Погружение во внутренний мир героя, когда читатель читает и думает «я как будто сам это чувствую»
Глава 1. Мания величия: Параноидно-великий бред: как это ощущается изнутри
Мне было двадцать пять, когда я впервые почувствовал, что меня “поднимает”. Сначала это было похоже на обычное вдохновение — то самое, где ты кипишь энергией и уверен, что можешь горы свернуть.
Всё началось с цифр.
Они начали повторяться — 3:33, 11:11, 7:07.
На часах, в чеках, в номерах машин, даже в стоимости товаров в магазине.
Сначала я подумал: совпадение.
Но когда это стало происходить каждый день, по несколько раз, я решил, что это — не случайность.
И в голове родилась мысль, очень тихая, но очень уверенная:
меня отслеживают по числам.
Не враги, не преступники — структуры.
Кто именно — я не знал.
Но я ощущал: это что-то вроде “верхнего уровня”.
Не полиция, не ФСБ — выше. Те, кто руководят ими.
Чем больше я смотрел на цифры, тем яснее видел закономерность.
Например, когда на кассе выпало 444, я подумал:
“Они подтверждают, что я всё понимаю правильно.”
А когда в автобусе увидел номер 177, я решил:
“Всё, пора действовать. Они ждут.”
Я шёл по улице и замечал в поведении прохожих намёки.
Они не просто смотрели — они “оценивали”.
Руки в карманах — код “готовность”.
Красная сумка у женщины — сигнал “впереди проверка”.
Собака, которая лаяла на перекрёстке, — “помеха”, значит, надо изменить маршрут.
Я перестал видеть случайности.
Каждая мелочь превращалась в часть системы.
И постепенно у меня сформировалась мысль:
я — не просто объект наблюдения.
Я — часть цепочки, влияющей на события.
Без меня она не работает.
Я шёл по улице и видел в расположении окон смысл.
Не просто окна — сигналы.
Два окна горят, одно выключено — значит “2–1”, значит “код”, значит “всё идёт по плану”.
Какому плану? Я не мог объяснить.
Но был уверен: я часть большого процесса.
И в этом было что-то величественное:
мир работает, пока я в нём.
Когда я заходил в магазин, товар на полках воспринимался как шифр.
Банка кофе стояла под углом — значит, мне “разрешили” действовать.
Если кто-то ставил бутылку ровно — значит, “ждут паузы”.
И это не было игрой.
Это было абсолютно серьёзно, как правила дорожного движения.
Один раз я смотрел в окно и увидел птицу, которая кружила над домом.
Обычную ворону.
Но мне показалось, что она делает круги не просто так.
Я был уверен, что птица передаёт информацию.
Что её траектория — это “сообщение”, которое мне нужно расшифровать.
Я стоял 15 минут, пока не понял (как мне тогда казалось):
“три круга — значит «начинай»”.
Начинать что?
Вот тут мания делает странную вещь:
она даёт ощущение задачи, но не даёт задачи.
Оставляет только чувство важности.
В какой-то момент я решил, что я — часть большой программы,
которая работает через знаки, цвета, совпадения, случайные разговоры прохожих.
Радио, которое играло на кухне, казалось мне не радиостанцией, а “оператором”.
Я слышал обычные новости, но мне казалось, что диктор меня проверяет —
не словами, а интонациями, паузами, темпом речи.
И чем дольше это длилось,
тем сильнее становилось чувство,
что я вообще не живу “обычную жизнь”,
а выполняю роль,
которую могу выполнить только я.
И это не про гордыню.
Это про уверенность,
что реальность построена вокруг тебя,
как декорации вокруг главного героя фильма.
Самое опасное — всё действительно казалось логичным.
Не сумасшествием.
Логикой другого порядка.
Очень убедительной.
Очень яркой.
Очень живой.
Внутри всё кипело.
Я говорил без остановки.
Писал огромные тексты ночами.
Звонил знакомым в три утра — “поделиться идеей”.
У меня появилось чувство миссии.
Я думал: “У меня есть предназначение. Просто никто ещё этого не понял.”
Но потом произошло что-то странное:
я начал думать, что горы и правда мне по силам.
Я поймал себя на том, что говорю быстрее обычного, сыплю идеями, объясняю людям, как им надо жить, кем им надо быть и что они “пока просто не понимают моего уровня”.
Меня будто стало слишком много — везде.
В разговорах, в планах, в переписке.
И где-то внутри, на самом краю мыслей, появилось чувство:
“Я не такой, как все. Я — для чего-то большего.”
Тогда мне казалось, что это проснулось моё истинное “я”.
Глава 2. Мир стал слишком медленным
В те недели всё происходило на высокой скорости.
Я просыпался почти счастливым — не от радости, а от ощущения значимости.
Будто вся планета ждёт, когда я встану и начну что-то менять.
Обычные вещи казались смешными и неважными.
Работа — скучной.
Коллеги — медленными.
Слова других людей — лишними.
Я смотрел на людей и думал:
“Почему вы не понимаете очевидное? Почему вы такие… обычные?”
Это не было заносчивостью.
Это было ощущение, будто внутри меня включили прожектор и я вижу какие-то скрытые линии, связи, смыслы, недоступные остальным.
Глава 3. “Я избранный” — как это ощущается на самом деле
Когда говорят “мания величия”, представляют человека, который кричит “я — Наполеон”.
На деле всё иначе.
Ты не кричишь.
Ты не играешь.
Ты просто уверен — тихо, глубоко, искренне — что ты особенный.
Что у тебя есть знания, интуиция, энергия, недоступная другим.
Мне казалось, что я могу читать людей.
Предугадывать события.
Что у меня идеальные решения на любые проблемы.
Что я изменю мир, если только займусь этим всерьёз.
Это чувство не кажется бредом.
Оно кажется правдой.
Самое опасное — оно приятное.
Лестное.
Теплое.
Ты начинаешь от него зависеть, как от наркотика.
Однажды ночью я стоял у окна и увидел, как резко потускнел фонарь.
На секунду, буквально на долю секунды.
И у меня в голове соединились все пазлы:
я влияю на электрические цепи.
Я могу менять состояние пространства.
Я могу управлять погодой.
Это не было фантазией.
Это было ощущение, что я ощутил структуру мира — как будто кто-то снял плёнку с глаз.
Дул ветер — и я был уверен:
если сейчас сосредоточусь, он станет сильнее.
И когда действительно подул чуть сильнее — совпадение стало доказательством.
Позже я решил, что спецслужбы давно знают обо мне.
И не просто наблюдают — а ждут, когда я “раскрою потенциал”.
Я думал, что они видят мои мысли через камеры, через отражения в окнах, через световые датчики в подъезде.
Я был уверен, что их задача — проверить, насколько я готов управлять большим процессом.
Поэтому я стал “передавать” им сигналы.
Ставил предметы на столе под определённым углом.
Открывал окно ровно на 11 сантиметров.
Моргнул три раза в камеру лифта.
Мне казалось, что это — язык, на котором мы общаемся.
И чем выше поднималась мания, тем больше росло чувство грандиозности.
Я думал, что могу влиять не только на погоду,
но и на решения людей,
на ход событий,
на политические процессы.
Я не думал, что я “бог” —
я думал, что я часть управляющего механизма.
Белая машина притормозила у дома — значит, пришло указание.
Я жил в архитектуре знаков,
которую видел только я.
Глава 4. Когда мания становится опасной
Проблема не в мыслях — в поступках.
Я бросил работу “потому что способен на большее”.
Потратил почти все деньги на “идею”.
Плюнул на сон — зачем он гению?
Стал конфликтовать с людьми — “потому что я вижу глубже”.
А потом случилось то, что всегда случается.
Мозг не выдержал оборотов.
Однажды ночью я понял, что не ел уже сутки и не могу вспомнить, что делал весь день.
Сердце колотилось как сумасшедшее, руки тряслись, мысли мелькали, как птицы, которые бьются в закрытое окно.
Мотор внутри ревел, но управление я уже потерял.
И откуда-то пришла мысль:
“Что-то со мной не так.”
Это был первый момент, когда я испугался.
Не потому что что-то болело — а потому что я вдруг понял:
я не управляю своим мозгом.
🧩 ❗ Что такое мания величия с медицинской точки зрения
Мания величия — НЕ черта характера, НЕ гордыня, НЕ “самолюбование”.
Это симптом мании или гипомании при БАР, вызванный нарушением работы нервной системы.
Разберём по пунктам, что происходит:
1) Перегрев нейромедиаторов
В мозге слишком много:
- дофамина → чувство “озарений”, идей, «особенности»;
- норадреналина → чрезмерная энергия;
- глутамата → ускорение мыслей;
- недостаточно ГАМК → тормозов почти нет.
Человек не “хвастается” — он реально ЧУВСТВУЕТ, что стал более способным.
2) Нарушение критичности
Мозг теряет способность оценивать свои идеи.
Всё кажется правильным.
Любая мысль — гениальной.
Любая эмоция — доказательством “особенности”.
Это не выбор.
Это биологический сбой.
3) Искажение восприятия себя
Появляется:
- чувство сверхзначимости,
- ощущение миссии,
- вера в особые способности,
- убеждение, что “видишь глубже”,
- ощущение, что мир недооценивает твой потенциал.
Это называется грандизный бред (при тяжёлой мании) или гиперсамооценка (при гипомании).
4) Повышенная энергия и сниженная усталость
Тело работает в режиме “турбо”.
Минимум сна, минимум еды, максимум активности.
Кажется, что ты способен на всё.
На самом деле — мозг работает в режиме износа.
5) Импульсивное поведение
Траты, увольнения, резкие решения, риск, конфликты.
Импульсы приходят мгновенно — и сразу превращаются в действия.
6) Отсутствие тормозов
Разум не контролирует желания.
Эмоции задают темп.
Планы и поступки становятся хаотичными, но человек этого не видит.
7) Мания величия — это НЕ эгоизм
Это симптом.
Он может быть опасным не потому, что человек “зазнался”,
а потому что его мозг работает в неконтролируемом ускорении.
Глава 5. Падение после “величия”
После мании всегда приходит спад.
Первое, что чувствуешь — стыд.
За слова.
За решения.
За поступки.
А потом приходит темнота.
Глубокая.
Тяжёлая.
Как будто всё величие было фальшивым, а ты сам — пустота.
И самое страшное — именно в этот момент понимаешь, что мания была не суперсилой, а болезнью.
Глава 6. Новая честность с собой
Сейчас я знаю: мания величия — это не слава, а ловушка.
Она поднимает высоко, ломает границы, даёт ложное чувство могущества —
а потом обнуляет.
Мне помогло лечение.
Не чудо, не один разговор, не «сила воли». А обычные, скучные, регулярные вещи:
- приём препаратов, которые выравнивают фон;
- сон по графику, даже когда “не хочется спать”;
- еженедельные встречи с врачом, где я говорю честно,
- без попытки казаться сильным.
И главное — я больше не верю тому голосу внутри, который шепчет, что я выше других, что вижу больше, чем можно увидеть, что мир вращается вокруг меня.
Теперь я знаю: мания величия — это не знак избранности, а симптом, который лечится. Она больше не определяет меня. И если я держусь за лечение, она остаётся только вспоминаться — как высокое, но пустое эхо, которое я уже не принимаю за собственный голос.