Глава 8. Сердце Сада
Рассвет застал Анну бодрствующей. Она не сомкнула глаз, прокручивая в голове все, что узнала. Образы Дмитрия и Арчибальда, отчаянные слова Анастасии, печальные глаза Элизы на фотографиях — все смешалось в единый клубок, который сегодня предстояло распутать.
Она встретила рассвет на крыльце, кутая руки в рукава старого свитера. Воздух был холодным и чистым, а первые лучи солнца только начинали золотить верхушки кедров. Сад в этот час казался невинным и безмятежным, скрывая свою многовековую боль.
К ней бесшумно подошел Лев. Он выглядел собранным и серьезным. В руках он держал старый, потрепанный рюкзак.
— Готов? — спросил он, и в его голосе не было и тени вчерашних сомнений.
— Готова, — кивнула Анна.
Они молча направились к Летнему Дому. Варвара Ильинична уже ждала их там, опираясь на палку. Сегодня она выглядела не просто старушкой-соседкой, а настоящей хранительницей, ее лицо было исполнено суровой важности.
— За мной, — коротко бросила она и, не дожидаясь ответа, вошла внутрь.
В Летнем Доме она подошла к камину, который казался глухим и давно не используемым. Варвара нажала на две незаметные резные стрелы по бокам от каминной доски. Раздался тихий скрежет, и часть задней стенки камина отъехала в сторону, открывая черный провал в стене и узкую каменную лестницу, уходящую вниз.
— Здесь, — сказала Варвара, зажигая старый керосиновый фонарь и протягивая его Льву. — Идите. Я останусь наверху. Буду... стоять на страже. — Она посмотрела на них обоих, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на материнскую тревогу. — Будьте осторожны. И помните... только единство может победить раздор.
Лев взял фонарь и первым шагнул в темноту. Анна, сделав глубокий вдох, последовала за ним.
Лестница была крутой и сырой. Воздух становился все холоднее и гуще, пахнул влажным камнем, землей и чем-то еще... озоном, как после грозы. Спустившись с десяток ступеней, они оказались в низком сводчатом склепе.
Это было не место захоронения. Скорее, похоже на подземную обсерваторию или лабораторию. Стены были сложены из грубого камня, а в центре помещения на полу был выложен сложный мозаичный круг, напоминающий одновременно и лабиринт, и солнечные часы. В его узорах снова угадывались мотивы стрел и луков. В разных углах склепа стояли свечи, но они не горели. Повсюду стояли стеллажи, заставленные странными приборами, гербариями, кристаллами и кипами бумаг — наследие Элизы.
Но главное было в центре мозаичного круга. Там, прямо из каменного пола, бил... не источник воды. Это был столб холодного, мерцающего света. Он был почти невидим, но искажал пространство вокруг себя, как марево в знойный день. От него исходило тихое, едва слышное гудение, которое отзывалось вибрацией в костях.
— Источник, — прошептал Лев, и его голос прозвучал приглушенно, будто поглощенный этой аномалией.
Анна почувствовала, как ее кожа покрывается мурашками. Энергия здесь была осязаемой. Она чувствовала ее каждой клеткой своего тела — древнюю, дикую, полную скорби и гнева.
— С чего начать? — спросила она, с трудом отрывая взгляд от мерцающего столба.
— С соединения, — Лев сбросил рюкзак с плеч и достал оттуда шкатулку с артефактами. Он выложил на край мозаичного круга пулю и сломанный смычок. — Мы — потомки. Наша кровь и эти реликвии — якоря. Мы должны попытаться войти в контакт с энергией... и предложить ей новый сценарий.
— Сценарий прощения, — кивнула Анна, вспоминая теорию Элизы.
Она достала из кармана дневник Анастасии и положила его рядом с артефактами. Лев, помедлив, достал из-под рубашки старый медальон — фамильную реликвию Арчеров, с миниатюрным портретом самого Арчибальда.
Они встали по разные стороны от мерцающего столба, друг напротив друга.
— Дай мне руку, — сказал Лев.
Анна протянула ему руку. Его пальцы сомкнулись вокруг ее запястья, ее рука легла поверх его. Пульсация Источника сразу же усилилась, будто получив новую пищу. Воздух затрепетал.
