Итак, что же ещё мы может сказать о Меншикове?
Он всё время рядом с Петром в самые опасные минуты и пытается давать советы, как нужно действовать: «Мин херц, а что если тебе написать римскому цезарю, чтобы дал войско?.. Очень не глупо говорю, мин херц. И просить надо тысяч десять пеших солдат. Не больше... Денег у нас на это нет, конечно, мин херц... Нужны деньги... Мы обманем... Неужто мы императора не обманем? Я бы сам слетал в Вену... Эх, и двинули бы по Москве, по стрельцам, ей-ей...» Меня ещё умиляет вот эти типично меншиковское «Мы обманем». Он первый скачет вслед на Петром в Лавру и там будет с ним, хоть и уйдёт несколько в тень, предоставив давать советы царю тем, кто старше и опытнее.
А затем продолжает свои «труды» при уже набравшем силу царе. Мы видим его на приёме у Лефорта, одетого по последней моде («На нём был синий суконный кафтан с красными отворотами и медными пуговицами, огромные серебряные шпоры на ботфортах, лицо, окружённое пышным париком, припудрено, в кружевном галстуке — алмазная булавка, весёлые, прозрачной воды глаза без смущения оглянули гостей») и уже даже советующего иноземным гостям, как действовать: «Мужиков, чай, приехал просить, лесорубов?.. (Лефорт спросил, Сидней с улыбкой закивал.) Отчего ж, если государь даст записку ко Льву Кирилловичу... Пущай похлопочет....» И тем, кто будет «с изумлением рассматривать этого парня, беззаботно оттеснившего почтенных людей от очага», шепнут: «Царский любимец, недавно из денщиков пожалован офицерским званием, очень нужный».
И напомню, что после смерти Натальи Кирилловны Меншиков помчится к Лефорту «с великой вестью: Пётр-де становится единовластным хозяином», и они будут «тайно шептаться» о дальнейших делах. И силы будет Алексашка набирать всё больше и больше. Вспомним, что Ивану Бровкину «через сына Алёшу удалось добраться до поручика Александра Меншикова и поклониться двумя стами рублями. Меншиков свел его с Лефортом… Но когда Лефорт узнал, что перед ним отец Алёшки да с письмом от Меншикова, — заиграл улыбкой, потрепал по плечу... Так Иван Артемьич получил грамоту на поставку в войско овса и сена» (правда, отметим, конечно, и то, что эти поставки Бровкин выполняет очень честно).
Меншиков знает практически все мысли царя. Перед началом Азовского похода он, как и все «самые ближние» Петру люди, «колеблется»: «предприятие казалось страшным», но и не начинать войны нельзя». Вместе с Лефортом он знает, что «Пётр затаил страх, тот же страх, как в памятную ночь бегства в Троицу. Но и знали, что воевать он всё же решится».
А на войне проявит себя храбрецом. Впереди атакующих мчится он на приступ («Мимо проскакал с остекленевшими глазами Алексашка Меншиков. Хлестнул шпагой лошадь — перемахнул через ров... "Ур-рра!" — ревел его разинутый рот... Снова увидел Алексашку: он мчался к тому — в красном, в чалме, — сшиблись...» А потом царь с горечью будет смотреть: «Алексашка перед кем только мог хвастался окровавленной шпагой, — Алексашка-то был герой...» Замечу к слову, что в храбрости Меншикова не сомневался никто и никогда, а участвовал он в дальнейшем во многих сражениях (не случайно даже в опере Ф.Чилеа «Адриана Лекуврёр» главный герой Маурицио – он же Морис Саксонский – говорит о своём грозном противнике, имя которого «Il russo Mèncikoff»; в подстрочном переводе – «Русский Менчикофф получает приказ заманить меня в ловушку». Конечно, это анахронизм).
