Найти в Дзене
Экономим вместе

Свекровь и дядя Витя: подслушанный разговор, который изменил всё. Дальше было только хуже - 3

— Мама, почему папа и бабушка злые? — Спрашивал сынок меня, я даже не знала что и ответить... Телефон был выключен, но мир от этого не стал тише. Внутри Кати стоял оглушительный гул — смесь адреналина, отчаяния и какой-то новой, свинцовой решимости. Она смотрела в окно машины на проплывающие огни ночного города, но видела лишь лицо сына — его испуганные глаза, когда в доме кричали. «Мама, почему папа и бабушка злые?» — словно эхо, прозвучал в памяти его недавний вопрос. Она резко свернула в сторону от дома матери, следуя инстинкту загнанного зверя. «Они поедут туда первым делом. Искать. Давить». Нужно было исчезнуть. Снять номер в дешёвой гостинице на окраине. Завести новую, дешёвую сим-карту. Стать призраком. Это оказалось проще, чем она думала. Кассирша в мотеле сонно приняла деньги, не глядя в лицо. Комната пахла сыростью и старым табаком, но дверь закрывалась на крепкий замок. Первое, что она сделала, — подключилась к шаткому Wi-Fi и отправила матери сообщение через защищённый мес

— Мама, почему папа и бабушка злые? — Спрашивал сынок меня, я даже не знала что и ответить...

Телефон был выключен, но мир от этого не стал тише. Внутри Кати стоял оглушительный гул — смесь адреналина, отчаяния и какой-то новой, свинцовой решимости. Она смотрела в окно машины на проплывающие огни ночного города, но видела лишь лицо сына — его испуганные глаза, когда в доме кричали.

«Мама, почему папа и бабушка злые?» — словно эхо, прозвучал в памяти его недавний вопрос.

Она резко свернула в сторону от дома матери, следуя инстинкту загнанного зверя. «Они поедут туда первым делом. Искать. Давить». Нужно было исчезнуть. Снять номер в дешёвой гостинице на окраине. Завести новую, дешёвую сим-карту. Стать призраком.

Это оказалось проще, чем она думала. Кассирша в мотеле сонно приняла деньги, не глядя в лицо. Комната пахла сыростью и старым табаком, но дверь закрывалась на крепкий замок. Первое, что она сделала, — подключилась к шаткому Wi-Fi и отправила матери сообщение через защищённый мессенджер: «Мама, я в безопасности. Мой новый номер. Никому. Абсолютно».

Ответ пришёл мгновенно: «Поняла. Держись, дочка. Я с тобой».

Второе сообщение было адвокату. Короткий отчёт: «Я вне поля зрения. Готовлюсь к войне».

Затем она включила старую сим-карту. Телефон затрясся от десятков пропущенных звонков и сообщений. В основном от Дмитрия. Она пролистала их, и каждая строчка отдавалась болью.

«Катя, вернись, давай поговорим нормально!»
«Мама не хотела тебя обидеть!»
«Витя уже ушёл, если тебя это так беспокоит! Вернись!»
«Сёма плачет, он тебя зовёт! Ты хоть подумай о сыне!»

Последнее сообщение заставило её сжаться. «Он плачет». Это был удар ниже пояса. Самый грязный, самый эффективный приём. Она почти физически ощутила, как её решимость даёт трещину, а сердце разрывается на части. Она представила его, маленького, испуганного, в той квартире, где теперь хозяйничали чужие, холодные люди. И его отец, который вместо защиты, манипулировал его слезами.

Она закрыла глаза, делая глубокий, дрожащий вдох. Нет. Это ложь. Тактика. Галина Петровна никогда бы не позволила Семёну плакать — это портило бы картину идеальной бабушки. Это была наживка. И она не должна была клюнуть.

Она не ответила. Вместо этого она скопировала все эти сообщения, особенно те, где Дмитрий признавал, что «Витя ушёл» — косвенное подтверждение, что он там был. Всё это уходило в папку «Доказательства» в её облачном хранилище. Холодная, методичная работа заглушала боль.

Поздно ночью, когда город за окном притих, её новая сим-карта завибрировала. Неизвестный номер. Инстинкт подсказывал не отвечать, но любопытство и страх оказались сильнее.

— Алло? — её голос прозвучал хрипло.

В трубке несколько секунд было тихо, затем послышалось тяжёлое дыхание.

