Анна сидела в первом ряду и смотрела на гроб. Мать лежала в белом платье — том самом, которое купила на Аннин день рождения, но так и не надела. "Поберегу для особого случая", — говорила тогда. Особый случай наступил.
Пальцы онемели от холода. Анна разжала их, согрела дыханием, снова сжала. Март. В крематории было холодно.
Рядом стояли человек пятнадцать. Соседи. Коллеги матери. Дальние родственники, с которыми не виделись годами. Смерть собирает всех.
- Аннушка, держись, - шепнула тетя Валя, сестра отца. - Вера Павловна хорошим человеком была.
Анна кивнула. Не могла говорить. В горле стоял ком размером с кулак.
Процедура закончилась быстро. Пятнадцать минут — и гроб уехал за кулисы. Навсегда. Анна стояла у стены, прислонившись спиной. Ноги не держали.
- Ну что, едем на поминки? - спросил кто-то громко.
Поминки. В квартире матери. Анна заказала поминальный обед на двадцать человек — четырнадцать тысяч. Половина её зарплаты. Но надо.
В квартиру на Сокольниках приехали все. Теснились на кухне, в гостиной, в коридоре. Пахло пирогами и людьми.
Анна накрывала стол механически. Ставила тарелки, раскладывала приборы. Руки делали сами, голова была пустая.
- Дай я помогу, - сказал сосед дядя Миша. Взял у неё салатницу.
В дверь позвонили. Анна открыла.
На пороге стояла женщина лет пятидесяти восьми — крупная, в черном пальто, с чемоданом.
- Аня, здравствуй. Не узнаешь? Я Людмила. Двоюродная сестра мамы.
Анна помнила смутно. Виделись на чьей-то свадьбе лет десять назад.
- Здравствуйте.
- Соболезную, деточка, - Людмила вошла, сняла пальто. - Вера Павловна светлый человек была. Жаль, что так рано.
Анна кивнула. Взяла пальто, повесила.
Людмила прошла в квартиру как хозяйка — уверенно, оглядывая стены. Поставила чемодан у шкафа. Прошла в гостиную.
- Ой, а тут народу сколько! - воскликнула она. - Здравствуйте, люди добрые!
Села за стол. Начала накладывать себе еду, не дожидаясь хозяйки.
Анна стояла в дверях. Смотрела на чемодан. Большой. Как будто приехали надолго.
Поминки прошли тихо. Говорили о матери. Вспоминали истории. Кто-то плакал. Анна сидела с пустым взглядом, не слыша слов.
К шести вечера все разошлись. Остались только тетя Валя, дядя Миша и Людмила.
- Ну что, Аннушка, - сказала тетя Валя, - мы пойдем. Ты держись. Если что — звони.
- Спасибо.
- И я пойду, - дядя Миша надел куртку. - Если помощь нужна — говори.
Дверь закрылась.
Анна начала собирать посуду. Людмила сидела на диване.
- Аня, садись. Поговорить надо.
Анна села. У неё не было сил возражать.
Людмила наклонилась вперед.
- Значит, так, деточка. Я понимаю, тебе тяжело сейчас. Но дела никто не отменял. Квартиру надо оформлять.
- Какую квартиру?
- Эту. Мамину. Ты же наследница единственная?
- Да.
- Вот и хорошо. Я тебе помогу. Документы соберем, к нотариусу сходим. Я в этом разбираюсь.
Анна посмотрела на Людмилу. Не понимала, к чему разговор.
- Спасибо. Я сама разберусь.
- Да какая ты сама! - Людмила махнула рукой. - Тебе сейчас не до того. Я останусь, помогу. Всё организую.
- Останетесь?
- Ну да. Я же чемодан привезла. Устроюсь в маминой комнате. Буду тебе помогать.
У Анны в висках застучало. Каждый удар отдавался болью.
- Людмила... простите, но не надо оставаться. Я справлюсь.
- Да не справишься ты! - та повысила голос. - Ты в шоке! Тебе помощь нужна! Я родная тетка, между прочим!
- Двоюродная сестра мамы.
- Ну и что? Родня! А родня должна поддерживать!
Людмила встала. Прошла на кухню. Открыла холодильник.
- Ой, а тут продуктов много осталось. Не выбрасывать же. Я заберу, что не нужно.
Анна смотрела, как Людмила достает контейнеры, складывает в пакет. Руки тряслись. Она сжала их в кулаки.
- Людмила, оставьте.
- Да ладно, деточка! Всё равно испортится!
- Я сама решу, что делать с продуктами.
Людмила обернулась. Посмотрела на Анну долго.
- Знаешь что, Аня. Мы с Верой Павловной разговаривали. Перед смертью. Она мне говорила — если что, ты присмотри за Аней. Помоги ей квартиру оформить.
У Анны перехватило дыхание.
- Мама вам ничего такого не говорила.
- Говорила! Я свидетель!
- Свидетель чего?
- Того, что она хотела, чтобы я здесь осталась! Помогла тебе! Может, даже вместе жить!
Тишина. Анна смотрела на Людмилу. Та стояла с пакетом продуктов и улыбалась.
- Вместе жить? - медленно повторила Анна.
- Ну да! Тебе одной в трешке тяжело будет! Коммуналка дорогая! А вдвоем — легче! Я на пенсии, дома сижу. Буду готовить, убирать. Ты на работе. Удобно же!
Анна встала. Ноги дрожали, но она заставила себя встать.
- Людмила, уходите.
- Что?
- Уходите. Сейчас. Берите чемодан и уходите.
Людмила положила пакет на стол. Лицо исказилось.
- Как это уходите?! Я же родная! Я тебе помогать хочу!
- Помогать? Вы хотите здесь жить! В маминой квартире! Которая мне по наследству!
- Так я ж не насовсем! Временно!
- Нет.
- Аня, ты неблагодарная! Вера Павловна бы расстроилась, если бы узнала!
- Мама никогда не говорила, что вы должны здесь жить!
- Говорила! При свидетелях!
- При каких?
Людмила замялась.
- При... при соседке вашей. Марии Степановне.
Анна знала всех соседей. Марии Степановны не было.
- Врете.
- Не вру! Мы встречались с Верой! Она говорила...
- Когда встречались?
- Месяц назад!
- Месяц назад мама лежала в больнице. В коме. Не могла говорить.
Людмила побледнела. Открыла рот. Закрыла.
- Ну... может, два месяца...
- Два месяца назад она тоже была в больнице. Вы не встречались.
- Встречались! По телефону!
- У мамы не было вашего телефона. Вы не общались годами.
Тишина. Людмила смотрела в пол. Потом подняла взгляд.
- Хорошо. Я соврала. Но я действительно хочу помочь! Мне негде жить! Съемная квартира дорогая! А тут родня! Пусти пожить! Хоть на время!
Анна прислонилась к дверному косяку. В горле жгло. Глаза застилало пеленой.
- Вы пришли на похороны моей матери. С чемоданом. Чтобы въехать в её квартиру. Используя моё горе.
- Я не использую! Я помогаю!
- Уходите.
- Аня!
- УХОДИТЕ!
Голос сорвался на крик. Людмила отступила.
- Ты пожалеешь! Я в полицию пойду! Скажу, что Вера Павловна обещала мне здесь жить!
- Идите. Докажите.
- Я... я родная! Мне положена доля наследства!
- Вы двоюродная сестра. Не прямой наследник. У мамы есть завещание на меня. Заверенное нотариусом.
Анна открыла ящик стола. Достала папку. Показала документ.
- Видите? Завещание. На меня. Всё имущество. Без исключений.
Людмила смотрела на бумагу. Губы дрожали.
- Но я же... я думала...
- Что воспользуетесь моим горем? Вселитесь? Останетесь здесь жить?
- Нет! Я хотела помочь!
- Помогать надо было при жизни. Навещать. Звонить. А вы появились на похоронах. С чемоданом.
Людмила заплакала. Достала платок.
- У меня тяжелая ситуация! Из квартиры выгоняют! Съемная закончилась! Мне некуда!
- Это не моя проблема.
- Ты бессердечная! Как мать земля носит!
- Может быть. Но квартира моя. И вы здесь не останетесь.
Анна взяла чемодан Людмилы. Вынесла в коридор.
- Уходите. Сейчас.
Людмила шла медленно. У двери обернулась.
- Ты пожалеешь. Я всем расскажу, какая ты! Мать похоронила и родню выгнала!
- Рассказывайте.
- Я в суд подам! На раздел наследства!
- Подавайте. Завещание заверено. Свидетели есть.
Людмила хлопнула дверью.
Анна осела на пол прямо в коридоре. Прислонилась спиной к стене. Руки тряслись так сильно, что она прижала их к груди.
Телефон зазвонил через час. Незнакомый номер.
- Алло?
- Анна? Это Ирина Сергеевна. Нотариус вашей мамы.
- Здравствуйте.
- Мне только что звонила некая Людмила. Утверждала, что имеет право на долю в наследстве. Говорила, что Вера Павловна обещала ей квартиру.
- Она врёт.
- Я понимаю. Просто хотела предупредить. Завещание железное. Всё на вас. Но она может попытаться оспорить через суд.
- Пусть пытается.
- Если нужна помощь — звоните. У меня есть все документы. Свидетели. Вера Павловна при составлении завещания была в здравом уме, медицинское заключение есть.
- Спасибо.
Анна положила трубку. Села на диван. Посмотрела на квартиру. Мамина квартира. Теперь её.
Людмила пыталась ещё три раза. Звонила, писала, приходила к подъезду. Анна не открывала дверь. Не отвечала на звонки.
Через неделю пришло письмо от адвоката. Людмила подавала в суд. Требовала признать завещание недействительным. Утверждала, что Вера Павловна была недееспособна.
Суд длился два месяца. Ирина Сергеевна представила все документы. Медицинские заключения. Свидетельские показания соседей. Мать была в здравом уме. Завещание составлено правильно.
Людмила проиграла. Ушла из зала суда с красным лицом, бросив напоследок:
- Всё равно ты бессердечная! Родню не ценишь!
Анна смотрела ей вслед. Не чувствовала ни победы, ни облегчения. Только усталость.
Вечером она сидела в маминой квартире. Одна. Пила чай на кухне. Смотрела в окно.
Телефон завибрировал. Сообщение от тети Вали:
"Аннушка, я всё узнала. Людмила всем уши прожужжала, какая ты плохая. Не верь. Ты всё правильно сделала. Мама бы гордилась."
Анна прочитала. Ответила: "Спасибо."
Отложила телефон.
Цена защиты границ — разговоры родственников. Людмила действительно всем рассказала. Половина дальней родни теперь считала Анну бессердечной.
Но квартира осталась у неё. Мамина квартира. Которую Людмила хотела забрать, используя горе.
Анна встала. Прошла в мамину комнату. Села на кровать. Провела рукой по покрывалу.
- Прости, мам, - сказала она тихо. - Что пришлось так.
Но выбора не было. Людмила приехала на похороны с чемоданом. Планировала остаться. Врала про обещания. Пыталась надавить через горе.
И получила отпор.
Жесткий. Публичный. Окончательный.
Анна легла на кровать. Закрыла глаза.
Людмила не сдалась. Продолжала звонить через месяц после суда. Просила "хотя бы денег занять". Анна не давала.
Потом Людмила нашла новую тактику — писала другим родственникам. Жаловалась на Анну. Создавала коалицию.
Часть родни встала на её сторону. "Ну можно было бы помочь. Родня же."
Анна не объяснялась. Держала границу. Людмила пыталась вернуться ещё дважды — приходила к подъезду, звонила в домофон.
Анна вызывала охрану.
Людмила кричала снизу: "Бессердечная! Мать в гробу переворачивается!"
Анна закрывала окно.
Прошёл год. Людмилу больше не было слышно. Родственники, которые её поддерживали, перестали общаться с Анной.
Цена оказалась высокой. Половина семьи отвернулась.
Но квартира осталась у неё. И память о матери. Без Людмилы в маминой комнате. Без чужого чемодана в коридоре.
Анна сидела на кухне, пила чай. Одна. Без родственников, которые осуждали. Без Людмилы, которая пыталась воспользоваться горем.
Граница стояла. Железная. Непробиваемая.
И это стоило потерянных связей.
Но мамина квартира осталась маминой. Теперь Анниной.
Без чужих претензий. Без манипуляций. Без использования уязвимости.
Людмила не получила ничего. И продолжала ждать. Что Анна сдастся. Пожалеет. Впустит.
Не дождётся.