— Думай о них, — тихо сказал Лев, закрывая глаза. — Не о призраках. О людях. О двух братьях, которые любили друг друга. О женщине, разрывавшейся между долгом и сердцем. Представь, что могло бы быть, если бы... если бы в тот роковой день прозвучали слова прощения, а не выстрелы.
Анна закрыла глаза и погрузилась в себя. Она представляла Арчибальда, не как тирана, а как человека, ослепленного ревностью и страхом потерять все, что он считал своим. Она представляла Дмитрия — не как романтического героя, а как человека, готового пожертвовать жизнью, чтобы защитить честь матери. Она представляла Анастасию, чье сердце было разорвано на части.
Она мысленно обращалась к ним, к этой застывшей энергии: «Простите друг друга. Простите себя. Вас любили. Вас помнят. Вы можете быть свободны».
Она чувствовала, как энергия Источника начинает менять характер. Гудение из монотонного стало переливчатым, мерцание участилось. Казалось, что-то меняется...
И вдруг столб света вспыхнул ослепительной белизной. Анну и Лева отбросило в разные стороны, их руки разомкнулись. Гул стал оглушительным, своды склепа задрожали.
— НЕТ! — прорвался из самого центра света низкий, полный ярости голос.
Из мерцающей энергии начал формироваться образ. Арчибальд. Но на этот раз он был почти твердым, материальным. Его лицо, искаженное гневом и страхом, было обращено к ним. В его руке он сжимал призрачную, но отчетливую шпагу.
— Вы не смейте! — закричал он, и его голос был подобен раскату грома. — Я не позволю вам уничтожить все, что я создал! Все, что я защищал!
Он сделал шаг вперед, и ледяной холод покатился от него волной. Свечи на стеллажах вспыхнули сами собой синим, неестественным пламенем.
— Мы не уничтожаем! — крикнула Анна, поднимаясь на ноги. Ее уши были заложены от гула. — Мы предлагаем вам свободу!
— Свобода — это забвение! — проревел Арчибальд. — Я предпочитаю вечность в своем гневе, чем небытие! И вы разделите ее со мной!
Он взмахнул шпагой, и синяя энергия клубом рванулась к Анне. Лев рывком бросился вперед, заслонив ее собой. Энергия ударила его в грудь, и он с криком отшатнулся, падая на колени.
— Лев! — вскрикнула Анна.
— Он не может нас убить! — с трудом выговорил Лев, хватая ртом воздух. — Он питается нашим страхом! Нашей разобщенностью! Он — сама эта разобщенность!
Анна посмотрела на призрака, на его лицо, искаженное вековой болью. И вдруг ее собственный страх отступил, сменившись жгучей жалостью. Этот человек... этот дух... был вечным пленником собственного выбора.
Она поднялась и сделала шаг навстречу Арчибальду.
— Я не боюсь тебя, дедушка, — сказала она тихо, но так, чтобы он услышал сквозь гул. — Мне жаль тебя.
Он замер, его ярость на мгновение сменилась недоумением.
— Что?
— Тебе пришлось жить с этим целую вечность. Со знанием, что ты погубил брата. Что ты сломал жизнь женщине, которую любил. Что твоя мать умерла от стыда. Это ужасная цена за «честь». Разве это того стоило?
Арчибальд молчал. Его фигура колебалась, становясь то четче, то прозрачнее.
— Ты... ничего не понимаешь...
— Я понимаю, что боль свела тебя с ума. Но сейчас у тебя есть выбор. — Она сделала еще шаг. — Ты можешь остаться здесь, в своей вечной агонии. Или... ты можешь отпустить. Попросить прощения.
— Он... он никогда не простит меня, — голос Арчибальда внезапно стал человеческим, сломанным.
— А ты попросил?
Внезапно гул Источника сменился тихими, печальными нотами скрипки. В воздухе, рядом с Арчибальдом, проявилась вторая фигура. Дмитрий. Он стоял, держа в руках свою скрипку, и смотрел на брата не с ненавистью, а с бесконечной грустью.
— Я ждал этого, брат, — тихо сказал Дмитрий. — Я ждал очень долго.
Арчибальд смотрел на него, и его рука с шпагой медленно опустилась.
— Я... я не хотел... — он с трудом выговаривал слова. — Я просто... боялся потерять все. Тебя. Ее. Нашу семью.
— Ты потерял нас именно тогда, — сказал Дмитрий. — Но сейчас... сейчас мы можем найти друг друга снова.
Арчибальд задрожал. Призрачная шпага выпала из его руки и рассыпалась искрами. Он упал на колени, закрыв лицо руками. Из его груди вырвался стон, полный такого отчаяния и облегчения, что Анна снова почувствовала слезы на своих глазах.
— Прости меня, — прошептал Арчибальд. — Прости, брат.
Дмитрий подошел к нему и положил руку на его плечо. В этот момент столб света в центре склепа вспыхнул не ослепительно, а мягким, теплым, золотистым сиянием. Гул сменился красивой, гармоничной мелодией, которую играла сама энергия.
Фигуры братьев начали светлеть, становясь прозрачными. Они смотрели друг на друга, и на их лицах впервые за сто лет появился мир.
Дмитрий повернулся к Анне.
— Спасибо, внучка. Теперь мы свободны.
И они оба, Арчибальд и Дмитрий, растворились в золотом свете, став его частью.
Свет начал угасать. Мерцание прекратилось. Гул стих. В склепе воцарилась тишина, нарушаемая только их с Львом тяжелым дыханием. Столб энергии исчез, оставив после себя лишь теплый, спокойный воздух.
Это было концом. Проклятие было снято.
Анна подбежала к Льву, все еще сидевшему на полу.
— Ты в порядке?
Он кивнул, потирая грудь.
— Да... просто как будто молотком ударили. — Он посмотрел на нее, и в его глазах было что-то новое, чистое, без груза прошлого. — Ты сделала это. Ты нашла в себе силы пожалеть его.
— Мы сделали это, — поправила она его и протянула руку, чтобы помочь ему подняться.
Он взял ее руку, но не для того, чтобы встать, а чтобы притянуть ее к себе. И прежде чем она успела что-то понять, он поцеловал ее.
Это был не страстный поцелуй, а скорее... обет. Обещание. Обещание нового начала, свободного от теней прошлого.
Когда они наконец поднялись по лестнице обратно в Летний Дом, их встретила бледная, но улыбающаяся Варвара Ильинична.
— Кончилось? — тихо спросила она.
— Кончилось, — ответил Лев, все еще не отпуская руку Анны.
Они вышли из Летнего Дома. Утреннее солнце ярко светило, и Сад Арчеров выглядел по-другому. Краски были ярче, воздух чище, а тишина была не гнетущей, а мирной. Исчезло то напряжение, что витало в воздухе все эти недели. Пропал тот самый сладковатый запах тления. Теперь пахло просто землей, травой и свободой.
Петля разомкнулась. Тени Сада Арчеров наконец-то обрели покой.
Эпилог: Новая история
Прошло три месяца. Осень раскрасила Сад Арчеров в багрянец и золото. Но теперь это не были цвета увядания, а цвета новой, спокойной красоты.
Анна и Лев не уехали. Они остались. Вместе. Главный дом постепенно оживал. Анна, используя деньги от наследства и свои дизайнерские навыки, начала медленную реставрацию, но не для того, чтобы вернуть ему музейный вид, а чтобы сделать его живым. Лев продолжал ухаживать за садом, но теперь это была не обязанность Стража, а дело любви.
Сад больше не был ловушкой во времени. Он стал просто садом — красивым, немного диким, полным памяти, но больше не боли. Иногда, на рассвете или на закате, им чудились обрывки музыки или тихий смех, но теперь это не пугало, а казалось добрым приветом от тех, кто наконец обрел покой.
Однажды вечером они сидели на той самой скамье в кедровой роще. Анна прижалась головой к плечу Льва, а он обнимал ее за талию.
— Я получила письмо от юриста, — тихо сказала Анна. — От маминых родственников со стороны отца. Они... узнали, что я здесь. Хотят познакомиться.
Лев напрягся.
— И что ты ответишь?
— Я подумаю, — она улыбнулась. — Возможно, приглашу их сюда. Показать им, что такое настоящая семья. Со всей ее сложной, но живой историей.
Он поцеловал её в макушку.
— Это хорошая идея.
Они сидели в тишине, слушая, как ветер играет в вершинах кедров. Прошлое было исцелено. Настоящее было в их руках. А будущее... будущее было чистым листом, на котором они могли написать свою собственную историю. Историю без теней.