А после очередного неудачного штурма, придя «в головинский шатёр», где «сошлись генералы» («Только пришедший с царем Меншиков геройски подбоченивался, — голова обвязана тряпкой, шпага опять в крови: был на стенах... Его, дьявола, смерть не брала...»), рискнёт, вопреки многим (правда, «глаза наглые» писатель отметит), говорить о силе противника, указать: «На турка надо считать наших солдат — пятеро на одного. Ведь страх — до чего бешеные... Да и вооружение у них способнее нашего».
Он будет сопровождать Петра в заграничной поездке («тридцать пять волонтёров, среди них — Алексашка Меншиков и Пётр»), и работая с ним на верфи, и «трудясь» на приёме у курфюрстин.
Толстой приводит выдержки из дневника «одного из секретарей цезарского посольства» об участии Алексашки в пытках и казнях стрельцов, проводившихся сразу по возвращении («Он хвастался тем, что отрубил в этот день тридцать голов»). Не знаем, так ли это, действительно ли хвастался (в романе Ю.П.Германа Иевлеву будет вспоминаться «пьяный Меншиков с безумными прозрачными глазами - который всё куда-то шёл, шепча и плача»), но ведь здесь ещё и «жестокий век» диктовал свои условия.
После смерти Лефорта Меншиков «сразу жалован был генерал-майором и губернатором псковским. Петр будто бы так и сказал, вернувшись в Воронеж после похорон: "Было у меня две руки, осталась одна, хоть и вороватая, да верная"». И вот уже Прокофий Возницын, вернувшийся «со съезда, где цезарский, польский, веницейский и московский послы договаривались с турками о мире», вынужден «привыкать к новым порядкам, — чтобы мальчишка, без роду-племени, так разговаривал с великим послом».
И мир с турками будет заключён по-новому. Напоминаю слова Петра:
«— С турками теперь, не как Прокофий, по-новому будем просить мира... Придём туда не с одним кафтаном на чернобурой лисе...
— Конечно! — вдруг сказал Алексашка, заблестев глазами».
И вместе с Петром будет сопровождать нового посла на его пути, показав при этом туркам русский флот и наблюдая, как «любуется» им Гасан-паша.
Есть и ещё одна сторона в деятельности Меншикова. Но о ней – в следующий раз.
************
Уважаемые читатели, снова прошу извинения, однако вынуждена снова отвечать на кое-какие комментарии. К предыдущей статье я получила массу их, но некоторые меня весьма озадачили.
Во-первых, один из читателей спросил, пишу ли я о романе или об историческом Меншикове, ведь в книге много домыслов. А получив мой ответ («не раз указано, что пишу о романе»), начал упорно допрашивать: «В каком месте этой статьи?»
Говорю ещё раз: в самом определении моего канала указано: «Статьи о литературе и связанных с ней людях». Да, я пишу циклы о том или ином литературном произведении (и в конце каждой статьи есть ссылка на «путеводитель» по циклу); во второй строке статьи указано имя А.Н.Толстого. Ну не могу же я, простите, как попугай, всё время повторять: «В романе А.Н.Толстого "Пётр Первый"»!
И второе. Другой читатель (правда, видимо, наделённый богатым воображением, если судить по всему высказанному им), комментируя ту же статью, задал вопрос: «А точно Алексей Михайлович был биологическим отцом Петра? Памятник Петру 1 и Лефорту в Москве намекает на иной вариант».
Сплетни об «отцах» Петра, конечно, были (их ещё, судя по всему, с благословения царевны Софьи распускали). Но вот додуматься до отцовства Лефорта… Хочу просто указать комментатору (ему, видимо, лень было самому навести справки), что Лефорт приехал в Россию в сентябре 1675 года, когда Петру было уже три года! Кстати, и старше будущего царя он был только на 15 лет. Ну, а на что намекает памятник и намекает ли он вообще на что-нибудь, предоставляю решать вам.
*************
И нерасторопный Кот только сейчас узнал, что сегодня - день рождения Меншикова...
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал! Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
"Путеводитель" по циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь