— Тебе не стыдно? — Зинаида Ивановна стояла на пороге, сжав в руках узелок с пирожками, и смотрела на Алю так, будто та была не бывшей невесткой, а какой-то воровкой. — Мой сын тебя из грязи вытащил, дом построил, а ты что? Выгнала его! Выгнала родного человека!
Аля молча отступила в глубину прихожей. За спиной свекрови маячили ещё две фигуры — Марат и рядом с ним девчонка в обтягивающем платье, с животиком, который она то и дело поглаживала, словно демонстрируя. Олеся. Двадцать три года, длинные нарощенные ресницы и взгляд, полный торжества.
— Зинаида Ивановна, я не приглашала вас, — Аля попыталась сохранить спокойствие, хотя внутри всё сжалось в тугой комок. Шестнадцать лет брака, двое детей, общий дом — и вот теперь они втроём стоят у неё на пороге, как будто она им что-то должна.
— Не приглашала! — свекровь шагнула вперёд, почти вталкивая Алю обратно в дом. — А кто тебя спрашивал, когда ты моего сына из дома выставила? Он где жить должен? На улице?
— У неё, — Аля кивнула в сторону Олеси. — Пусть живёт у своей... У той, с которой изменял мне два года.
Марат наконец подал голос. Он прошёл в гостиную, не снимая ботинок, грузно опустился на диван — на тот самый, который они вместе выбирали пять лет назад в мебельном салоне. Тогда Аля хотела серый, а он настаивал на бежевом. Победил он. Как всегда.
— Аль, давай без истерик, — он откинулся на спинку, закинул ногу на ногу. — Я пришёл не ругаться. Мы должны решить вопрос с имуществом. Цивилизованно.
— Цивилизованно? — Аля почувствовала, как внутри что-то закипает. — Ты привёл сюда свою любовницу, беременную, мать свою, которая меня обвиняет... И это цивилизованно?
Олеся пристроилась рядом с Маратом, положила руку ему на плечо — жест собственницы. Она была хорошенькой, это Аля признавала. Светлые волосы волнами до плеч, маленький аккуратный носик, пухлые губы. Только глаза... Глаза были холодные, расчётливые.
— Марат, может, не надо? — протянула Олеся тоненьким голоском. — Видишь, она нервничает. В её возрасте это вредно для здоровья.
В её возрасте. Але было сорок два. Олесе — двадцать три. Девятнадцать лет разницы. Аля посмотрела на Марата — на его залысины, на появившийся животик, на морщины у глаз. Что она в нём нашла, эта девчонка? Деньги. Конечно, деньги.
— Слушай, Аля, — Марат наклонился вперёд, сцепил руки. — Дача. Половина её моя. По закону. Машина — тоже моя, я её покупал. Квартира... Ну, квартиру мы уже поделили, половина твоя, половина моя. Так что давай без проблем. Оформляй дачу на меня, машину тоже.
Аля стояла посреди гостиной — своей гостиной, в доме, который они строили вместе, где росли их дети, где прошла вся её взрослая жизнь. Тётя Галя, её единственная родственница, предупреждала: «Не выходи за него, Алька. У него глаза бегают. Такие не хранят верность». Но она не послушала. Влюбилась. Думала — пронесёт.
— А не жирно ли вам будет! — выдохнула она, и голос сорвался на крик. — И дачу хотите отвоевать у меня, и машину! Пойдите и заработайте!
Зинаида Ивановна вскинула руки:
— Ах ты... Да как ты смеешь! Это мой сын заработал! Мой! А ты что? Сидела дома, детей растила! Это не работа! Работа — это когда деньги приносишь!
— Я детей растила! Ваших внуков! — Аля шагнула к свекрови, и та инстинктивно отступила. — Я дом вела, готовила, стирала, убирала! Я бросила свою карьеру, потому что он... — она ткнула пальцем в сторону Марата, — он сказал, что так будет лучше! Что мужчина должен зарабатывать, а женщина — дом хранить!
— Ну вот, — Марат развёл руками. — Ты и хранила. Я тебе благодарен. Но дача и машина — это моё. Я платил. Я вкладывался.
— Мы вкладывались! — Аля почувствовала, как к горлу подступают слёзы, но сдержалась. Не здесь. Не перед ними. — Я продала мамину квартиру, и мы купили эту дачу! Я вложила все деньги, все до копейки!
— Подарила, — уточнил Марат. — Ты мне подарила эти деньги. На день рождения. Помнишь? И дачу мы оформили на меня.
Аля замерла. Помнила. Конечно, помнила. Десять лет назад. Марат так просил — давай на меня оформим, мне так удобнее, всё равно мы семья. И она согласилась. Потому что доверяла. Потому что любила.
— Дрянь, — прошептала она. — Ты дрянь, Марат.
Он пожал плечами, даже не обидевшись.
— Называй как хочешь. Но факт остаётся фактом. Дача моя. Машина моя. И я хочу, чтобы ты это признала и не раздувала скандал.
Олеся поднялась с дивана, подошла к Але. Встала слишком близко — нарушая границы личного пространства, как делают люди, которые хотят показать своё превосходство.
— Послушайте, Аля, — её голос был сладким, почти медовым. — Я понимаю, вам тяжело. Но мы теперь семья с Маратом. У нас будет ребёночек. Нам нужна дача. Для малыша. Свежий воздух, знаете ли. А вам зачем? Вы уже взрослая женщина, дети выросли...
— Убирайся из моего дома, — Аля отступила, показала рукой на дверь. — Вон. Все. Немедленно.
— Ничего ты не решаешь, — Марат тоже поднялся, и лицо его стало жёстким. — Половина дома моя. И я могу сюда приходить, когда захочу. А ты... — он шагнул к ней, нависая. — Ты будешь делать то, что я скажу. Потому что иначе я подам в суд. И отсужу всё. Всё до последнего. Понятно?
Аля смотрела на него — на этого человека, с которым прожила столько лет, родила двоих детей, делила радости и горести. И не узнавала. Где тот Марат, который приносил ей цветы? Который обнимал по ночам и шептал, что она — самая лучшая? Где он?
— Понятно, — выдавила она. — Идите.
Они ушли. Зинаида Ивановна напоследок бросила на стол узелок с пирожками — жалкий жест примирения, который уже ничего не значил. Олеся, проходя мимо, окинула дом оценивающим взглядом — прикидывала, наверное, что тут можно поменять, когда они сюда въедут.
Дверь закрылась. Аля опустилась на пол прямо в прихожей, прижала ладони к лицу. И только теперь позволила себе заплакать.
А в кармане джинсов завибрировал телефон. Тётя Галя. Снова. Она звонила уже третий раз за вечер.
Аля взяла трубку.
— Алька, ты где? Я жду тебя уже час! Ты обещала приехать!
— Тёть Галь... — голос сорвался. — Они были здесь. Марат. С ней. Со своей... И мать его. Они хотят забрать дачу. И машину.
На том конце провода повисла пауза. Потом тётя Галя спросила — тихо, но в её голосе прозвучала злость:
— Всё. Собирайся. Я еду. И мы будем решать это по-другому.
Тётя Галя появилась через полчаса — энергичная, с короткой стрижкой и пронзительными серыми глазами. Ей было шестьдесят восемь, но держалась она как сорокалетняя. За ней следом вошёл мужчина — высокий, подтянутый, в строгом костюме.
— Это Борис Семёнович, — представила тётя Галя. — Адвокат. Мой хороший знакомый. Будет помогать нам.
Борис Семёнович окинул Алю внимательным взглядом, кивнул и, не теряя времени, устроился за столом, достав блокнот.
— Рассказывайте всё по порядку, — его голос был спокойным, деловым. — Когда заключали брак? Что приобреталось в браке? Есть ли документы на дачу, машину? Кто вкладывал деньги?
Аля растерянно смотрела на него. Ещё час назад она рыдала на полу в прихожей, а теперь этот незнакомый человек сидит на её кухне и задаёт вопросы о документах.
— Я... Мы поженились в две тысячи седьмом, — начала она. — Дачу купили в пятнадцатом. Я продала мамину квартиру...
— Есть документы, подтверждающие продажу? — перебил адвокат.
— Да. У нотариуса хранятся копии.
— Отлично. А на кого оформлена дача?
— На Марата, — Аля опустила глаза. — Он сказал, что так удобнее. Я не думала...
— Дарственная оформлялась? Договор дарения?
— Нет. Просто... Он сказал, что мы семья.
Борис Семёнович записал что-то в блокнот, нахмурился.
— Сложнее, но не безнадёжно. У вас есть свидетели? Кто-то, кто может подтвердить, что деньги от продажи квартиры пошли на дачу?
Тётя Галя подняла руку:
— Я. Я помню, как Алька продавала квартиру. Мы вместе ездили оформлять документы. И потом она мне говорила, что отдала деньги Марату на дачу. У меня даже есть переписка с ней в мессенджере за тот период.
Адвокат кивнул с удовлетворением:
— Это уже хорошо. Электронная переписка — доказательство. Теперь о машине. Когда была куплена?
— Три года назад. Тоже в браке.
— Значит, совместно нажитое имущество. По закону делится пополам, независимо от того, на кого оформлено.
Аля почувствовала, как внутри зажигается слабая искра надежды.
— То есть... Он не может просто так забрать всё?
— Нет. Не может. И мы это докажем в суде.
В дверь позвонили. Аля вздрогнула — неужели они вернулись? Но на пороге стояла соседка, Люся, с которой они дружили много лет. Полная, добродушная женщина лет пятидесяти пяти, всегда готовая помочь.
— Алёнка, я слышала крики, — Люся зашла, не дожидаясь приглашения. — Что случилось? Это Марат опять приходил? С этой своей... с молоденькой?
— Приходил, — кивнула Аля. — Требует дачу и машину.
Люся всплеснула руками:
— Совсем страх потерял! Алёнка, я же тебе говорила — надо было сразу, как узнала про измену, всё на себя переоформлять. Я со своим так сделала. Он когда с секретаршей закрутил, думал, что я дура. А я раз — и квартиру на себя, и счета заблокировала. Пусть попробует теперь что-то отсудить.
— У тебя получилось? — Аля смотрела на неё с надеждой.
— Ещё как! Он полгода судился, а потом плюнул и ушёл к этой своей секретарше. Живут теперь в однушке на окраине. А я в трёшке осталась, как и жила.
Борис Семёнович слушал внимательно, изредка кивая.
— Ваша соседка права. Действовать нужно было сразу. Но и сейчас не поздно. Главное — собрать доказательства. Кстати, — он повернулся к Але, — у вас есть дети?
— Двое. Сын и дочь. Павлик и Софья.
— Сколько лет?
— Павлику четырнадцать, Софье одиннадцать.
— С кем они живут?
— Со мной.
— Прекрасно. Это тоже сыграет в вашу пользу. Вы содержите детей, заботитесь о них. Марат платит алименты?
— Должен... Но задерживает. То забудет, то скажет, что денег нет.
Адвокат усмехнулся:
— А на содержание беременной любовницы деньги находятся? Понятно. Это мы тоже используем. Составим исковое заявление о взыскании задолженности по алиментам. И заодно подадим встречный иск о разделе имущества.
Тётя Галя налила всем чай, поставила на стол печенье. Села рядом с Алей, взяла её за руку:
— Алька, слушай меня внимательно. Ты сейчас думаешь, что всё пропало, да? Что он выиграет, потому что наглый и беспринципный?
Аля кивнула, не в силах говорить.
— Так вот это чушь. Я видела много таких историй. Мужики думают, что если молодую нашли, то им всё можно. Выкидывают жён, которые с ними полжизни прожили, забирают имущество — и считают, что так и надо. Но справедливость существует. И мы её добьёмся.
Люся поддержала:
— Точно! Алён, ты же не одна. Я свидетелем буду. Расскажу, как Марат орал на тебя, когда пьяный приходил. Как посуду бил. Помнишь, два года назад, когда он тарелку в стену запустил? Я всё слышала через стену.
— И я расскажу про то, как он тебя унижал, — добавила тётя Галя. — Как говорил, что ты никчёмная домохозяйка. Что без него ты ничего не стоишь.
Борис Семёнович записывал, записывал... Его ручка летала по бумаге, фиксируя каждую деталь.
— Хорошо. Очень хорошо. У нас складывается сильная позиция. Теперь самое главное — не идти у него на поводу. Если он будет звонить, угрожать, требовать встречи — игнорируйте. Все переговоры только через меня. Понятно?
Аля кивнула. Впервые за весь этот кошмарный вечер она почувствовала, что не беспомощна. Что есть люди, которые на её стороне.
— А что насчёт его матери? — спросила она. — Зинаида Ивановна... Она тоже приходила. Кричала, что я сына выгнала.
Люся фыркнула:
— Эта старая карга! Она всегда тебя терпеть не могла. Завидовала, что Марат тебя любит... Ну, любил когда-то. А теперь она думает, что эта Олеся лучше? Дура она, вот кто.
— При встрече записывайте всё на диктофон, — посоветовал адвокат. — Если будут угрожать или оскорблять — это тоже пойдёт в дело. Моральный ущерб никто не отменял.
Телефон Али завибрировал. Сообщение от Марата: "Думай над моим предложением. Завтра жду ответ. Не затягивай".
Она показала экран Борису Семёновичу. Тот усмехнулся:
— Не отвечайте. Пусть ждёт. А я пока готовлю документы. Через неделю подаём в суд.
Прошло три дня
Марат названивал каждый час — Аля не брала трубку. Зинаида Ивановна караулила её у подъезда, пыталась поговорить — Аля проходила мимо молча. Олеся написала длинное сообщение о том, как им с Маратом тяжело, как им нужна дача для малыша — Аля удалила, не дочитав.
А потом случилось то, чего никто не ожидал.
В четверг вечером позвонил Борис Семёнович. Голос его звучал необычно — с едва скрываемым торжеством.
— Алевтина Сергеевна, у меня для вас новости. Отличные новости.
— Что случилось?
— Я поднял все документы по даче. И обнаружил интересную деталь. Марат оформлял покупку через банковский кредит. Помните?
Аля напряглась, вспоминая. Да, вроде был кредит... Но она думала, что Марат его уже давно погасил.
— И что?
— А то, что кредит он оформлял под залог той самой квартиры, которую вы продали. Документы есть. Ваша мать оставила вам квартиру по завещанию, вы её продали, а деньги пошли на первоначальный взнос и частичное погашение кредита. Всё это в банковских выписках. А значит — даже если дача оформлена на него, ваш вклад документально подтверждён.
Аля почувствовала, как сердце забилось чаще.
— То есть?
— То есть мы выигрываем дело. Без вариантов. Более того, — адвокат помолчал, — я связался с налоговой. Оказалось, что ваш бывший супруг не декларировал часть доходов последние пять лет. Серьёзные суммы. Сейчас идёт проверка. Если подтвердится — ему грозит не только штраф, но и уголовное дело.
Аля замерла с телефоном в руках. Неужели?
На следующий день Марат действительно появился — но не с наглыми требованиями, а с осунувшимся лицом и потухшим взглядом. Олеси с ним не было. Зинаиды Ивановны тоже.
— Аля, можно поговорить? — он стоял на пороге, мял в руках какую-то бумагу.
— О чём нам говорить?
— Я... — он запнулся. — Налоговая пришла. Проверка. У меня проблемы. Серьёзные.
Аля скрестила руки на груди, молча глядя на него.
— Олеся сказала, что не хочет связываться с человеком, у которого криминал, — продолжал он тихо. — Собрала вещи и уехала. К родителям. Сказала, что подумает, нужен ли её ребенку такой отец.
— Как быстро она тебя бросила, — заметила Аля. — Даже не дождалась, пока родится малыш.
Марат сжал губы. Кивнул.
— Мать тоже отвернулась. Сказала, что я позор семьи. Что из-за меня теперь все соседи пальцем показывают.
Аля почувствовала странное спокойствие. Не злорадство. Не месть. Просто... пустоту там, где раньше была боль.
— Зачем ты пришёл, Марат?
Он протянул ей бумагу:
— Это отказ от претензий на дачу и машину. Я подписал. Забирай всё. Просто... Помоги мне с налоговой. Скажи, что я честно зарабатывал. Что я хороший человек.
Аля взяла бумагу, посмотрела. Подпись, печать нотариуса. Всё настоящее.
— Я не буду врать за тебя, — сказала она спокойно. — Ты не честно зарабатывал. И ты не хороший человек. Хороший человек не бросает жену после шестнадцати лет брака ради молоденькой любовницы. Не отнимает у матери своих детей имущество. Не врёт и не манипулирует.
— Аля...
— Но я и мстить тебе не собираюсь. Разбирайся со своими проблемами сам. А мне больше нечего тебе сказать.
Она закрыла дверь. Тихо, без хлопка. Просто закрыла — и всё.
Через месяц пришло решение суда. Дача — Але. Машина — тоже. Плюс компенсация морального вреда и задолженность по алиментам.
Борис Семёнович пожал ей руку:
— Поздравляю. Справедливость восторжествовала.
Тётя Галя обняла её:
— Вот видишь, Алька. Говорила же — мы справимся.
Люся принесла торт:
— Празднуем! Ты молодец! Настоящая героиня!
А Аля сидела на своём диване — на том самом, бежевом — и смотрела в окно. За окном шёл снег. Первый в этом году. Мягкий, белый, чистый.
Павлик и Софья делали уроки в своих комнатах. Пахло пирогом с вишней, который она испекла утром. В доме было тепло и тихо.
И Аля вдруг поняла: она счастлива. Впервые за много лет — по-настоящему счастлива. Не потому что выиграла суд. Не потому что вернула своё имущество.
А потому что наконец освободилась. От страха, от зависимости, от жизни с человеком, который её не ценил.
Телефон завибрировал. Сообщение от незнакомого номера: "Здравствуйте. Меня зовут Егор. Я коллега вашей тёти Гали. Она показала мне вашу фотографию и сказала, что вы интересный человек. Может быть, как-нибудь выпьем кофе?"
Аля улыбнулась. Прочитала ещё раз. Потом медленно набрала ответ: "Почему бы и нет?"
За окном продолжал идти снег. А жизнь, как оказалось, только начиналась.