Дарья Десса. "Игра на повышение". Роман
Глава 132
Утро в Невьянске наступило холодное, с пронзительным ветром, который, казалось, проникал сквозь самую толстую одежду. Я, едва дождавшись девяти утра, уже стояла у дверей Архивного отдела Невьянского муниципального округа. Двухэтажное здание, построенное явно на рубеже XIX и ХХ столетий, выглядело так, словно само время наложило на него отпечаток забвения. Внутри пахло старой бумагой, пылью и чем-то неуловимо казённым.
Меня встретила немолодая женщина в строгом костюме, с лицом, на котором застыло выражение вечной усталости от чужих запросов. Я представилась, объяснила цель своего визита – поиск сведений о любимой тётушке, Ольге Сергеевне Иноземцевой, которая могла работать здесь в период с 2005 по 2011 год.
– Иноземцева? – женщина задумалась, пытаясь вспомнить. – Нет, простите, не припомню такой. У нас коллектив небольшой, все друг друга знают. За этот период, что вы назвали, текучки почти не было. Вот, посмотрите, – она развернула ко мне монитор со списком сотрудников за те годы. – Может, вы имя перепутали? Или фамилию?
Я пробежала глазами по строчкам: Петрова, Сидорова, Кузнецова... Никакой Иноземцевой. Сердце сжалось от разочарования.
– А может, она работала на полставки? – спросила с надеждой. – Или по гражданско-правовому договору?
– У нас так не принято. Всё официально. И потом, даже если бы и как-то иначе, я бы её запомнила. Ольга Сергеевна… Нет, точно. Вы уверены, что она работала именно здесь?
Мне ничего не оставалось, как растерянно пожать плечами. Да, к сожалению, не уверена. Я поблагодарила сотрудницу архива и вышла. Улица Крылова встретила меня холодным ветром. Первая зацепка, такая хрупкая, снова оборвалась. Мужчина-сосед мог ошибиться, спутать архив с каким-то другим учреждением. Если человек не разбирается в них, то ему что библиотека, что муниципальный архив, что производственный – одно слово «контора».
Следующим пунктом была Центральная городская библиотека имени Павла Бажова на улице Чапаева. Оказалось, что у нее собственного здания нет, а находится она на первом этаже типичной советской кирпичной пятиэтажки. Внутри царила та же тишина, что и в предыдущем учреждении. За стойкой регистрации сидела молодая девушка с блёклым макияжем и пожилая женщина с добрыми глазами.
Я обратилась к старшей, надеясь на её более долгую память. Снова озвучила версию о поисках любимой тётушки, пропавшей в Невьянске пятнадцать лет назад.
– Ольга Сергеевна Иноземцева? – женщина задумалась, поправила очки, которые, казалось, вот-вот сползут с кончика носа. – В период с 2005 по 2011? Нет, точно, не было у нас такой. Я тут с девяносто восьмого года. Всех помню. У нас тут как семья, все на виду.
– Может, она работала в другом отделе? Или в читальном зале? – я почувствовала, как мой голос дрожит.
– Нет. Всех, кто работал с фондами, я знаю. Иноземцева... нет. Вы, наверное, ошиблись городом. Или местом работы.
Вторая попытка, и снова провал. Две ключевые зацепки, данные соседом, оказались ложными. Я вышла из библиотеки, и мир вокруг меня, казавшийся еще вчера полным надежды, снова стал серым и враждебным. В расстроенных чувствах я пошла обратно к гостинице. Шаги были тяжелыми, а мысли путались. Шла, не разбирая дороги, пока не оказалась на площади, где возвышается Невьянская башня. Хоть и наклонная, но гордая. Я остановилась, подняла голову.
Башня, построенная по приказу Акинфия Никитича Демидова, символ уральского своеволия свежеиспечённых аристократов, коим дворянство было пожаловано лично царём осенью 1720 года, не вызывала у меня никаких чувств. Я смотрела на её покосившийся силуэт, и в голове пронеслась мысль: вдруг всё-таки тот мужчина, сосед Иноземцевой, ошибся?
