Ольга мыла посуду. Вода была приятно теплой, пена пахла лимоном, за окном лениво падал снег. Идиллию нарушал только звук, доносившийся из гостиной. Звук этот напоминал работу отбойного молотка, перемежающуюся с хрюканьем и посвистыванием. Это храпел ее муж, Леонид. Он спал на диване, который Ольга покупала специально для гостей. Вот уже третий месяц ее единственный и законный муж был в этой квартире на правах гостя. Бессрочного, незваного и, откровенно говоря, надоевшего.
Квартира была ее. Маленькая, но уютная «двушка», доставшаяся от родителей. Ее крепость, ее убежище. Леонид появился в этой крепости пять лет назад, вместе со штампом в паспорте, чемоданом и обещаниями вечной любви и финансового процветания. Любовь, надо признать, была. А вот с процветанием как-то не задалось.
Леня был человеком творческим. Так он себя называл. Он искал себя. Сначала он был начинающим писателем, потом — почти состоявшимся художником, затем — гениальным, но непризнанным фотографом. Последние полгода он пребывал в статусе блогера-эксперта по криптовалютам. Все эти поиски требовали вдохновения, особого настроя и, почему-то, полного отсутствия постоянной работы. Жили они на зарплату Ольги, скромного бухгалтера в небольшой фирме.
Храп в гостиной на секунду прервался, сменившись каким-то жалобным всхлипом, и возобновился с новой силой. Ольга выключила воду. Она больше не могла. Не могла видеть его кроссовки в своей прихожей. Не могла слышать его храп по ночам. Не могла находить в холодильнике пустые кастрюли и в ванной — его мокрые полотенца на полу. Чаша ее терпения, наполнявшаяся все эти годы мелкими бытовыми раздражителями и крупными финансовыми разочарованиями, была переполнена.
Три месяца назад она сказала ему: «Леня, я устала. Я больше не могу тащить все на себе. Ищи работу. Нормальную, человеческую работу. Или мы разводимся». Леонид посмотрел на нее своими большими, печальными глазами, как у бассета, вздохнул и… согласился. Он сказал, что как раз собирался, что крипто-пузырь вот-вот лопнет, и что он уже присмотрел несколько вакансий. Он попросил дать ему месяц. Ольга дала.
Прошел месяц. Леонид потратил его на «глубокий анализ рынка труда» и «составление прорывного резюме». Работы не было. Ольга дала ему еще месяц. Этот месяц ушел на «прохождение онлайн-курсов по повышению квалификации». Работы по-прежнему не было. Начался третий месяц. Леонид впал в «творческую депрессию», которая выражалась в круглосуточном лежании на диване с ноутбуком и поедании пельменей. Ольга поняла, что это — бесконечность.
Она вытерла руки и решительно пошла в гостиную. Она растолкала мужа.
— Леня, вставай.
Он открыл один глаз.
— Оль, ты чего? Я такой сон видел! Про биткоин! Он взлетит, я тебе говорю!
— Взлетит сегодня не биткоин, а ты. С этого дивана. Леня, три месяца прошло. Где работа?
Леонид сел, взлохматив волосы. Вид у него был помятый и обиженный.
— Оль, ну ты же знаешь, сейчас кризис. Работодатели не ценят настоящих специалистов. Им нужны винтики в системе. А я — личность.
— Леня, мне не нужна личность, которая проедает мою зарплату. Мне нужен мужчина, который способен заплатить за квартиру. Свою. Потому что в моей ты больше не живешь.
Он посмотрел на нее, и в его глазах промелькнул испуг.
— В смысле? Ты меня выгоняешь?
— Я прошу тебя съехать. Сегодня.
— Куда я пойду? — заныл он. — У меня же никого нет!
— У тебя есть мама, Леня. Та самая, которая звонит тебе три раза в день и спрашивает, поел ли ты и тепло ли оделся. Вот к ней и поезжай. Она будет счастлива.
Лицо Леонида исказилось от ужаса. Жить с мамой, Раисой Павловной, было его самым страшным кошмаром. Раиса Павловна была женщиной властной, энергичной и считала своего сорокалетнего сына неразумным дитятей, жизнь которого нужно контролировать от и до.
