Часть 9. Глава 186
Прошла неделя. Доктор Лебедев уже дважды выходил на смену на «Скорой», и оба раза возвращался в отделение с горящими глазами. Он ни с кем из коллег не делился подробностями, но его походка стала пружинистой, а на лице появилась та самая, немного наглая, уверенность, которая была у него до того, как он зарылся в бумажную работу. Его стол, впрочем, оставался образцово чистым. Он держал слово, и ни один документ не оставался без внимания доктора, что меня, как заведующего отделением, не могло не радовать. Когда Валерий сообщил о своём решении снова работать в бригаде «Скорой», я инстинктивно начал подыскивать ему замену на этом посту. Кто знает? Сегодня ему вздумалось на выезды мотаться, а завтра что? Сделает ручкой и отправится куда-нибудь еще за острыми ощущениями?
Я сидел в кабинете, разбирая отчеты по расходу медикаментов. Скука. Я бы предпочел стоять у операционного стола, чувствуя вес скальпеля, а не вес этой папки. Элли предупреждала, что так оно и будет, когда передавала мне дела. Но кто же знал, что всё окажется настолько… тягомотным, другого слова и не подобрать?
В дверь постучали. Вошла старшая медсестра Катя Скворцова. Ее обычно невозмутимое лицо было напряжено.
– Борис, звонили из диспетчерской. Бригада Лебедева попала в аварию.
Я резко поднялся. Папка с отчетами метнулась в сторону, и едва удалось ухватить её на самом краю стола, чтобы не пришлось потом минут десять собирать бумажки.
– Что значит «попала»? Они пострадали? – спросил я встревоженно.
– Пока неясно. Точной информации нет. Говорят, сама бригада не очень пострадала. Но машина – на списание. И пациент, которого они везли, теперь в другой больнице: пришлось вызывать другую бригаду.
– Кто сегодня в регистратуре дежурный?
– Фёдор Иванович.
Я взял трубку телефона, связался с Достоевским и попросил соединить меня с диспетчером подстанции, которая сообщила о происшествии. Через пять минут разговора с ним, а затем с его руководством картина прояснилась. Лебедев, фельдшер и водитель не пострадали – они ехали, как и полагается, пристёгнутыми, не забыли того же сделать с пациентом. Но поскольку его везли с подозрением на инфаркт, да еще сильно испугался, пришлось срочно перенаправлять в другое медучреждение, поблизости от места аварии.
Выяснив всё у руководства подстанции, я лишь после этого позвонил доктору Лебедеву. Их «Газель», по его словам, «поцеловалась» с грузовиком, который вылетел на встречку. Слава Богу, тяжёлая машина была под завязку заполнена песком и потому ехала очень медленно, а «Газель» двигалась неспешно потому, что застряли в пробке и только сумели из нее выбраться.
– В какой еще пробке? – недовольного спросил я. – Нельзя было сирену включить?
– Мы включали, Борис, как же иначе? – ответил Валерий. – Но там все стояли очень плотно, не развернуться. Когда же мы вырвались наконец, сразу тот грузовик.
– С вами точно всё в порядке? Ты убедился?
– Да, нормально. Ни ссадин, ничего, живы и здоровы. Машинка, правда, на списание скорее всего, – он как-то неловко хмыкнул.
– С этим инженеры пусть разбираются, – ответил я и почувствовал, как напряжение отпускает. Но тут же вернулось раздражение.
– Я сейчас пришлю за вами машину. Возвращайтесь. Каждый пусть напишет объяснительную.
– Ладно, – нехотя ответил Лебедев. Я его прекрасно понимаю. Само по себе это слово «объяснительная» и для меня тоже давно уже звучит, как повод оскорбиться. Когда пишешь её, чувствуешь себя школьником, который стоит в кабинете у директора школы и вынужден оправдываться. Противно! Но теперь я сам вынужден требовать от подчинённых того же. Всё просто: движение бумажек по инстанции. Если начнётся расследование, – а скорее всего так и будет, ГИБДД не упустит возможности проверить «Скорую помощь», – то должно быть документально зафиксировано то, что я услышал по телефону.
Валерий появился через минут сорок. Он был бледен, но держался прямо. На его форменной куртке была видна небольшая рваная рана на рукаве.
– Борис, я...
– Присаживайся. И расскажи всё с самого начала. Только спокойно, без нервов.
– Но я же всё…
– Послушай. Ты мне солгал, верно?
– Да почему ты…
– На рукав свой посмотри.
– Ах, это! – он хмыкнул. – Так я просто… ну, когда машину тряхнуло… Ну ладно, ладно.
Он сел, тяжело вздохнул.
– Мы ехали на вызов. Инфаркт. Мужчина, 60 лет. На проспекте попали в пробку. Включили сирену, мигалки. Всё как положено. Водители честно пытались расступиться, но там было слишком узко, и ничего не оставалось, как просто ждать, когда рассосётся само собой. Наконец, нам удалось выбраться. На перекрестке, где «зебра», из-за автобуса выехал грузовик. Водитель постарался вывернуть руль, но справа был автобус с пассажирами, слева – Нева. Куда денешься? А этот прёт по встречке. У него, кажется, то ли руль заело, то ли с управлением не справился.
– Пациент?
– Он был пристегнут. Носилки закреплены. Удар был сильный, но он не вылетел. Только испугался. Мы сразу вызвали другую бригаду, я оказал ему первую помощь – проверил давление, пульс. Всё в норме.
– Кто был за рулём? – спросил я.
– Как это кто? – изумился Лебедев. – Водитель, конечно. Как его… Степан. Ну, ты его знаешь: среднего роста, крупного телосложения, блондин с серыми глазами, бородка у него такая еще… Прозвище – Викинг.
– Знаю. Но если я прямо сейчас попрошу принести мне запись с видеорегистратора в салоне «Скорой», она подтвердит твои слова? – я спросил это, а сам подумал, что занимаюсь какой-то чепухой. Ну зачем же так себя вести? Валера же честно во всём признался, так нет, мне надо… Но что поделаешь, если интуиция подсказывает – здесь неладно?
Коллега Лебедев напряжённо молчал, отвёл глаза.
– Валера, спрошу иначе. Кто был за рулем? – я нахмурился.
– Ну… я.
«Да чтоб тебя, Лебедев!» – воскликнул мысленно.
– Разве не Степан должен был вести?
– Понимаешь, Борис, он же новенький. Недавно у нас работает, город плохо знает. Я ему сказал: мол, давай сам поведу, так будет быстрее. Он и согласился.
– Не сказал, а приказал, верно? Как старший в бригаде, как мой заместитель. Надавил на парня авторитетом. Верно?
Лебедев поджал губы, подвигал желваками на скулах.
– Да, – сделал второе признание. – Я решил, что так будет быстрее.
– Быстрее? Ты, заместитель заведующего отделением, ведешь «Скорую»? Это нарушение целой кучи инструкций, Валерий! Ты же сам их подписывал! И если не мы с тобой прежде всего, как руководители, должны их соблюдать, тогда кто?! Что станут о нас подчинённые думать? Твою ж налево… – я сказал это с сердцем. – Двух месяцев не прошло, а если так и дальше пойдёт, развалим всё наследие Эллины к такой-то бабушке…
– Я знаю, Борис, – произнёс Лебедев после паузы виноватым тоном. – Но… адреналин. Я хотел помочь. Подумал, так будет лучше, если побыстрее доедем. Город мне хорошо знаком, а Степан…
– Да при чём тут Степан! – возмутился я. – Ты чуть не угробил себя, фельдшера, пациента и водителя! А машину так вовсе уничтожил. Твоя тяга к «адреналину» чуть не стоила нам репутации и, возможно, жизни человека! Представляешь, что скажет Эллина, когда узнает?
– Так можно ведь…
– Соврать ей предлагаешь?! Человеку, который тебя столько раз из фекалий вытаскивал, в которые ты лез из-за своей неуёмной гордыни и жажды приключений? – я повысил голос, понимая, что лучше бы так не делать, да накипело внутри.
Лебедев сидел хмурый, бледный, опустив голову.
– Я понимаю. Я напишу другую объяснительную, в которой всё честно…
– Ты напишешь объяснительную, Валерий, – прервал я его. – И считай, что это была твоя последняя смена на «Скорой». Уговор был: не пренебрегать основными обязанностями. А ты пренебрег здравым смыслом и инструкциями.
– Но никто же не пострадал! Ну, машина только…
– А если бы пострадал? Кто бы разбирал твои бумаги? Кто бы меня заменял? Ты не просто врач, Валерий, ты – заместитель. У тебя другая ответственность. И скажи спасибо, что пациент ничего не заметил и ему не стало хуже.
Лебедев сидел с плотно сжатыми губами. Может, ему и обидно теперь, что я голос повысил. Плевать. Не до нежностей теперь и вежливых экивоков. В другом месте его бы за такую выходку вообще выкинули с должности или даже с работы. Но у нас, чёрт побери, кадровый голод, а Лебедев, при всех его недостатках, за последние полгода очень вырос, как врач.
– Ладно, Валера. Твою объяснительную я приму. Элли ничего не скажу, но если сама узнает, скрывать не стану. Не в моих принципах врать. Не говорить всей правды, – одно, но лгать ей в глаза не хочу и не буду. Так вот. Больше никаких выездов для тебя. Хочешь работать врачом, «в поле»? Пожалуйста. Помогай коллегам, заменяй, выходи на смены. Договорились?