Елена Романовская, кажется, оказалась мастером маскировки. Она могла работать где угодно, под любым именем, лишь бы это место было тихим и незаметным. Но если не архив и не библиотека, то что? Я развернулась, встав к башне спиной. Справа оказалось величественное сооружение – Спасо-Преображенский собор. Впереди, примерно в ста метрах, двухэтажное бежевое здание под мягкой коричневой черепицей. Меня словно каким-то магнитом туда потянуло. Подошла, посмотрела. Нет, это ресторан какой-то.
Где же тогда музей? Обратилась к проходящей мимо женщине. Она ответила, что в городе есть два здания, которые мне могут быть полезны. Одно – это административное здание музея на Комсомольской улице. Отсюда недалеко, минут десять пешком. Второе, до него рукой подать, – Выставочный зал музея, – и она показала, куда идти.
– Есть еще Музей истории Невьянского края, так он буквально здесь, в примыкающем к башне здании. Так вам какое?
Я пожала плечами. Одному Богу известно. Поблагодарила женщину, оказавшуюся на удивление весьма осведомлённой (сама и десятой части московских музеев не назову, не говоря об адресах), и направилась в Музей истории. Если уж с чего и начинать, то с того, что поблизости. В самом деле, почему нет? Сосед сказал: «Работала, кажется, в библиотеке... или, может, в архиве? Уж не помню точно, с бумагами что-то, с книгами». А что, если он смутно помнил не место, а тип работы? Музей, особенно исторический, тоже имеет свой архив, фонды, старые бумаги. Это было бы идеальное место для человека, который хочет спрятаться среди прошлого.
Внезапный прилив адреналина вытеснил усталость. Я решительно направилась к музею. У входа, за небольшим столиком, сидел охранник. Пожилой, крепкий мужчина в застиранной форме, с усталым, но внимательным взглядом.
– Здравствуйте, мне нужно поговорить с директором, – начала я, стараясь говорить уверенно.
Охранник поднял голову, прищурился.
– Директор? Сегодня не приёмный день. И вообще, по личным вопросам – только по записи.
– Это очень срочно, – настаивала я. – Это касается... очень важного дела.
– Всегда так говорят, – вздохнул охранник. – Я тут не для того сижу, чтобы пропускать всех подряд. Приходите в среду, с десяти до двенадцати.
Отчаяние, которое я так долго сдерживала, хлынуло через край. Вдруг поняла, что не смогу ждать до среды. У меня есть еще два пункта назначения, но я не привыкла так просто сдаваться!
– Послушайте, – мой голос дрогнул, – я ищу свою тетю. Она пропала много лет назад. Знаю, что она жила и работала здесь, в Невьянске. Пожалуйста, мне нужно найти хоть какую-то зацепку.
Охранник, казалось, смягчился, но не сдавался.
– Девушка, я вам сочувствую, но...
– Вот, – я достала из сумки фотографию. Это был портрет Елены Романовской, сделанный еще в студенческие годы, до того, как страх и бегство наложили отпечаток на её лицо. На снимке она была молода, красива, с теми самыми большими, светлыми, карими глазами, о которых говорил сосед и которые так любил Кольцов. – Вы не могли бы просто посмотреть?
Охранник, нехотя, взял фотографию. Он протер свои очки, затем поднес снимок ближе к глазам. Смотрел долго, внимательно, и его усталое лицо начало меняться. Сначала удивление, потом узнавание, и, наконец, широкая, теплая улыбка.
– Ну конечно я её знаю! – воскликнул он, и его голос, до этого сухой и официальный, стал живым и радостным. – Я же тут смотрителем двадцать три года проработал, а теперь вот, на пенсию вышел, в охранники подался. Конечно, помню. Мы даже дружили. Это же Олечка Сергеевна Иноземцева!
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Дружили! Это не просто «помню», а личное и значит намного больше информации!
– Вы... вы помните её? – прошептала я.
– Ольгу Сергеевну? – охранник снова с нежностью посмотрел на фото. – Да, Ольга Сергеевна. Она.
Он вернул мне фотографию, и я бережно убрала её обратно, как самое дорогое сокровище.
– Нет, вы не подумайте, – поспешно добавил он, заметив моё напряжение. – Она женщина строгих взглядов, да и я женат много лет, уже трое внуков. Просто Ольга Сергеевна была всегда такой доброй, душевной. Всегда поможет, выслушает. Очень светлый человек. Тихая, незаметная, но незаменимая.
Я слушала и понимала, как же мне сегодня несказанно повезло. А ведь могла бы и мимо пройти.
– Ой, простите, – охранник вдруг спохватился, его улыбка померкла, и тон снова стал официальным. – Нельзя мне на службе-то столько болтать. Директор увидит, нервничать станет. Еще премии лишит.
Он оглянулся вокруг, словно грозное начальство могло материализоваться из воздуха.
– Давайте лучше после работы встретимся. У меня смена в шесть заканчивается. Я вам всё расскажу. Всё, что знаю про вашу тётю. Хорошо?
Я кивнула, не в силах произнести ни слова. Шесть часов. До этого момента было море времени, но зато у меня теперь была надежда, и не следовало никуда спешить, ни к кому больше обрезаться, слушая равнодушные ответы.
– Я буду ждать вас здесь, у входа, ровно в шесть, – сказала охраннику.
– Хорошо. Меня зовут Трофим Егорович. До встречи.
Я вышла из музея, и мир снова заиграл красками. Невьянская башня больше не казалась холодной и равнодушной, превратилась в подобие маяка, указывающего мне путь.
Часы ожидания тянулись бесконечно. Я вернулась в гостиницу, но не могла ни есть, ни спать. Сидела в номере, перебирая в памяти слова Трофима Егоровича. «Мы даже дружили», «добрая, душевная». Это был совершенно новый образ Елены Романовской, не тот, который был мне известен по рассказам Кольцова – образ вечной жертвы, беглянки. Здесь, в Невьянске, она, кажется, нашла не только убежище, но и смогла построить нормальную жизнь, в которой, вполне вероятно, было даже место счастью и маленьким радостям.
Ровно в шесть, когда лучи заходящего солнца окрасили небо в багровые тона, я стойким оловянным солдатиком стояла у входа в музей. Трофим Егорович вышел, снял форменную фуражку и облегченно вздохнул.
– Добрый вечер. Ну вот, теперь можно и поговорить, – сказал он, и его глаза снова засветились добротой. – Пойдемте, прогуляемся вдоль набережной Нейвы.
Вскоре я поняла, что Трофим Егорович – словоохотливый и очень простой и добрый человек.
– Значит, вы её племянница, – начал он, глядя на меня с искренним интересом. – А я-то думал, у нее никого нет. Она всегда так говорила.
– Она... очень скрытная, – ответила я. – Расскажите, как вы с ней познакомились?
– Ох, это давно было, – Трофим Егорович задумался, потирая рукой подбородок. – Я пришел сюда устраиваться на работу смотрителем, это был, кажется, 2005 год. А Ольга Сергеевна уже трудилась. Она вела архив музея. Представляете? Все эти старые документы, метрические книги, письма. Она была хранительницей нашей истории.
Я почувствовала, как внутри что-то щелкнуло. Архив. Сосед не ошибся. Он просто спутал музейный архив с городским.
– Она работала очень старательно, – продолжал Трофим Егорович. – Ни одной помарки в документах, ни одной ошибки в описи. Директор её ценил. Но она была... как будто не от мира сего.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, никогда не участвовала в наших посиделках, не ходила на корпоративы. Всегда одна. Придет, сядет за свой стол в архиве, и до вечера. Как будто ей было комфортнее с документами, чем с людьми.
– Она рассказывала о себе? О прошлом? О семье?
Трофим Егорович покачал головой.