— Нет! Только не к маме! Оля, не надо! Я все найду, честно! Дай мне еще неделю!
— У тебя было девяносто дней, Леня. Достаточно. Собирай вещи.
Он понял, что она не шутит. В ее голосе была сталь. Он начал суетливо собирать свои пожитки — ноутбук, три футболки, зарядные устройства и толстую книгу под названием «Как стать миллионером за 30 дней». Ольга смотрела на этот жалкий скарб и не чувствовала ни жалости, ни злости. Только усталость. И огромное, всепоглощающее облегчение.
Через час он стоял в дверях с сумкой.
— Ты еще пожалеешь, — сказал он с трагизмом в голосе. — Когда я разбогатею, ты будешь локти кусать.
— Обязательно, Леня. Непременно, — сказала Ольга и закрыла за ним дверь.
Она прислонилась к двери и закрыла глаза. Тишина. Впервые за много лет в ее квартире была абсолютная, идеальная тишина. Ни храпа, ни щелканья клавиш, ни звука из телевизора. Это было блаженство.
Блаженство длилось ровно два часа. Потом позвонил телефон. На экране высветилось: «Свекровь». Ольга вздохнула и приготовилась к бою.
— Оленька, здравствуй, деточка! — голос у Раисы Павловны был сладким, как патока. Но за этой сладостью Ольга всегда чувствовала привкус яда. — Что у вас там стряслось? Ленечка мне позвонил, весь в слезах! Сказал, ты его из дома выгнала! На мороз! Зимой!
— Раиса Павловна, здравствуйте. На улице плюс два, а Ленечка не бездомный щенок, а взрослый мужчина. Я не выгнала его, а попросила пожить отдельно, пока он не найдет работу.
— Работу? — в голосе свекрови прозвучало искреннее изумление. — Какую работу? Он же творческий человек! Ему нельзя работать на дядю, это убьет его талант! Ты что, не понимаешь?
— Я понимаю только то, что мой бюджет больше не выдерживает его таланта.
— Ах вот как! В деньгах все дело! Я так и знала! Меркантильная! Бедного мальчика за кусок хлеба попрекаешь!
Ольга молча слушала этот поток обвинений. Спорить было бесполезно. В мире Раисы Павловны ее сын был гением, а все остальные, особенно невестка, были лишь обслуживающим персоналом, обязанным создавать для гения комфортные условия.
— …Он такой ранимый, такой тонкой душевной организации! — вещала свекровь. — А ты его — на улицу! Бессовестная! Я этого так не оставлю! Я приеду!
Трубку бросили. Ольга посмотрела на телефон. «Я приеду». Эта фраза была страшнее любой угрозы.
Раиса Павловна приехала на следующий день. Без предупреждения, разумеется. Ольга открыла дверь и увидела на пороге свекровь во всем боевом облачении: норковая шапка, строгое пальто, в руках — огромная сумка, из которой торчал боевой клич всех свекровей — контейнер с домашними котлетами.
— Ну, здравствуй, дорогая моя, — сказала Раиса Павловна, проходя в квартиру, как танковая дивизия. — Принимай гостей.
Она бесцеремонно прошла на кухню, поставила сумку на стол и начала инспекцию.
— Так. Холодильник пустой. Полы немытые. Цветы сохнут. Понятно. Совсем дом забросила. Немудрено, что мужик от тебя сбежал.
— Он не сбежал, его попросили, — поправила Ольга, чувствуя, как внутри закипает раздражение.
— Не язви мне тут! — прикрикнула Раиса Павловна. — Я приехала спасать вашу семью. Где мой оболтус? Где его вещи?
— Его вещи — у него. А он сам, я надеюсь, у вас.
— У меня, у меня! — всплеснула руками свекровь. — Сидит в своей комнате, убивается! В депрессии мальчик! Говорит, жизнь кончена! А все из-за тебя! Эгоистка!
Она села на стул, картинно прижав руку к сердцу. Начался спектакль.
— Я его растила, ночей не спала! Всю душу в него вложила! А ты… ты его за порог! Разве так поступают с мужьями? Жена должна быть опорой, поддержкой! В горе и в радости!
— Радости я что-то не припомню, — пробормотала Ольга. — А вот горы пельменей и неоплаченных счетов — этого было в избытке.
— Молчи! — Раиса Павловна вскочила. — Ты его вернешь! Немедленно! Позвони ему и скажи, чтобы возвращался!
— Я не буду этого делать.
— Ах, не будешь? — глаза свекрови сузились. — Тогда я останусь здесь. И буду жить с тобой, пока ты не одумаешься. Буду тебя воспитывать. Учить, как быть правильной женой.
Ольга посмотрела на нее. Она не шутила. Она действительно собиралась устроить здесь свой штаб по спасению сына и перевоспитанию невестки. Ольга представила себе эту жизнь: постоянные нравоучения, критика, котлеты по утрам и вечерам, и вечный запах валокордина. Нет. Этому не бывать.
— Раиса Павловна, — сказала она предельно спокойно и вежливо. — Я очень уважаю ваш возраст и ваши материнские чувства. Но это — моя квартира. И я не позволю вам устраивать здесь свои порядки.
— Это квартира моего сына! — парировала свекровь. — Он здесь прописан! Он здесь муж!
— Он здесь больше не муж. Я подаю на развод. А прописка не дает права собственности. Так что, будьте добры, соберите свои котлеты и возвращайтесь к своему мальчику. Ему сейчас очень нужна ваша поддержка.
— Ах ты… Ах ты… — Раиса Павловна задохнулась от возмущения. Она не привыкла к такому отпору. — Я буду жаловаться! Участковому! В опеку!
— Жалуйтесь, — пожала плечами Ольга. — Только не забудьте упомянуть, что ваш сорокалетний «мальчик» уже пять лет сидит на шее у жены. Думаю, участковому будет интересно.
Раиса Павловна поняла, что штурм провалился. Она сменила тактику. Ее лицо приняло скорбное выражение.
— Оленька, деточка, ну что же ты так… Мы же одна семья. Ну, оступился парень, с кем не бывает. Он исправится, вот увидишь. Дай ему шанс.
— Я давала ему сотни шансов. Лимит исчерпан.
Свекровь поняла, что и это не работает. В ход пошла тяжелая артиллерия.
— А если я тебе скажу… что он болен? — прошептала она заговорщицки.
— Чем? Ленью? — усмехнулась Ольга.
— У него… нервы! Да! Нервное истощение! Врач сказал, ему нужен полный покой и домашний уход. Ему нельзя волноваться! Иначе… иначе может случиться непоправимое!
Это был старый, избитый трюк. Ольга не поверила ни на секунду.
— Прекрасный диагноз. Очень удобный. Тогда ему тем более лучше быть с вами. Вы обеспечите ему идеальный уход. Будете сдувать с него пылинки и кормить с ложечки. А я, к сожалению, не обладаю медицинским образованием.
Раиса Павловна поняла, что проиграла по всем фронтам. В ее глазах сверкнула неприкрытая ненависть. Она молча схватила свою сумку, бросила на Ольгу испепеляющий взгляд и вышла, громко хлопнув дверью.
Ольга выдохнула. Второй раунд был за ней. Но она знала, что это не конец. Это было только начало войны.
И война не заставила себя ждать. На следующий день ей на работу позвонил Леонид. Голос у него был умирающий.
— Оля… мне плохо… Я, кажется, умираю… Мама вызвала скорую…
Ольга похолодела. А вдруг правда? Вдруг она довела человека? Чувство вины когтистой лапой вцепилось в ее сердце.
— Что случилось? Что говорят врачи?
— Давление… Сердце… Врач сказал, это на нервной почве… Сказал, нужен покой… Оля, я не хочу умирать…
Она сорвалась с работы, вызвала такси и помчалась к свекрови. Всю дорогу она проклинала себя за черствость. Она влетела в квартиру Раисы Павловны, готовая увидеть мужа на смертном одре.
Леонид лежал на диване. С ноутбуком на животе. Рядом на тарелочке были нарезаны яблочки. Увидев Ольгу, он принял страдальческое выражение лица.
— Оленька… ты пришла…
— Что сказал врач? — спросила она, пытаясь отдышаться.
— Сказал, надо беречься. И прописал… э-э-э… витамины.
— Витамины? — Ольга посмотрела на него, потом на свекровь, которая стояла в дверях с видом победительницы. — Вы вызвали скорую, чтобы вам прописали витамины?
И тут она все поняла. Это был спектакль. Хорошо разыгранный, с привлечением государственной медицины.
— У вас совесть есть? — спросила она, обращаясь к обоим. — Люди, может, действительно умирают, а вы врачей гоняете ради своего цирка!
— Это не цирк! — возмутилась Раиса Павловна. — У мальчика действительно было давление! Сто сорок на девяносто! Это предынсультное состояние!
— Это рабочее давление для мужчины его возраста, который только что плотно пообедал! — отрезала Ольга. Она работала в поликлинике в юности и знала в этом толк.
Она посмотрела на мужа. Он виновато отвел глаза. Ей стало не жалко его. Ей стало противно.
— Я ухожу. И не смейте мне больше звонить со своими мнимыми болезнями. В следующий раз я вызову вам не скорую, а санитаров из другого учреждения.
Она ушла. Чувство вины сменилось холодной яростью. Они перешли черту. Они пытались манипулировать ею, используя самое святое — страх за жизнь близкого человека.
Ольга решила действовать. Она наняла адвоката и подала на развод и на выписку Леонида из своей квартиры как бывшего члена семьи. Адвокат, пожилой и мудрый мужчина, выслушав ее историю, сказал: «Держитесь, дочка. Война будет затяжной. Такие маменькины сынки и их мамы — самый цепкий народ».
Он был прав. Они заваливали ее звонками и сообщениями. Они подкарауливали ее у работы. Они распускали про нее сплетни среди общих знакомых. Леонид писал ей жалостливые письма, в которых каялся и обещал исправиться. Раиса Павловна звонила и проклинала. Ольга сменила номер телефона и старалась не обращать внимания.
Развязка наступила через два месяца, в суде. Леонид и его мать пришли, как на премьеру. Он — в костюме, который ему покупала Ольга. Она — в шляпке и с выражением оскорбленной добродетели на лице. Они рассчитывали на то, что судья-женщина пожалеет «бедного мальчика», которого выгоняет на улицу «злая жена».
Они произносили патетические речи. О любви, о семье, о том, что Ольга рушит святые узы. Леонид даже пустил слезу, рассказывая, как он ее любит и как ему без нее плохо.
Ольга молчала. Когда судья дала ей слово, она не стала ничего говорить о его лени, о долгах, о пустом холодильнике. Она просто положила на стол распечатку. Это была переписка из его социальной сети, которую она случайно нашла, когда он еще жил с ней. Там он хвастался перед другом: «Старуха моя пашет, а я живу в свое удовольствие. Главное — вовремя прикинуться больным или несчастным. Ведется, как миленькая».
В зале повисла тишина. Леонид побледнел. Раиса Павловна открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Судья, строгая женщина средних лет, медленно прочитала распечатку. Потом она подняла глаза на Леонида. Взгляд у нее был такой, что он вжал голову в плечи.
Суд вынес решение в пользу Ольги. Их развели. Леонида постановили выписать из квартиры.
Ольга выходила из зала суда с чувством абсолютной свободы. На крыльце ее ждала Раиса Павловна. Шляпка ее съехала набок, лицо было перекошено от злобы.
— Я тебя проклинаю! — прошипела она. — Ты еще наплачешься! Мой сын…
Ольга остановилась. Она посмотрела прямо в глаза этой женщине, которая так долго отравляла ей жизнь. И ей вдруг стало ее жаль. Она потратила всю свою жизнь на то, чтобы вырастить не мужчину, а комнатное растение. И теперь это растение возвращалось к ней в горшке, и ей придется поливать его до конца своих дней.
Ольга улыбнулась. Спокойно, вежливо, но с ноткой стали в голосе.
— Дорогая свекровушка, — сказала она, отчетливо выговаривая каждое слово. — Освободите, будьте любезны, моё пространство от присутствия вашего отпрыска. Вы его породили, вам его и воспитывать. Удачи.
Она развернулась и пошла прочь, не оглядываясь. За спиной она слышала какие-то бессвязные выкрики, но они ее уже не трогали. Впереди ее ждала новая жизнь. Тихая. Спокойная. И абсолютно, восхитительно свободная от чужих проблем, чужих талантов и чужих котлет.