— Слушай сюда, — раздался хриплый, безразличный голос Виктора. — Играешь в опасные игры. Опека… это мило. Но бумажки — они долго. А жизнь — она быстрая. У нас тут мальчик один нервный очень. Всякое может случиться. Упасть, удариться. С лестницы, скажем. Бабушка старая, не уследит.

Лёд пробежал по её спине. Он не угрожал напрямую. Он просто рисовал картину. Реальную, ужасающую.

— Тронешь его — убью, — прошипела Катя в трубку, сама пугаясь собственной ярости. — Тебя лично. Заклинаю.

Витя тихо рассмеялся.

— Я-то тут при чём? Я тебя даже не знаю. А несчастные случаи… они случаются. Подумай, нужны ли тебе эти нервы. Может, лучше уехать? Насовсем. В другой город. Со спокойной душой.

Он положил трубку. Катя сидела, сжимая телефон так, что трещал корпус. Дрожь была такой сильной, что её звенели зубы. Это была уже не просто война за сына. Это была война за его жизнь. И враг не брезговал ничем.

Она поняла, что одной опеки мало. Нужно было действовать быстрее, жёстче. Она вспомнила слова адвоката: «Любые доказательства давления». Угрозы по телефону — это уже серьёзнее. Но нужно было что-то большее. Что-то, что раз и навсегда демонстрировало бы суду суть этого человека.

У неё созрел отчаянный, рискованный план.

На следующее утро она позвонила Дмитрию с нового номера. Он взял трубку сразу, голос его был измотанным и растерянным.

— Катя? Это ты? Где ты?!

— Я там, где меня не будут травить как животное, — холодно парировала она. — Я хочу поговорить с сыном.

— Он… он в садике.

— Отвези его сегодня ко мне. В парк у фонтанов. На час. Ты можешь стоять рядом, наблюдать. Но я должна его увидеть. Убедиться, что с ним всё в порядке.

— Катя, я не могу… мама…

— Чёрт с ней, с твоей мамой! — взорвалась она. — Я — его мать! Ты — его отец! Или ты уже совсем перестал это понимать? Или ты только «сын своей мамы»? Привези его, Дима. Или я сама приду в садик, и мы устроим там представление, которое запомнится всем, включая воспитателей и полицию.

Он помолчал, и в тишине она слышала его тяжёлое дыхание.

— Хорошо, — сдался он. — В шесть вечера.

Она положила трубку, и её руки снова задрожали, но теперь от предвкушения. Она достала из сумки маленький, купленный утром в первом попавшемся магазине электроники, диктофон. Проверила заряд. Проверила чувствительность. Он был готов к работе.

В шесть вечера она уже стояла у фонтанов. Сердце бешено колотилось. И вот она увидела их. Дмитрий вёл за руку Семёна. Мальчик был бледный, и глаза его были полны испуга. Увидев её, он дёрнулся вперёд, но Дмитрий крепко держал его за руку.

— Мама! — крикнул Сёма, и в его голосе была такая тоска, что у Кати сжалось сердце.

Она бросилась к нему, опустилась на колени и обняла, прижимая к себе, вдыхая его детский, родной запах, который теперь пах чужим одеколоном.

— Сёмочка, мой хороший, — шептала она, сдерживая рыдания. — Как ты? Они тебя не обижают?

— Бабушка говорит, что ты нас бросила, — всхлипнул он. — И дядя Витя… он страшный. Он говорит, что ты больше не придёшь.

Катя подняла взгляд на Дмитрия. Он стоял, отвернувшись, руки в карманах, плечи сгорблены.

— Ты слышишь, что твой «хороший мужик» говорит нашему сыну? — тихо, но чётко спросила она. Диктофон в кармане её куртки был включён.

— Он не это имел в виду… Сёма всё перепутал, — буркнул Дмитрий, не глядя на неё.

— Правда? А что он «имел в виду», когда звонил мне прошлой ночью и намекал, что с Сёмой может случиться «несчастный случай»?

Дмитрий резко обернулся, его лицо исказилось от изумления и страха.

— Что? Витя… он тебе звонил? Что он сказал?

— Он сказал, что жизнь быстрая, а бумажки долгие. Он предложил мне уехать насовсем. И всё это — после того как твоя мама написала мне, что они «прекрасно поднимут» моего сына без меня. Вы там все с ума посходили, Дима? Вы понимаете, что это уже пахнет не разводом, а уголовным делом?

Она говорила громко, отчётливо, рассчитывая каждое слово, зная, что микрофон всё улавливает. Ей нужно было вывести его из равновесия, заставить говорить. Защищать их. Оправдываться.