– Ничего. Абсолютно. Мы, конечно, пытались ее разговорить, по-доброму. Спрашивали, откуда она, как жила. Ольга Сергеевна всегда улыбалась, но как-то... грустно. И говорила: «У меня никого нет. Я одна. Мой дом там, где книги и бумаги».
Трофим Егорович остановился у скамейки и предложил присесть.
– Она была очень образованная. Говорила на двух языках, читала какие-то старинные книги, которые никто из нас и в руках не держал. Но при этом – никакой гордости. Просто тихий, вежливый человек.
– А как долго она работала в музее?
– Довольно долго. Я пришел, она уже была. Ушла... ну, лет пятнадцать назад, может, чуть меньше. В один день. Пришла, написала заявление, сказала, что уезжает к дальней родственнице, которая заболела. И всё. Как будто ее и не было, – сказал и вздохнул.
– А вы не помните, когда именно это случилось?
– Точно не скажу. Но вскоре после того, как она стала... нервничать.
– Нервничать? – я напряглась.
– Да. Последние пару недель стала другой. Замкнулась ещё больше. В глазах появился какой-то испуг. Часто оглядывалась. Как будто кого-то ждала. Или боялась чего-то.
Охранник наклонился ближе, понизив голос, хотя вокруг не было ни души.
– А за неделю до её ухода... Я тогда еще смотрителем был, стоял в зале Демидовых. Пришел какой-то мужчина. Высокий, статный, в дорогом пальто. Не наш, сразу видно. Спросил, где архив. Я показал. Он пошел туда, но через пять минут вышел. Лицо у него было... злое. Он даже не посмотрел на меня. Просто вышел и уехал на чёрной машине.
Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Описание мужчины и машины полностью совпадало с тем, что рассказал сосед. Высокий, статный, на чёрной иномарке.
– Ольга Сергеевна после этого... стала ещё более бледной. И через неделю уехала.
– Вы думаете, это связано? – спросила Алина.
– Не знаю. Но я её хорошо знал. Она не из тех, кто бросает работу просто так. Любила свой архив. Сбежала. Уверен.
Трофим Егорович посмотрел на меня с отеческой заботой.
– Вы ищете Ольгу Сергеевну, чтобы... что?
– Чтобы понять, что случилось, – честно ответила я. – Но сначала надо ее найти.
– Она была хорошим человеком, – вздохнул он. – Но очень несчастным. Словно несла в себе какую-то тяжелую тайну.
– А вы не знаете, куда она уехала?
– Сказала, что к сестре. В другой город. Но я думаю, это была просто отговорка.
– Вы не помните, может, она упоминала какие-то другие места? Или, может, у нее были какие-то… необычные привычки? Порой по ним можно кое-что понять.
Трофим Егорович задумался.
– Привычки... Да. Она всегда читала газеты. Не местные, а московские. Видел, как вырезала из них какие-то маленькие заметки. Не знаю, что там было. И еще... всегда носила с собой маленький, старинный, серебряный медальон. Никогда не снимала.
– Медальон?
– Да. С каким-то странным гербом. Не нашим, не российским.
Это была новая, невероятно важная зацепка. Медальон.
– Трофим Егорович, вы мне очень помогли, – сказала я искренне. – Вы даже не представляете, как.
– Да что там, – смутился он. – Просто рассказал, что помню. Мне жаль, что она пропала.
– Вы не знаете, кто занял ее место в архиве?
– Конечно, знаю. Пришла молодая девушка, Марина. Она и сейчас там работает. Но она устроилась уже после того, как Ольга Сергеевна уехала.
– А есть ли в архиве какие-то личные вещи, которые Ольга Сергеевна могла оставить?
– Вряд ли. Она была очень аккуратная. Но... – он снова задумался. – У нее был свой стол. В самом углу. Очень любила. Может быть, там что-то осталось.
– Можно туда попасть?
– Только через директора. Хотя… могу попробовать...
– Я буду вам очень признательна!
Мы еще немного погуляли, и Трофим Егорович, наконец, пошел домой. Договорились встретиться завтра в обед. Я осталась одна, в темноте, но с чувством невероятного облегчения и ясности.