Начало здесь
На большом перерыве Николай Иванович еще раз напомнил, что сегодня последняя возможность для желающих показать свои летние работы – просмотр уже завтра. Студенты особым желанием не горели, и большинство предпочли отправиться в столовую или в ближайший к институту ларек за шаурмой. В мастерской остались Саша, Алиса и Кирилл, который воспользовался обеденным перерывом для подготовки холста и сейчас вдохновенно наносил на него желатин.
– А можно я? – Алиса немного волновалась, так что отсутствие однокурсников было ей на руку
– Конечно, – Грушин поставил стулья для себя и коллеги – Николай Иванович, ты идешь? Алиса хочет летнюю практику показать.
Алиса же в это время раскладывала на полу рисунки и небольшие холсты. Картины размером побольше она аккуратно прислонила к тумбочкам и стульям, убедившись, что свет из окна на них падает хорошо и самым выгодным образом. Она закончила с расстановкой и отошла к преподавателям, которые почему-то безмолвствовали. Алиса удивленно посмотрела сначала на Суханина, потом на Грушина. Профессора молчали. Наконец, Суханин нарушил молчание:
– Геннадий Петрович, ты тоже это видишь? – странным голосом проговорил он
Грушин кивнул:
– Вижу. И, честно говоря, пребываю в полной растерянности. Не знаю, что сказать.
Суханин поднялся с места, взял в руки несколько рисунков Алисы, чтобы рассмотреть поближе, покачал головой и положил их на место.
─ У вас сейчас какой курс? – спросил он девушку.
Алиса поджала губы. У преподавателей была превосходная память, и не только зрительная. Казалось, что они не забывали вообще ничего. Именно поэтому такой вопрос не сулил ничего хорошего: скорее всего, за ним последует самый настоящий разнос. Так и произошло.
─ Если мне не изменяет память, четвертый? Верно? А вот судя по вашим рисункам, этого не скажешь. Это что за наив? Что за гербарий? Цветочки, листочки… Знаете, такие картинки в детском саду на шкафчиках рисуют. А это что? Чайки? Вы чаек вообще живых видели когда-нибудь? И что, они вот так, как у вас на рисунке – раз, два, три, четыре, пять, шесть – шесть чаек одновременно рассаживаются на воде с равными промежутками и в шахматном порядке?.. И так далее. Нет, Алиса, это никуда не годится! Совсем никуда!.. Вот, смотрите – вот эта ёлка на утесе, церквушка, лодка неплохая у берега…
– И еще вот сети развешенные можно, – добавил Грушин
– Да, пожалуй, и сети, спасибо, Геннадий Петрович. В общем, Алиса, то, что мы назвали, завтра показываете, а остальное – не надо. Нет, дело, конечно, ваше, но на мой взгляд… Я бы вам очень не советовал показывать остальные рисунки.
– Не обижайтесь, Алиса, – попытался смягчить резкость Суханина Грушин, увидев расстроенное лицо девушки, – Ничего личного. Хвалить вас будут друзья и родители. И подписчики в «Телеграмм». А наша работа – объяснить вам, что вы сделали неправильно. И, поверьте, лучше эти неприятные слова скажем вам мы с Николаем Ивановичем. Здесь. Практически с глазу на глаз. Чем завтра комиссия…
– Однако ваша живопись… – Суханин снова поднялся и подошел к полотнам, – Тут, признаюсь, удивили. Алиса, это работы настоящего готового художника! Это ваш огромный, просто огромный качественный скачок! Я прекрасно помню ваши композиции прошлого года… Ну просто небо и земля!.. Да, прямо хорошие картины. Особенно это и вот это – он показал на два пейзажа – заросший лесом островок на озере и прибрежные скалы на фоне штормящего моря.
Геннадий Петрович тоже поднялся:
– Согласен с Николаем Ивановичем. Вас, Алиса, можно поздравить!.. Скомпоновано просто замечательно, ничего лишнего, ничего случайного, ни прибавить, ни убавить. И краски красивые подобраны. Очень похоже на питерскую школу по сдержанности палитры. Это мастерство так написать. Очень рад, что вы наконец-то освоили лессировку, здесь это особенно к месту. Очень хорошая, качественная живопись. Производит в какой-то степени впечатление «алла прима», будто написано за один раз – так живо, так не замусолено, картина свободная, дышащая.