— Прекрати! — резко сказал Дмитрий, делая шаг к ней. Сёмка испуганно прижался к матери. — Прекрати нести этот бред! Никто не угрожал тебе! Мама просто заботится о Сёме! А ты… ты сбежала! Устроила истерику! Кто поверит твоим словам против нас? Мы — благополучная семья! Я — отец! Мама — уважаемый человек! А ты — истеричка, которая сбежала из дома!

Он выпалил это почти без передышки, его лицо покраснело. Это была не защита, это была атака. Точная, калькирующая слова его матери.

Катя медленно поднялась, всё ещё держа Сёмку за руку. Внутри всё обливалось ледяной яростью, но внешне она была спокойна.

— Поздравляю, Дима. Ты теперь полностью озвучиваешь свою маму. Жаль, что у тебя не хватило ума стать своим собственным человеком. И запомни: я не сбежала. Я отступила, чтобы перегруппироваться. И я вернусь за своим сыном. Со всеми бумагами, которые тебе и твоей «благополучной» семье покажутся кошмарным сном.

Она наклонилась, поцеловала Сёмку в лоб, шепнув ему на ухо: «Мама тебя любит. Мама всегда придёт за тобой. Это секрет, никому не говори».

Потом она развернулась и пошла прочь, не оглядываясь, чувствуя на спине горящий взгляд бывшего мужа и слыша сдерживаемые всхлипы сына. В кармане её куртки лежало маленькое, холодное устройство, которое теперь хранило не просто запись, а оружие. Первое настоящее оружие в этой грязной войне. Войне, где не было правил, а ставкой была жизнь её ребёнка.

Вечер в мотеле был похож на предыдущий, только страх сменился леденящей решимостью. Катя подключила диктофон к ноутбуку. Голос Дмитрия, её собственные вопросы, испуганное дыхание Семёна — всё это слилось в ужасающую аудиодраму. Она очистила звук, убрав шум фонтана, и сохранила файл в трёх разных местах. Это была бомба замедленного действия.

На следующее утро раздался стук в дверь. Сердце Кати ушло в пятки. Она подкралась к глазку. В коридоре стояла незнакомая женщина в строгом костюме, а рядом — сотрудник патрульно-постовой службы.

— Катерина Родионова? Мы из органов опеки и попечительства. Откройте, пожалуйста.

«Уже работают», — с горьким удовлетворением подумала Катя. Она открыла дверь.

— Чем могу помочь?

— На нас поступило заявление, — женщина представилась Светланой Игоревной. — От вашей свекрови, Галины Петровны. Она выражает крайнюю озабоченность вашим душевным состоянием. Утверждает, что вы недавно ушли из дома, оставив малолетнего сына, проявляли агрессию, и она опасается за вашу адекватность.

Катя рассмеялась. Это был сухой, безрадостный звук.

— А вы провели внеплановую проверку по моему заявлению? О сожителе моей свекрови, Викторе Сергеевиче, и о создании опасной обстановки для моего сына?

Светлана Игоревна сохраняла невозмутимое выражение лица.

— Мы только начинаем работу по обоим обращениям. Ваше нынешнее место проживания… вызывает вопросы. Мотель — не лучшее место для матери.

— Это временное убежище, потому что в собственном доме на меня оказывали психологическое давление, угрожали, а мой муж этому потворствовал, — чётко выговорила Катя. — У меня есть доказательства. Аудиозаписи.

Она включила на телефоне отрывок записи — голос Вити, угрожающий «несчастным случаем». Лицо сотрудницы опеки дрогнуло.

— Это серьёзное заявление. Вам нужно предоставить эту запись официально.

— Я предоставлю её своему адвокату, и она будет приложена к нашему иску в суд. А пока я хочу задать вам вопрос: вы действительно считаете, что ребёнку безопаснее находиться в доме, где проживает человек, способный на такие разговоры, чем с матерью, которая сняла временное жильё, чтобы защитить себя и его?

Визит опеки закончился так же внезапно, как и начался. Но Катя поняла: Галина Петровна перешла в контратаку. Обычная тактика — обвинить жертву в безумии, чтобы дискредитировать её слова.

Она позвонила адвокату. Ирина Викторовна выслушала её и вздохнула.

— Предсказуемо. Они пытаются создать «пакет неблагополучия» на вас. Мотель, нервный срыв. Суды по определению места жительства ребёнка часто упираются в стабильность. Им сейчас важно демонстрировать стабильность, а вам — доказывать опасность.

