Не пора ли нам дать немного отдохнуть «державному плотнику» и посмотреть попристальнее на «полудержавного властелина»?
Мы уже обсуждали образ Меншикова у Ю.П.Германа, но там он всё же второстепенный персонаж, тогда как Толстой прослеживает его путь с самого начала.
Я, как и в прошлый раз, не собираюсь раскапывать все секреты меншиковской биографии, тем более что в романе перед нами снова, по пушкинскому определению, «счастья баловень безродный».
По Толстому, отец Меншикова – «конюх, из царской конюшни», делами связанный с отцом Михайлы Тыртова. К нему пошлёт Михайла Алёшку Бровина: «Войдёшь, и Даниле кланяйся три раза в землю. Скажи — Михайла, мол, бьет челом... Конь, мол, у него заплошал. Стыдно, мол... Дал бы он мне на день какого ни на есть коня — показаться».
И именно глазами Алёшки мы впервые увидим будущего светлейшего, да так, что вряд ли кто-нибудь посмеет предположить, что ждёт мальчишку: «Грузный человек, в малиновой рубахе распояской, зажав между колен кого-то, хлестал его ремнем по голому заду. Исполосованный, худощавый зад вихлялся, вывёртывался. "Ай-ай, тятька!" — визжал тот, кого пороли», «Из-под ног его, подхватив порточки, выскочил мальчик, с бело-голубыми круглыми глазами. Кинулся в дверь, скрылся».
Эта картина, вызывающая полное одобрение у собутыльников Данилы («Вгоняй ему ума в задние ворота!», «Ещё чадо, лупи его заодно!» - уже при виде Алёшки), несомненно, обычное явление в доме Меншиковых. Про свой «распорядок дня» Алексашка расскажет Алёшке: «Меня позовут наверх молитвы читать, потом пороть. Потом я вернусь. Лягим спать», «Меня тятька когда два раза, а когда три раза на день порет. У меня на заднице одни кости остались, мясо всё содранное». Данила будет жаловаться попу Фильке, что сын его «от рук отбился» и «заворовался вконец», но насколько можно ему верить? Ведь воры мерещатся ему всюду – увидев Алёшку, он крикнет: «Зачем пришёл? Воровать? Подглядывать? По дворам шарить?»
Скорее всего, Меншиков-старший вымещает на сыне зло на жизнь, когда всё идёт под уклон: «Ох, плохо, ребята... Что ни год — то хуже. Дети от рук отбиваются, древнего благочестия нет. Царское жалованье по два года не плочено... Жрать нечего стало... Стрельцы грозятся Москву с четырёх концов поджечь. Шатание великое в народе... Скоро все пропадём».
И Алексашка ничего хорошего от жизни дома не ждёт: «У меня мамка померла. Тятька по все дни пьяный, жениться хочет. Мачехи боюсь. Сейчас меня бьют, а тогда душу вытрясут». Он мечтает о побеге, хотя решится сбежать лишь после особенно сурового «учения» («Алексашку на этот раз, после вечерней, выдрали без пощады, — едва приполз в подклеть. Укрылся, молчал, хрустел зубами»).
Но в этом, казалось бы, забитом мальчишке скрыта немалая внутренняя сила. Алёшка отметит, как пристально будет он его рассматривать: «то наклонит голову к одному плечу, то к другому. Луна из-за крыши сарая светила ему на большеглазое лицо. Ох, должно быть, бойкий мальчик». Наверное, Алёшка нужен ему как товарищ для побега («Я бы давно убежал, товарища не находилось»), но вместе с тем мы увидим, что, живя в таких условиях, мальчишка не очерствел душой. Избавив Алёшку от злых собак, он приведёт его на печь греться, да ещё и добавит: «Сейчас мы щей похлебаем»). Он поставил перед собой цель – избавиться от отцовских побоев, и будет к ней идти.
В статье об Алёшке Бровкине я довольно подробно писала об их скитаниях, сейчас хочу лишь напомнить, что уже здесь проявляются Алексашкины и смекалка, и умение притвориться, и, если позволено так выразиться, организаторские способности. Его фраза «Со мной не пропадёшь» - не пустые слова. Первый же эпизод – «Увидев толстую женщину в суконной шубе, в лисьей шапке поверх платка, Алексашка заволочил ногу, пополз к купчихе, трясся, заикался: "У-у-у-у-у-богому, си-си-сиротке, боярыня-матушка, с го-го-голоду помираю..." Вдова купчиха, подняв юбку, вынула из привешенного под животом кисета две полкопейки, подала, степенно перекрестилась. Побежали покупать пироги, пить горячий, на меду, сбитень». Это именно Алексашка обратится к избитому Зайцу: «Дяденька, мы тебя до дому доведём, нам тебя жалко». И получит на какое-то время и приют, и «прокормление». При этом автор не забудет упомянуть, что, хоть Заяц и обвинил в конечном счёте мальчишек в воровстве, обвинение это явно надуманное («Стал он по вечерам, считая выручку, расспрашивать, придираться, лазить у них по карманам и за щеки, ища утайных денег. По ночам стал плохо спать, все думал: "Должен человек воровать — раз он около денег". Оставалось одно средство: застращать мальчишек»).
Новое изменение судьбы – побег от Зайца («От отца ушёл через битьё, а от этого и подавно уйду»). И первое воровство, хотя в данной ситуации рассуждения Алексашки, в сущности, справедливы: «Подождёт Заяц нынешней выручки… А жалованье нам дьявол платил? Хребет на него даром два месяца ломали».
Новые скитания, - и новые проявления талантов: «Алексашка пел, плясал, боролся с медведем», «на церковных площадях трясся по пояс голый, на морозе, — будто немой, параличный, — много выжаливал денег». Именно во время этих новых скитаний произойдёт первая встреча Алексашки с Петром, когда он и «схватил босую ногу и ногой перекрестился», и «три раза протащил сквозь щёку иглу с чёрной ниткой».
Приношу искреннюю благодарность моей читательнице, подсказавшей, где можно найти эту иллюстрацию Н.В.Кузьмина:
А потом – судьбоносная встреча с Лефортом. Собственно говоря, услужение у Лефорта – единственный точно известный факт из ранней биографии Меншикова. У Толстого она происходит в тот момент, когда, казалось, никто и ничто не спасёт Алексашку от разъярённого отца: «Всю старую Басманную пробежал Алексашка, — начало сводить ноги. Больше уже не оглядывался, — слышал: всё ближе за спиной топали сапожищи, со свистом дышал Данила. Ну — конец!»
Вскарабкавшись на запятки проезжавшей мимо кареты, Алексашка оказывается на Кукуе, где и просит Лефорта, оказавшегося хозяином спасительной кареты: «Возьми, пожалуйста, меня на службу... Дяденька... Всё умею. Первое — петь, какие хошь, песни. На дудках играю, на рожках, на ложках. Смешить могу, — сколько раз люди лопались, вот как насмешу. Плясать — на заре начну, на заре кончу, и не вспотею... Что мне скажешь, — то и могу».
И именно в Немецкой слободе произойдёт вторая встреча с царём – на празднике у Лефорта, когда сначала он выделится среди музыкантов: «На площадке у крыльца стояли песельники в пунцовых русских рубашках. Они хватили с присвистом плясовую. Один, синеглазый, наглый, выскочил и с приговором: «"Ай, дуду дуду дуду", — пошел вприсядку, отбивая подковками дробь, щёлкая ладонями по песку, с перевёртом, с подлётом, завертелся юлой: "И — эх — ты!.."
— Ай да Алексашка!»
А позже вдруг появится перед Петром, ищущим Анхен, появится неожиданно для царя и для читателей, но мы всё же поймём, что не случайно именно в этот момент «проговорил сзади в ухо вкрадчивый голос» и явился «песельник в пунцовой рубахе, Алексашка Меншиков с пронзительными глазами». И покажет он Петру окно Анхен и отвезёт его, немало выпившего (а вспомним, что здесь «в первый раз Пётр попробовал хмельного»), домой. И будет новое изменение его судьбы: «Быть тебе постельничим... Утром скажешь дьяку, — указ напишет...».
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал! Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
"Путеводитель" по циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь