Телефон зазвонил, когда Галина меньше всего этого ждала. Незнакомый номер. Хотя нет — знакомый. Слишком хорошо знакомый.
— Галь, это я, — голос Сергея звучал глухо. — Погорячился я тогда. С разводом, с этим всем... Может, встретимся?
Она молча смотрела в окно на кружащийся снег и думала: надо же, всего полгода прошло. А кажется — целая жизнь.
Всё началось в сентябре.
— Галь, ты чего такая хмурая? — Сергей оторвался от телефона и посмотрел на жену. — Случилось что?
— А ты не догадываешься? — Галина поставила перед ним тарелку с котлетами и отошла к плите.
— Опять начинается, — вздохнул мужчина. — Я же сказал — задержался на работе. Инвентаризация в магазине.
Инвентаризация. Пятнадцать лет она слышала про эти инвентаризации, накладные, срочные поставки. А потом находила в карманах чеки из ресторанов, куда они вдвоём ни разу не ходили.
Их магазин хозтоваров на окраине Калуги особой прибыли не приносил, но на жизнь хватало. Дом в пригороде, две машины, огород. Всё как у людей. Только вот мужа дома почти не бывало.
— Ты хоть поешь нормально, — произнесла Галина. — Опять ведь убежишь.
— Галь, ну хватит, — Сергей отодвинул тарелку. — Мне пятьдесят три года, я устал от этих вечных подозрений.
— А я в сорок восемь устала делать вид, что ничего не замечаю.
Она давно уже не плакала. Первые годы ещё пыталась выяснять отношения, устраивала сцены. Потом перестала. Толку? Сергей клялся, божился, а через месяц всё начиналось заново. Чужие духи на рубашке, незнакомые номера в телефоне, поздние возвращения.
Когда выходила за него замуж, думала — вот оно, счастье. Второй брак, осознанный выбор. Ей тогда тридцать три было, ему — тридцать восемь. Оба с опытом: у неё сын Денис от первого мужа, ему на тот момент было тринадцать. У Сергея — дочка Настя, семнадцатилетняя. Казалось, два взрослых человека, знают, чего хотят.
Как же она ошибалась.
— Мам, ты с папой поговори, — Настя позвонила неожиданно, в разгар рабочего дня. — Он какой-то странный последнее время.
Настя — падчерица, но за пятнадцать лет стала роднее родной. Особенно после того, как её мать уехала в Германию с новым мужем и практически перестала общаться. Сейчас Насте тридцать два, своя семья, двое детей — пятилетняя Маша и трёхлетний Ванька.
— В каком смысле странный? — насторожилась Галина.
— Звонил вчера. Расспрашивал про жизнь, про детей. А потом говорит: «Настюш, ты же понимаешь, что папа тоже имеет право на счастье? Пойми, я еще мужчина»
— И что ты ответила?
— Спросила прямо — у тебя кто-то есть? Он замялся и тему перевёл.
Галина почувствовала, как холодеют пальцы. Одно дело — мимолётные увлечения. Совсем другое — когда мужчина начинает готовить почву, разговаривать с детьми о «праве на счастье».
Вечером она позвонила Денису в Москву. Сын работал инженером в строительной компании, жил с девушкой, приезжал редко — всё дела, проекты, командировки.
— Мам, я давно тебе говорил — уходи от него, — голос Дениса звучал устало. — Сколько можно терпеть?
— Легко тебе говорить.
— Нелегко. Но я же вижу, как ты мучаешься. Каждый раз приезжаю — у тебя глаза красные.
Галина промолчала. Что тут скажешь? Сын прав. Но уйти... Куда? К чему? В сорок восемь лет начинать с нуля?
Она нашла переписку случайно. Сергей забыл телефон дома, а тот всё звякал и звякал уведомлениями. Галина не собиралась смотреть, честно. Но когда на экране высветилось «Маринка: скучаю, любимый мой», рука сама потянулась к телефону.
Марина. Двадцать девять лет. Продавец в их же магазине. Галина её видела пару раз — миловидная блондинка, всегда в обтягивающих платьях.
Переписка за полгода. Рестораны, подарки, поездки. «Котик, купил тебе те серёжки, которые понравились». Тринадцать тысяч. Из семейного бюджета, между прочим — Галина сама вела домашнюю бухгалтерию и помнила эту «непредвиденную трату на ремонт машины».
«Когда уже скажешь ей?» — писала Марина месяц назад.
«Скоро, солнце. Потерпи немного».
Галина сидела на кухне с телефоном в руках и чувствовала, как немеет всё внутри. Пятнадцать лет. Она пятнадцать лет строила этот дом, этот быт, эту семью. Терпела его увлечения, делала вид, что верит. А он, оказывается, уже всё решил.
— Нам нужно поговорить, — Сергей сел напротив в воскресенье утром. — Галь, я не знаю, как сказать...
— Ты уходишь к Марине, — спокойно произнесла она. — Я знаю.
Он вздрогнул.
— Откуда?
— Телефон забыл. На прошлой неделе.
Повисла тишина. Галина смотрела на мужа и впервые за много лет видела его по-настоящему. Располневший, с залысинами, с намечающимся вторым подбородком. Когда-то казался таким надёжным. Теперь сидел и прятал глаза.
— Она беременна, — выдавил Сергей. — Восемь недель.
— Поздравляю, — голос не дрогнул. Галина сама себе удивлялась.
— Ты не понимаешь. Я хочу быть рядом с ребёнком. Водить в садик, на утренники ходить. С Настей я всё это пропустил, работал как проклятый...
— То есть ты сейчас мне объясняешь, почему уходишь ради беременной продавщицы, которая годится тебе в дочери?
— Галь, ну зачем так...
— А как? Как мне реагировать? — она всё-таки повысила голос. — Пятнадцать лет я закрывала глаза. Думала — перебесится, успокоится. А ты...
— Мы давно уже чужие люди, — Сергей наконец посмотрел ей в глаза. — Живём по привычке. Разве это жизнь?
— Для тебя, видимо, нет. А я любила тебя. По-настоящему.
— Любила. Прошедшее время.
Галина замолчала. Когда она перестала любить? Год назад? Пять лет? Может, ещё тогда, после первой его измены на третьем году брака, когда нашла в кармане записку с женским почерком и номером телефона?
— Что с домом? — деловито спросила она.
— Предлагаю продать. Поделим пополам.
— А магазин?
— Магазин я бы хотел оставить себе. Там Марина работает, она толковая, поможет развивать...
— То есть ты хочешь и дом продать, и бизнес забрать? А мне что останется?
— Галь, у тебя же работа есть. Бухгалтер в администрации — стабильно, тридцать пять тысяч...
— Мне сорок восемь. На эти деньги даже комнату в Калуге не снимешь.
— Ну вот и найдёшь что-нибудь. Ты женщина самостоятельная.
Развод тянулся три месяца. Галина наняла юриста — посоветовала Светка, подруга со школы, сама прошедшая через развод десять лет назад. Юрист оказался дотошным, раскопал все заначки Сергея, и в итоге Галина отстояла свою долю в магазине — продали за два с половиной миллиона, разделили пополам. Дом ушёл за четыре двести. Не бог весть что за пригородный дом со всеми удобствами, но рынок есть рынок.
На вырученные деньги она купила однокомнатную квартиру на окраине — тридцать два квадрата, пятый этаж без лифта, вид на промзону. Три миллиона четыреста. Осталось немного на ремонт и подушку безопасности.
Первые недели в новом жилье казались кошмаром. Пустые стены, чужие звуки за окном, гулкая тишина по вечерам. Галина приходила с работы, садилась на табуретку у окна и смотрела на серые трубы завода до темноты.
Есть не хотелось. За два месяца похудела на восемь килограммов — кофе, сигареты, бессонница. В зеркало старалась не смотреть, но однажды случайно поймала своё отражение в витрине магазина и не сразу себя узнала. Серое лицо, запавшие глаза, торчащие ключицы.
«Мам, ты меня пугаешь, — говорил Денис по телефону. — Может, приехать?»
«Не надо, сынок. Справлюсь».
Она не была уверена, что справится. Но тащить двадцативосьмилетнего сына в свои проблемы не хотела. У него своя жизнь, свои заботы. И так слишком много на него навалила за эти годы.
Настя приезжала каждые выходные. Привозила контейнеры с супом и котлетами, заставляла есть.
— Мам, ты на себя посмотри, — качала головой падчерица. — Так нельзя.
— А как можно?
— Жить. Ты же ещё молодая.
— В сорок восемь?
— Мама Димы в пятьдесят два замуж вышла. Второй раз. И счастлива.
Галина невесело усмехнулась. Замуж. Кому она нужна — бухгалтер районной администрации с однушкой на окраине и пустотой внутри?
— Я тебе абонемент купила, — Настя положила на стол карточку. — В бассейн, на аквааэробику. Подруга ходит, говорит — очень помогает.
— Насть, какой бассейн... Мне бы до кровати вечером дойти.
— Вот именно поэтому. Попробуй. Один раз. Если не понравится — больше не буду настаивать.
В бассейн Галина пошла через неделю. Просто чтобы Настя отстала. И потому что накануне проснулась в четыре утра от странного ощущения — показалось, что потолок давит на грудь, не даёт дышать. Панические атаки, объяснила потом знакомая врач. Бывает на нервной почве.
Вода оказалась неожиданно тёплой. Пахло хлоркой, детством, пионерским лагерем. Галина вдруг вспомнила, как в десять лет научилась плавать — в речке, у бабушки в деревне. Как бабушка стояла по пояс в воде и кричала: «Греби руками, Галька! Греби!»
Инструктор — кругленькая женщина лет шестидесяти — командовала так энергично, что невозможно было думать о своём. Только вверх-вниз, вправо-влево, держать спину, не забывать дышать.
После занятия в раздевалке подсела соседка по дорожке.
— Новенькая? Меня Тамара зовут.
— Галина.
— Ходи регулярно, не бросай. Я сама после развода сюда пришла — думала, с ума сойду от тоски. Три года назад. А теперь вон, — она повела широким плечом, — на соревнования среди ветеранов езжу.
Тамара оказалась ровесницей, с похожей историей. Бывший муж, правда, не к молодой ушёл, а просто пил беспробудно, пока печень не отказала. Двое взрослых сыновей, внук-первоклассник.
— Главное — себя не жалеть, — наставляла Тамара. — Жалость — она как болото. Надо двигаться. Неважно куда, главное — двигаться.
Галина шла домой по тёмной улице и думала: а ведь правда. Она всё время себя жалела. Несчастная, брошенная, никому не нужная. А надо было просто... двигаться.
Через три месяца регулярных занятий она впервые посмотрела на себя в зеркало без отвращения. Чуда не произошло — морщины никуда не делись, и седина на висках тоже. Но спина выпрямилась. И взгляд стал другим — не потухшим, а... ждущим, что ли. Чего — она и сама не знала.
— Галина Петровна, вы прямо посвежели, — заметила начальница на работе. — Влюбились?
— Спортом занялась, — улыбнулась Галина. И поймала себя на том, что улыбается легко, без усилия.
На аквааэробику теперь ходила три раза в неделю. Добавила йогу по выходным. Стала готовить нормальную еду вместо бесконечных бутербродов. Даже купила новые занавески — жёлтые, солнечные. Однушка с видом на промзону понемногу становилась домом.
А потом появился Виктор.
Он плавал по утрам в соседней дорожке. Галина замечала его и раньше — высокий, худощавый, с сединой, плавает красиво, технично. Но никогда не думала о нём... никак не думала. До того утра, когда они столкнулись у кофейного автомата.
— Простите, — Галина неловко отдёрнула руку.
— Это вы простите, — улыбнулся он. — Виктор. Мы, кажется, соседи по дорожке.
— Галина. Да, я вас видела.
— Кофе будете? Угощаю. Автомат сегодня добрый, не глючит.
Они простояли у автомата двадцать минут. Оказалось, ему сорок шесть, работает сисадмином в какой-то конторе, разведён два года. Жена ушла к его же другу — «классика жанра», как он сказал с кривой усмешкой. Детей нет, не сложилось.
— А вы давно плаваете? — спросил он.
— Четвёртый месяц.
— Ого. А двигаетесь как профессионал.
— Скажете тоже.
— Нет, серьёзно. Я вот пять лет хожу — до сих пор стиль корявый. А у вас — легко, естественно.
Галина почувствовала, как теплеют щёки. Господи, ей сорок восемь, а краснеет как школьница.
Они стали пересекаться у автомата почти каждый день. Потом Виктор предложил выпить кофе в нормальной кофейне. Потом — поужинать.
— Ты с ума сошла? — охнула Светка, когда Галина призналась. — Мужик после развода — это же кот в мешке. Сегодня он тебе цветы, а завтра...
— Я знаю, Свет. Но...
— Что «но»?
Галина помолчала. Как объяснить? Что с ним легко. Что он не пытается казаться лучше, чем есть. Что у него тоже потолок давил на грудь по ночам, и он тоже не знал, как с этим справиться. Что они два битых жизнью человека, которым нечего друг другу доказывать.
— Мне просто хорошо, — сказала она наконец. — Впервые за много лет.
Виктор оказался не идеальным. Иногда замыкался на несколько дней, не отвечал на сообщения. Бывал резковат, когда уставал. Не любил готовить и жил на полуфабрикатах. Но он умел слушать. И смеялся её шуткам — искренне, а не из вежливости. И однажды, когда у неё снова случилась паника посреди ночи, приехал через весь город в три часа, сидел рядом, держал за руку и говорил какую-то ерунду — про созвездия, про то, как в детстве боялся темноты, про соседского кота, который таскает носки с балкона.
И стало легче.
На Новый год Настя позвала всех к себе. Галина долго решала, что надеть. Остановилась на бордовом платье — купила на распродаже ещё в ноябре, специально.
— Мам, ты отлично выглядишь! — Настя открыла дверь и заулыбалась. — О, а это кто?
— Виктор. Мой... — она запнулась. — Друг.
— Друг, — падчерица понимающе кивнула. — Проходите, друзья.
Денис приехать не смог — сдавал объект, аврал, обещал заскочить на январских. Но прислал Галине огромный букет лилий с запиской: «Мам, ты у меня молодец. Люблю».
Вечер получился шумным и тёплым. Маша и Ванька носились вокруг ёлки, требуя Деда Мороза. Муж Настин Дима разливал шампанское. Виктор рассказывал, как однажды в командировке чинил сервер в курятнике, потому что заказчик решил, что там «стабильнее температура».
— За новые начинания! — поднял тост Дима. — И за то, чтобы следующий год был лучше предыдущего!
Галина пила шампанское и думала: год назад она сидела в пустой квартире и не знала, как жить дальше. А сейчас вот — за столом, среди близких, и рядом человек, с которым хорошо.
Не потому что боялась одиночества. А потому что научилась быть одна — и после этого смогла быть с кем-то.
И вот теперь — этот звонок. Голос из прошлой жизни.
— Галь, это я. Погорячился я тогда...
Она слушала и ждала, когда нахлынет злость. Или злорадство. Или боль. Но было только... спокойствие.
— Марина ушла, — говорил Сергей. — Поругались из-за денег. Она хотела машину новую, квартиру побольше, а магазин еле-еле концы с концами сводит. Говорит, обманул её ожидания... Уехала к матери в Тверскую область, ребёнка забрала.
— Сочувствую, — сказала Галина. И почти не лгала.
— Галь, может, встретимся? Поговорим... Посмотрим, как и что...
— Серёж, — она перебила его мягко, но твёрдо. — У меня всё хорошо. Правда. Но — без тебя.
— Как это? — он растерялся. — То есть... у тебя кто-то есть?
— Есть. Но дело не в этом. Дело в том, что я наконец поняла — мне и одной неплохо. А вдвоём — только если от этого обоим лучше.
Молчание в трубке.
— Значит, никаких шансов?
— Никаких.
Она нажала отбой и положила телефон на подоконник. За окном кружился снег, падал на крыши, на чёрные провода, на фонари.
Через час придёт Виктор. Будут пить чай, смотреть какую-нибудь ерунду по телевизору, разговаривать ни о чём. Или молчать вместе — у них хорошо получалось молчать вместе. А что будет дальше — она не знала. Может, через месяц он исчезнет. Может, через год они разойдутся. А может — нет.
Главное, что она больше не боялась остаться одна. Потому что в той пустой однушке с видом на промзону она нашла кое-кого важного.
Себя.
Телефон зазвонил снова.
— Алло, Галина Петровна? — голос начальницы. — Не забыли, что в десять совещание?
— Помню, Ирина Владимировна. Уже собираюсь.
Она подхватила сумку и вышла из дома.
Жизнь продолжалась.