Суханин коснулся плеча девушки:
– Вас можно только поздравить, Алиса. Удивили. В хорошем смысле, конечно. Как будто два разных человека работали над рисунком и живописью.
– Вы правы, можно и так сказать, – пожала плечами девушка. – рисунки я делала здесь, в московских парках и на даче у родителей. И понимала – не то. Не нравится. Не получается. Делала только потому, что НАДО, потому что ЗАДАНО. Вообще настроения не было. Но у меня чудесные родители. Они поняли, что со мной происходит и предложили мне куда-нибудь съездить. Для вдохновения. Куда мне самой интересно. А я давно мечтала побывать на Белом море, на островах. Столько читала, столько картин видела о русском Севере… Вот… Я поехала туда на неделю, а осталась почти на месяц. И… Да, я влюбилась в этом место. Сразу и навсегда. И я действительно почувствовала себя совершенно другим человеком. Там… А здесь такого, увы, нет, – она тяжело вздохнула и опустила глаза.
– Я вас понимаю и очень рад за вас, – Суханин сел обратно на стул, – Работы превосходные. Думаю, парочку можно будет отправить на ближайшую выставку. Кажется, через месяц она будет. Недалеко от института, в библиотеке. Туда точно картины Виты пойдут, Кирилла, Вани. И, считаю, что ваши тоже надо показать. Однако должен вас предупредить. У вас четвертый курс! Расслабляться нельзя! Даже при отсутствии вдохновения. У вас в этом семестре композиция, а в конце года – малый диплом. От этого вас никто не освободит. Для деканата отсутствие вдохновения – не оправдание, к сожалению.
Алиса кивнула:
– Я понимаю. На композицию я скоро принесу эскизы. Тоже про север. На это мне точно вдохновения хватит. А с дипломом обязательно что-нибудь придумаю
– Будьте так любезны. Для души могут себе позволить писать очень немногие художники. А для большинства изобразительное искусство – это заказы. Вот и отнеситесь к малому диплому, как к заказу. Деканата, – поставил точку в дискуссии Грушин.
– А можно я тоже несколько работ покажу?
Саша нерешительно переминалась с ноги на ногу, в ожидании окончания разговора преподавателей с Алисой. С одной стороны, ей хотелось услышать мнение педагогов, с другой, было совестно отвлекать – свою-то оценку она получила еще в прошлом году. Но раз больше желающих нет… Услышав, что показать «можно и нужно», девушка быстро расставила все три картины с деревенскими пейзажами: дождливый день, яблоневый сад и деревенский домик в солнечную погоду.
– Ну что сказать, Саша… – Суханин задумался, а потом показал на «дождливый» пейзаж. – Вот тут много хорошего. И вот эти грядки с огурцами, и цветы, поникшие от дождя, и даже эта бочка – все это вам удалось схватить. И палитра неплохая, сдержанная, не кричащая. Единственное – этот сарай здесь лишний. На мой взгляд. Он перетягивает на себя внимание зрителя. Но… вы автор, вам решать. Можно и так оставить. Хорошая работа. Чувствуется и атмосфера, и настроение.
– Спасибо!
– Однако остальные работы… Вы меня простите, но что это за буйство красок?
– Цирк шапито, – покачал головой Грушин.
– У вас же всегда был отменный вкус и восприятие цвета. А здесь? И небо. И солнце, и вот эти цветы на клумбе… Астры, что ли? Яблоки еще эти… Одни цветные пятна, аж голова закружилась. А дом-то почему желтый? Желтый дом, да уж… Вы вообще деревянные дома видели? Видели, в какие цвета их красят? Коричневый, темно-зеленый, охра… Ну да, бывают желтоватые, но не лимонные же, Саша! Вы где такое видели?
Саша покраснела и опустила голову:
– В деревне моих родителей… На соседней улице…
– Ну хорошо! – не стал спорить Суханин, – Допустим. Допустим, такой дом вы видели в жизни. Но Саша! Не все то, что есть в жизни, можно и нужно изображать на картинах! Не все может стать художественным образом! Тем более, в такой мешанине красок. На мой взгляд, смысл этих произведений крайне сомнительный. Вот я зритель. И я не понимаю, что хотел сказать автор?
– Я… я… – глаза Саши наполнились слезами, и девушка изо всех сил старалась не расплакаться, – у меня так плохо все было… Так мрачно… А потом… Я поехала к родителям в деревню. И мне захотелось чего-то яркого… Я поняла, что жизнь продолжается!
– На словах вы отлично все объясняете, – кивнул Суханин, – но у нас другие выразительные средства. Это в литературном институте рассказывают словами, а вы должны рассказывать образами. Наше искусство – изобразительное, а не словесное. Да не расстраивайтесь вы так! Я вас прекрасно понимаю и очень вам сочувствую. Потому что я ваш преподаватель. А по жизни… Видите ли, Саша, перипетии жизненных коллизий имеют определяющее значение исключительно для их субъекта.
– Иными словами, мои проблемы никого не волнуют?
– Да не в этом дело! – возразил Грушин, – Вот вы сейчас обиделись, расстроились, и совершенно напрасно! У всех бывают неудачи. Да, работы не получились. Но наша задача и состоит в том, чтобы вам об этом сказать. Деревенская тема у вас хорошо получается, видно, что вам это интересно, вас это цепляет, вы неравнодушный автор. Но нельзя останавливаться! Понимаете, если автор не будет напрягаться, зритель пройдет мимо. Вам надо расти! Постоянно!
– Спасибо.
Шмыгая носом и едва сдерживая слезы, девушка собрала работы и небрежно засунула их на свою полку стеллажа. Испортятся? Порвутся? Ну и ладно! Не очень-то и жалко! Это всего лишь неудача! Зачем ее беречь! Не жалко этот… цирк шапито!
Глядя себе под ноги, она закинула на плечо рюкзак и вышла из мастерской. Увлеченные беседой преподаватели не обратили на нее никакого внимания.
– Саш, подожди!
Почти около самой лестницы ее догнала Алиса. Она тоже держала в руках сумку.
– Ты обедать?
– Нет, – по щеке все-таки потекла одинокая слеза, и Саша зло смахнула ее рукой, – Домой! Мужу котлеты жарить и сорочки утюжить! Кажется, это единственное, на что я способна!
Алиса рассмеялась:
– Брось. Ты сейчас не в ресурсе, в тебе говорит обида. Ну раскритиковали работы. И что? Первый раз что ли? Или последний? Зачем так остро реагировать? Перестань. Сегодня отругали, завтра похвалят. Ты что, Суханина с Грушиным не знаешь? Вон, слышала, что про мои рисунки сказали? «Детский сад». Мне сейчас тоже сесть и рыдать? Или в уборщицы идти всем назло?
– Да, зато твою живопись хвалили! Она реально крутая!
– Ну еще бы, – Алиса усмехнулась. – У наших преподов глаз – алмаз. А, знаешь, что? Я тоже сегодня на живопись не пойду. Подбешивает меня эта натурщица, капризная до ужаса: то простынь ей, то чаю, то дополнительный перерыв… Да и настроения нет совсем. И тебя одну в таком состоянии оставлять не хочу, если честно. Короче. Тут недалеко очень классная пекарня есть. Весной открылась, «ПирожокЪ» называется. И я уверена, что ты там пока еще ни разу не была. Там все вкусно и недорого. Лично я ужасно хочу латте и кучу углеводов!
– Пекарня? Заманчиво звучит. Обожаю пирожки, особенно с мясом. Или с курицей. И сосиски в тесте!
– По твоей фигуре этого не скажешь, – подмигнула Алиса, радуясь, что настроение Саши заметно улучшилось.
– Ты многого обо мне не знаешь, ─ слезы Саши окончательно высохли.
–Так и ты обо мне тоже! Как раз посидим, поболтаем, а потом решим – домой или на пары.
– Согласна! – и Саша первой стала спускаться по лестнице.