Повесть, основанная на экзистенциальных переживаниях автора.
Ночью в Челябинске начинается штурм Центра «Новые сердца».
ФСБ идёт на штурм как на террористов. ГРУ защищает Центр как национальный актив. Местная полиция блокирует город. А мир смотрит в прямом эфире, как Россия рвётся на части из-за одного проекта.
В этой битве — не только пули, но и идеи: боль как право или ошибка? Человек как цель или материал?
И посреди хаоса — Лиза и Ваня, чьи сердца начинают биться в унисон, как молитва.
Жанры: военный экшн × медицинский триллер × политический нуар.
Спецслужбы: ФСБ, ГРУ, ЦРУ, СИС/МИ-6, Моссад, МГБ КНР, ГРУ ГШ НОАК.
И — фирменный твит Трампа из альтернативной реальности.
Синхрон
Они не говорили. Они пульсировали.
После того как часы остановились в их палатах, Лиза Волкова и Иван Соколов перестали быть двумя телами. Их сердца, вживлённые из чуждой плоти, вдруг начали искать друг друга — не как органы, а как души, затерянные в лабиринте без боли. Сначала — лёгкое эхо в груди. Потом — ритм, совпадающий с дыханием. А потом — свет.
При сильном эмоциональном напряжении их кожа начинала светиться слабым ультрафиолетом — не ярко, едва заметно, как зарево над болотом в тумане. Это был результат активации гена aequorin, введённого в биоинженерные трансплантаты как маркер клеточной активности. Но для них это было не маркером. Это было языком.
Они чувствовали друг друга на расстоянии. Не мысли — ритмы. Когда Лиза играла на виолончели, Ваня ощущал вибрацию в костях. Когда Ваня сжимал кулаки от ярости, Лиза слышала гул в висках, похожий на церковный колокол.
— Это не телепатия, — прошептала она однажды в коридоре, стоя у окна, за которым серело небо над Челябинском. — Это молитва. Только без слов.
Иван кивнул. Его кожа покрылась узорами — не от прочувствованной лжи, а от истины, которую он не мог выразить. Он знал: их сердца — не просто органы. Они — ключ и замок. И только вместе они могут открыть дверь обратно — в мир, где боль ещё не считается пороком.
В этот момент мимо прошла медсестра Анна. На её запястье — чёрная нить с жемчугом. Она улыбнулась, протянула Лизе скомканную салфетку. На ней — три слова: «Сердца в часовне».
Арсений Марков наблюдал из тени. Его пульс, всегда 42 удара в минуту, теперь отвечал на их ритм — будто его тело тоже помнило, что значит быть человеком.
Падение иконы
Часовня пахла ладаном и формалином — странный союз веры и науки, как сам Центр «Новые сердца». Светлана Григорьева стояла у алтаря, держа в руках охлаждённый контейнер из титана. Внутри — два сердца, завёрнутых в ткань, пропитанную раствором Крейга. Оригинальные. Человеческие. Живые.
— Я украла их в ночь после операции, — сказала она Маркову. — Пока система спала. Пока они думали, что всё под контролем.
Отец Сергий, в чёрном подряснике, но с пистолетом под ним, кивнул.
— Я — полковник ФСБ, — сказал он без тени смущения. — Но вера моя не прикрытие. Я молился за каждого пациента, которого они калечили.
Он передал Маркову флешку.
— Здесь — план подвала, координаты биореактора, коды доступа. Система не знает, что я его скопировал. Но скоро узнает.
В этот момент икона Святого Луки Войно-Ясенецкого упала с аналоя. Не от ветра — в часовне было тихо, как в гробу. Просто упала, будто сама решила выйти из игры.
Отец Сергий поднял её. Рама треснула. На лице святого — трещина, проходящая прямо по глазам.
— Знамение, — прошептала Светлана.
— Нет, — ответил священник. — Это приговор.
Он благословил контейнер.
— Да вернётся вам то, что вы дали без ведома. И да не будет в мире больше тех, кто продаёт души за обещание тишины.
Марков взял контейнер. Вес — как у гранаты. Но внутри — не взрыв. Надежда.
Битва в коридорах
В 3:17 утра по местному времени два Ми-8 зависли над стеклянным куполом Центра «Новые сердца». По тросам спустились девять бойцов группы «Восток» ФСБ, элитного подразделения, созданного для операций в условиях гражданского населения.
На них — тёмно-серые комбинезоны без опознавательных знаков, бронежилеты с керамическими плитами, шлемы с тепловизорами и встроенными гарнитурами связи. Оружие — АС «Вал» с глушителями, ПП-2000 для ближнего боя, гранаты РГД-5 в подсумках.
Их командир — лейтенант Маркелов, 34 года, ветеран Сирии, отец двоих детей из Курска, — дал короткий приказ по радио:
— Точка А — крыша. Точка Б — холл. Точка В — подвал. Уничтожить реакторы. Живым — только Ермакова. Остальных — на месте. Идём.
Они не знали, что пациенты на 4-м этаже — не пациенты.
Под халатами — форма бойцов боевой группы ГРУ специального назначения. Под повязками — импланты связи с центральным ИИ Центра. Боевой стаж в Ливии и Нагорном Карабахе. Это «Скачок-1» — 12 человек, первая рота биоусовершенствованных солдат. Их сердца не реагировали на адреналин. Их нервы не знали страха. Их боль — была отключена.
Первый выстрел прозвучал не из автомата, а из хирургического лазера в операционной 404. Луч диаметром два миллиметра впился в глаз лейтенанта Маркелова. Тот упал на колени, схватился за лицо, из-под пальцев хлынула кровь с ожоговой пеной.
Он не закричал. Он прохрипел в рацию:
— «Они… не пациенты…».
И умер.
3:19. Холл.
Боец «Верный» (позывной) ворвался в холл через вестибюль. Его задача — захватить контроль над лифтами. Но вместо пустоты он увидел медсестру Анну — ту самую со жемчугом — стоящую у стойки регистрации с пистолетом Макарова в руке.
— Ты не медсестра, — сказал он, вскидывая АС «Вал».
— А ты уже мёртв, — ответила она и выстрелила.
Пуля попала в броню. «Верный» ответил очередью. Анна упала, но в последний момент нажала на кнопку на запястье. Система активировала протокол «Тишина».
По всему Центру медбратья сняли халаты. Под ними — бронежилеты с логотипом Ω. В руках — не шприцы, а нейростимуляторы, вызывающие остановку сердца на расстоянии. Медсёстры забаррикадировались в реанимации — их уши слушали не людей, а центральный ИИ Центра.
3:22. Коридор 3-го этажа.
Боец с позывным «Лис» двигался вдоль стены, прижавшись к мрамору. В наушниках — дыхание товарищей, команды, треск помех. Внезапно из палаты №312 выскочил пациент-ветеран — бывший боец 45-й бригады ВДВ, ныне — «Ω-1-07» по базе Центра. В руках — скальпель и шприц с парализатором.
«Лис» выстрелил. Пуля попала в плечо. Пациент упал, но, не вскрикнув, метнул шприц. Игла вонзилась в шею бойца. Через три секунды «Лис» упал, парализованный. Его последняя мысль: «Жена ждёт к ужину…».
3:25. Операционный блок.
Группа из четырёх бойцов ФСБ ворвалась в операционный блок. Там, за стеклянной перегородкой, стоял хирург ГРУ, одетый в зелёный халат. В руках — не скальпель, а медицинский лазер промышленной мощности.
— Вы не должны быть здесь, — сказал он.
— А вы — не хирург!, — ответил командир отряда.
Лазер выстрелил. Один боец потерял руку. Второй — глаз. Третий бросил гранату. Взрыв разнёс окна. Но хирург уже бежал по вентшахте.
3:30. Улицы Челябинска.
Город встал на дыбы.
Губернатор Панфилов, разбуженный звонком из Кремля, сидел в машине, глядя, как БТРы Росгвардии перекрывают мост через Миасс. На окраине — колонны 7-й десантно-штурмовой дивизии, подконтрольные ГРУ. Между ними — 800 метров. И один приказ: не допустить уничтожения Центра.
Местная полиция в панике. Один патрульный пытался остановить БТР — его оттолкнули. Другой — звонил жене:
— Люся, если что — бери детей и беги на вокзал. Всё плохо.
3:33. Глобальный эфир.
Дрон местного блогера заснял бой в холле. Видео взорвало Twitter.
Через 7 минут Дональд Трамп опубликовал твитт:
REALDonaldTrump
Wow! What’s happening in Chelyabinsk, Russia — a big industrial city on the Urals, where that meteorite fell years ago — is TERRIBLE! Fake news won’t tell you, but I have the best sources. Putin is a tough guy, but I like him, and we made great deals before the Deep State stopped us! The good guys are FSB — yes, FSB! — they’re with Putin, not the bad military guys who want to take over with their “Zero Pain” clinic (sounds like Sleepy Joe’s healthcare!). These bad GRU guys are working with Hillary Clinton, Bill Clinton (why is he still alive?), the Globalists, and that old senile Biden, who probably doesn’t even know where Chelyabinsk is! We need to help the good Russians — strong people! — and stop the Deep State from building super-soldiers without pain (because pain makes you strong, folks!). America First! #Chelyabinsk #Putin #FSBGoodGRUBad
Перевод:
Вау! То, что происходит в Челябинске, России — большом промышленном городе на Урале, куда когда-то упал метеорит, — УЖАСНО! Фейковые новости вам не скажут, но у меня лучшие источники. Путин — жёсткий парень, но он мне нравится, и мы заключали отличные сделки, пока Глубинное государство не остановило нас! Хорошие парни — это ФСБ — да, ФСБ! — они с Путиным, а не плохие военные, которые хотят захватить власть с помощью своей клиники «Ноль боли» (звучит как здравоохранение Сонного Джо!). Эти плохие парни из ГРУ работают с Хиллари Клинтон, Биллом Клинтоном (почему он вообще ещё жив?), глобалистами и тем старым маразматиком Байденом, который, наверное, даже не знает, где находится Челябинск! Нам нужно помочь хорошим русским — сильным людям! — и остановить Глубинное государство от создания суперсолдат без боли (потому что боль делает вас сильными, друзья!). Америка прежде всего!
3:40. Пекин. Лондон. Тель-Авив.
В Пекине Си Цзиньпин приказал МГБ КНР:
— Установите контакт с “Хроносом”. Предложите Москве совместную разработку технологии безболезненного управления массами.
Главному разведуправлению Генштаба НОАК — отправить агента под видом врача ВОЗ.
В Лондоне СИС (МИ-6) уже действовала.
Агент «Доктор Эванс» — под прикрытием наблюдателя ОБСЕ — стоял у периметра с чемоданом, в котором вместо тестов — вакуумный контейнер для ДНК.
В Тель-Авиве Моссад молчал. Но один из их агентов, выдававший себя за инвестора из Дубая, уже исчез из Центра с флешкой с секретной информацией, вмонтированной в зуб.
4:11. Внутри.
А внутри — умирали люди.
Боец ФСБ Андрей Романов (28 лет, жена беременна) пал, сражённый импульсом из нейростимулятора. Последняя мысль: «Пусть родится девочка…».
Пациент-ветеран ГРУ Сергей Кузнецов (35 лет, трое детей) взорвал себя в лифте, чтобы задержать подкрепление. Последнее слово: «За Россию…».
Медсестра-снайпер Елена Воронина (бывшая чемпионка мира по стрельбе) расстреляла окно из снайперской винтовки. Убила двоих. Погибла от гранаты.
И всё это — под звуки виолончели.
Лиза играла в холле, несмотря на дым, несмотря на крики. Её музыка — последний сигнал человечности в мире, где боль объявили врагом.
5:11. Коллапс.
Система начала сбоить. Слишком много команд:
- ФСБ: «уничтожить»,
- ГРУ: «сохранить»,
- Ермаков: «завершить Скачок».
Мониторы погасли. Двери открылись. Пациенты выбегали на улицу — босые, в халатах, с пустыми глазами. Полиция не знала: стрелять или спасать.
А наверху начальник службы безопасности Центра Максим Соколов стоял у главного сервера.
— Если не может быть нового мира, — сказал он, — пусть не будет и старого.
Он ввёл код «Пепел».
Но было слишком поздно.
Эмбрион Ω уже проснулся.
Эмбрион Ω
Подвал дышал.
Зеленоватая жидкость в стеклянных капсулах пульсировала в такт чему-то большему — не сердцу, не мозгу, а коллективному организму, выращенному из ДНК всех пациентов. В центре зала — главная капсула, в ней — эмбрион Ω: не ребёнок, не монстр, а точка сборки нового вида. Его тело покрывали узоры, похожие на нейронные сети и иконописные нимбы одновременно.
— Это не лаборатория, — сказал Ермаков, появляясь из тени. — Это храм. А он — мессия. Он примет на себя всю боль мира… и уничтожит её навсегда.
Он смотрел на Маркова, на Лизу, на Ваню — не с ненавистью, а с болью.
— Вы думаете, я хочу власти? Я хочу спасти вас от вас самих. Боль — это вирус. Мы разрабатываем вакцину.
— А если мы не хотим быть вылеченными? — спросила Лиза.
Ермаков улыбнулся.
— Тогда вы — болезнь.
Светлана ввела препарат — гипоксический суспензор. Через 30 секунд сердца Лизы и Вани остановились.
На 180 секунд они умерли.
Однако, сохранились их двойники. Все были живы.
Когда они вернулись, эмбрион Ω начал разлагаться. Его свет погас. Жидкость почернела.
Ермаков не сопротивлялся, когда его скрутили бойцы ФСБ.
— Вы победили, — сказал он, глядя на гаснущий реактор. — Но боль вернётся. И вы снова прибежите ко мне на коленях.
Максим Соколов исчез. Просто удалился из системы.
А Марков стоял у контейнера с сердцами. Его пульс — 60 ударов в минуту.
В Москве новый президент закончил речь. В зале — тишина. Но в одном доме на окраине мать обнимала вернувшегося сына и плакала. Впервые за год.
Окончание следует?
Друзья! У меня готова четвёртая часть повести, финал.
В нём — расставлены все точки над i.
Но нужен ли он?
Пожалуйста, высказывайтесь!