— Я нашла работу, — вдруг сказала Катя. — Вчера разослала резюме. Сегодня утром позвонили из небольшого дизайн-бюро. Готовы взять меня удалённо, на испытательный срок. Это стабильный доход. Я уже начала искать однокомнатную квартиру. Мама готова помочь с залогом.

В трубке повисло короткое, одобрительное молчание.

— Отлично. Это очень сильный ход. Документируйте всё: трудовой договор, поиск жилья. Это ваши козыри. А наша следующая задача — выманить этого Виктора на чистую воду. Официально.

План был рискованным, но другого выхода не было. Катя знала, что Галина Петровна, почувствовав угрозу, обязательно отправит своего «рыцаря» в атаку.

Она не ошиблась. Через два дня, когда она выходила из банка после встречи с арендодателем, на парковке её поджидала знакомая угрюмая фигура. Виктор прислонился к её машине.

— Ну что, девочка, — хрипло произнёс он. — Игра не понравилась? Решила по-взрослому? С опекой, с адвокатами?

Катя не стала подходить близко. Она достала телефон и незаметно запустила диктофон.

— Отойди от моей машины, Виктор Сергеевич.

— Или что? Снова опеку позовёшь? — Он усмехнулся. — Они уже были у нас. Условия у ребёнка прекрасные. Полный порядок. А ты тут по мотелям шляешься. Кто, по-твоему, выигрывает?

— Выигрывает тот, на чьей стороне закон и правда.

— Закон? — Он фыркнул и сделал шаг в её сторону. Катя отступила. — Ты наивная. Закон — он для богатых и умных. А ты кто? Бездомная истеричка. Димка уже заявление на развод пишет. На основании твоего ненормального поведения. Свидетели есть. И свекровь, и я.

Это был новый, сокрушительный удар. Развод. С таким обоснованием. Это лишало её всяких шансов в суде над ребёнком.

— И что вы хотите? — тихо спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Мы хотим, чтобы ты подписала кое-какие бумаги. Отказ от претензий на квартиру. И согласие на то, чтобы Семён остался с отцом. В обмен мы не будем подавать на тебя за клевету и ложные доносы.

Он достал из внутреннего кармана куртки сложенный лист бумаги. Это была распечатка.

— Это твой выход, девочка. С чистой совестью. Уедешь куда-нибудь, новую жизнь начнёшь.

Катя смотрела на бумагу, и мир вокруг поплыл. Это был конец. Капитуляция. Признание своего поражения. Она медленно протянула руку, чтобы взять документ, её пальцы дрожали.

И в этот момент её взгляд упала на его руку. На костяшках пальцев левой руки был шрам. Свежий, красный. Как от удара о что-то твёрдое. Как от удара о косяк двери.

Воспоминание ударило с новой силой: его оттолкнувшая рука, удар о косяк, боль, унижение. И тихий, испуганный плач Семёна за стенкой.

Нет. Нет, чёрт возьми. Нет.

Она резко отдернула руку.

— Нет.

Виктор нахмурился.

— Что «нет»?

— Я ничего не подпишу. Никогда. Вы можете хоть сто дел завести. Можете назвать меня сумасшедшей. Но я — мать этого ребёнка. И я буду бороться за него до конца. Передай это Галине Петровне. И скажи Диме… — её голос сорвался, но она заставила себя закончить. — Скажи ему, что он потерял не только жену. Он потерял уважение.

Она развернулась и пошла прочь, оставив его стоять с бумагой в руках. Она шла, не видя дороги, сжимая в кармане телефон с записью нового, сокрушительного доказательства — попытки шантажа и давления. Теперь у неё было всё. Угрозы по телефону. Попытка принудить к отказу от прав. Показания мужа, признающего наличие Витя в доме.

-2

Война была в самом разгаре, и чаша весов, наконец, дрогнула. Она больше не была жертвой. Она была грозой, собиравшейся над домом, который когда-то называла своим. И гроза эта была неумолима

Читайте следующую часть по ссылке:

Начало истории по ссылке ниже

Читайте продолжение уже скоро... Подписывайтесь чтобы не пропустить

У нас к вам, дорогие наши читатели, есть небольшая просьба: оставьте несколько слов автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы быть в курсе последних новостей. Виктория будет вне себя от счастья и внимания!

Можете скинуть небольшой ДОНАТ, нажав на кнопку внизу ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера!