидимом социальном барьере. Он жестом пригласил коллегу присоединиться, пододвинув стул.
– Садитесь, пожалуйста. Поешьте, – сказал на английском.
Мадлен что-то тихо спросила у врача на их языке. Тот так же тихо, почти неслышно, ответил. Она молча налила ему чай. Воцарилось тяжеловатое молчание. «Черт, да он просто стесняется, и всё тут», – подумал Рафаэль. Снова жестом показал на стол, на еду, пытаясь мимикой и движениями рук объяснить, что подкрепляться обязательно надо, работы еще очень много.
Но и врач, и даже Мадлен, казалось, смущались ещё сильнее. Их чувство было настолько ощутимым и искренним, что Рафаэль почувствовал себя невольным нарушителем каких-то неписаных, но важных правил. Он хотел лишь простого, товарищеского перерыва, но, видимо, его приглашение было воспринято здесь как нечто большее, чем просто жест вежливости. Он встал и жестом попросил их подождать его минуту.
Пошел искать Хадиджу. Нашел её у выхода, где она мягко, но настойчиво уговаривала слишком разгоряченную женщину подождать своей очереди.
– Хадиджа, извини, – начал Рафаэль, – там в комнате один из врачей местных. Стесняется обедать со мной за одним столом. Это же неправильно. Работы много, он должен поесть нормально. Как ему сказать? Как объяснить, что всё в порядке?
Переводчица на секунду отвлеклась от очереди, её умные глаза быстро оценили ситуацию.
– А, понимаю. Не переживай. Обратись к Розалин. Она с нашей базы, работает здесь в школе. Немного говорит по-русски. Тебя поймет и ему всё объяснит правильно.
Молодая учительница, услышав своё имя и догадавшись, что говорят про нее, смутилась. Испанец подошёл к ней и, медленно произнося слова, сказал:
– Розалин, нужно, чтобы местные коллеги тоже кушали. Не надо стесняться. Скажите им, пожалуйста.
Девушка застыла, пытаясь понять слова русского доктора.
– Надо кушать? – переспросила она.
– Да, всем кушать и пить воду. И те ребята, охрана, им тоже нужно принести. Скажите другим учителям, пожалуйста, пусть помогут.
Вскоре благодаря стараниям Розалин вопрос с питанием местных врачей решился. Сначала Тиррол пообедал, затем Делал и Ажу, следом потянулись остальные – и девушки с российской базы, и местные педагоги. Охранники также получили сухпайки и воду.