– Да, Борис Денисович, – ответил он, встал и вышел.
***
На следующий день в отделении царила обычная суета. Утренний обход, аврал в холле. Я стоял в перевязочной, наблюдая, как медсестра Зоя Филатова обрабатывает рану у молодого парня, который неудачно упал с велосипеда. Она молодой специалист, у нас относительно недавно, приходится присматривать. Этим должна, по идее, Катя Скворцова заниматься. Но у нее забот выше головы, я же пока умудрился вырваться из кабинета.
– Зоя, как дела? – спросил я.
– Да как, Борис Денисович. Всё те же проблемы. То велосипеды, то кошки. Вот, вчера около полуночи привезли дедушку. У него кошка с дерева упала, он её ловил, а сам головой об забор.
– И что?
– Легкое сотрясение мозга. Но он больше за кошку переживал. Всё интересовался, как она там. А я откуда знаю? Может, так и осталась на дереве, или сбежала, – Филатова пожала плечами.
В этот момент в перевязочную вошла всегда собранная и тихая Сауле Мусина.
– Борис Денисович, доктор Звягинцев зовёт вас в первую смотровую.
Я поспешил туда. Там уже стоял Пётр Андреевич, коллега с вечно недовольным лицом. Понятия не имею, почему у него такой взгляд на мир, недоверчиво-тревожный. За время совместной работы, пока оба были простыми врачами, так и не удалось узнать, а теперь мне лезть ему в душу не положено, – начальник, может обидеться.
Рядом с ним суетилась Ольга Комарова.
– Что случилось, Пётр Андреевич?
– Вот, полюбуйтесь, – он кивнул на носилки.
На носилках лежал мужчина лет сорока, весь в крови и грязи. Его правая рука была неестественно вывернута.
– ДТП. Мотоциклист. Ставил рекорд скорости, наверное, – Ольга Николаевна быстро диктовала показания. – Пульс слабый, давление падает. Открытый перелом плечевой кости, множественные ушибы, подозрение на ЧМТ.
– Ну… это понятно. А меня зачем вызвали?
– Так он требовал, – кивнула Комарова.
– Слушаю вас, я завотделением. Моя фамилия Володарский.
– Доктор… – проговорил пострадавший, с трудом сфокусировав на мне взгляд. – Пожалуйста, не отрезайте мне руку. Я же тогда на мотоцикле ездить не смогу.
– Мы сделаем всё необходимое, чтобы её спасти, – ответил я символической фразой. – Так, готовим к операции. Ольга Николаевна, вызывайте анестезиолога. Пациента кто принял?
– Я, – ответила она.
– Буду ассистировать, – решил, и Звягинцев, кивнув, ушёл.
Мы быстро покатили носилки в операционную.
– Сауле, готовь инструменты! Зоя, помогай, – распорядилась доктор Комарова.
Операция началась. Это была та самая работа, которую люблю. Никаких бумаг, только я, скальпель и здоровье человека. Мы работали слаженно. Руки Ольги, как всегда, двигались быстро и точно. Но травма оказалась намного серьёзнее: множественные разрывы мягких тканей, скальчатый перелом двух костей, – плечевой сустав оказался буквально разобран на мелкие фрагменты, и прежде чем его сшивать, придётся повозиться, выискивая крошечные кусочки. Если этого не сделать, они потом снова травмируют всё внутри, а это – новая операция.
– Давление падает! – заметил я.
– Дмитрий Валентинович, что там? – спросила Комарова анестезиолога.
– Держу. Но кровопотеря большая.
Пришлось сосредоточиться на остановке кровотечения. Я чувствовал, как усталость накатывает, но адреналин держал меня. Это был мой адреналин, не тот, за которым гонялся Лебедев; тот, который приходит, когда он нужен в качестве мощного стимулятора, а не для развлечения.
Через два часа мы закончили. Перелом был зафиксирован, кровотечение остановлено. Пациент был стабилен, но пришлось его погрузить в медикаментозный сон.
– В реанимацию, – сказала Комарова, снимая перчатки. – И постоянный контроль.
Мы вышли из операционной.
– Как ты, Борис? – спросила Ольга, внимательно на меня посмотрев. – Выглядишь усталым.
– Что поделать, – улыбнулся я. – Такая работа. Кстати, не видела Лебедева?
– У себя в кабинете. Разбирает отчёты.
Я кивнул. Он был там, где должен быть. Один вопрос меня тревожит: «Надолго ли его хватит?» Вскоре оказалось, что ответ был слишком очевиден.