— Думаешь, я не вижу, как ты на мою квартиру смотришь? — Тамара Ивановна стояла посреди гостиной, упираясь руками в бока, и ее голос звучал так, будто она обличала преступницу перед судом. — Глазки-то свои жадные прячешь!
Софья замерла у окна, сжав в руках тряпку для пыли. Солнечные лучи пробивались сквозь тюль, освещая пыльные частицы в воздухе — как будто время остановилось, застыв в этом мгновении перед бурей.
— Что вы такое говорите? — она обернулась медленно, стараясь держать лицо спокойным, хотя внутри все сжалось от обиды.
— А то не понимаешь! — свекровь прошлась по комнате, ее домашние тапочки шлепали по паркету. — Вижу я, как ты тут обживаешься, как по углам заглядываешь, прикидываешь, где что переставить, когда меня не станет!
Софья опустила тряпку на подоконник. Шесть лет. Шесть лет она живет в этой квартире, ухаживает за свекровью после инсульта, готовит, убирает, и вот — пожалуйста. Одно неосторожное слово за завтраком о том, что неплохо бы сделать ремонт на кухне, где обои уже отстают от стен, и началось.
— Я просто хотела помочь... — начала она тихо.
— Помочь? — Тамара Ивановна фыркнула. — Своему карману помогай! Выскочка тут нашлась мне! Вот как заработаешь своё, тогда и распоряжайся! А мою квартиру не трожь!
Слова повисли в воздухе, тяжелые, как чугунные гири. Софья почувствовала, как горячая волна подступает к горлу. Шесть лет назад, когда она выходила замуж за Романа, всё казалось таким простым. Он был красивым, обещал золотые горы, говорил, что устроится на новую работу, что они снимут отдельное жилье. А потом оказалось, что работа так себе, зарплата смешная, а мать Романа — вот она, с трехкомнатной квартирой в центре и железной хваткой.
— Мама, ты чего? — в дверях появился Роман, заспанный, в мятой футболке. Было уже одиннадцать утра субботы, и он только встал. — Что за крики?
— А ты спроси у своей жены, что она тут мне предлагает! — Тамара Ивановна развернулась к сыну, и лицо ее смягчилось — так всегда происходило, когда дело касалось Романа. — Ремонт ей подавай! На мои деньги! Будто у меня печатный станок в кладовке стоит!
Софья обреченно посмотрела на мужа. Сейчас он скажет что-то. Заступится. Объяснит матери, что ремонт — это не прихоть, а необходимость, что на кухне уже плесень проступает в углу, что сантехника древняя, что...
— Соф, ну зачем ты маму расстраиваешь? — Роман почесал затылок и зевнул. — Какой ремонт? У нас же денег нет.
Вот оно. Как всегда. Софья глубоко вдохнула, считая про себя до десяти. Психолог на бесплатной консультации советовала именно так — дышать и считать, когда накатывает это жгучее желание наговорить всего, что копилось годами.
— Я не предлагала делать ремонт на ваши деньги, — произнесла она ровно, глядя прямо на Тамару Ивановну. — Я сказала, что мы с Романом могли бы накопить и постепенно привести кухню в порядок. Потому что мы здесь живем. Все вместе.
— Накопить! — свекровь всплеснула руками. — Да у вас на хлеб не хватает! Я вас кормлю, между прочим! Кто борщи варит? Кто за коммуналку платит?
— Мама, ну хватит, — Роман прошел к холодильнику, достал бутылку молока и отпил прямо из горлышка. Софья вздрогнула — она тысячу раз просила его так не делать, но какой смысл?
— Что хватит?! — голос Тамары Ивановны взвился до визга. — Я правду говорю! Она сюда пришла ни с чем! Какая-то секретарша из провинции, без копейки за душой! А теперь командует, указывает!
Софья почувствовала, как внутри что-то переключилось. Щелкнуло, как выключатель. Она устала. Устала терпеть, устала оправдываться, устала быть виноватой во всем.
— Тамара Ивановна, — она отошла от окна и встала напротив свекрови, — я пришла в эту семью не за квартирой. Мне было двадцать четыре года, и я любила вашего сына. Я надеялась, что мы построим нормальную семью.
— Построим! — передразнила та. — Легко строить на чужом фундаменте!
— Я работаю! — впервые за все эти годы Софья повысила голос. — Я каждый день встаю в шесть утра, еду через весь город в офис, сижу там до семи вечера! Прихожу — готовлю ужин, убираю, стираю! По выходным — уборка, готовка на неделю! Когда вам было плохо после больницы, кто за вами ухаживал? Кто к врачам возил? Кто лекарства покупал на свою зарплату, потому что ваша пенсия вся на продукты уходит?
Тамара Ивановна побледнела. Роман застыл с бутылкой молока в руках, глядя то на мать, то на жену.
— Ты... ты как разговариваешь со мной?! — свекровь схватилась за спинку кресла. — Роман! Ты слышишь, как она со мной?!
— Мам, ну Софья же права... — пробормотал он неуверенно.
— Что?! — Тамара Ивановна уставилась на сына так, будто он предал ее. — Ты на ее стороне?!
— Я ни на чьей стороне, — Роман поставил бутылку на стол. — Я просто хочу, чтобы вы не ругались. Может, чаю попьем, успокоимся?
— Чаю! — свекровь горько рассмеялась. — Вот так-то! Мать одна, никому не нужна! А как квартира — так все тут как тут!
Софья обернулась и пошла в спальню. Не выдержала. Еще секунда — и она скажет то, что нельзя будет вернуть обратно. В комнате она закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и медленно сползла на пол.
Шесть лет. Шесть лет она пыталась быть хорошей невесткой, хорошей женой, хорошей...
Телефон завибрировал в кармане халата. Сообщение от подруги Натальи: "Помнишь, я говорила про вакансию в нашей компании? Управляющая филиалом в Санкт-Петербурге. Зарплата в три раза больше, служебное жилье. Думай быстро, резюме отправь сегодня".
Софья смотрела на экран, и сердце билось так громко, что, казалось, его слышно в соседней комнате. Санкт-Петербург. Другой город. Другая жизнь.
За дверью раздавался приглушенный голос Тамары Ивановны: "Вот увидишь, Ромочка, она от тебя уйдет! Все они такие — сначала вьются, а потом..."
Софья открыла чат, начала печатать ответ. Пальцы дрожали.
"Наташа, отправляю резюме через час. Когда собеседование?"
Прошло три дня. Три дня натянутого молчания, когда Софья и Тамара Ивановна расходились по квартире, как два корабля в тумане — чувствуя присутствие друг друга, но старательно избегая столкновения. Роман делал вид, что ничего не произошло, по вечерам уходил к приятелям играть в карты, возвращался за полночь.
В среду вечером Софья сидела на кухне с ноутбуком, когда в дверь позвонили. Резко, настойчиво — три коротких звонка подряд.
— Кто там еще? — пробурчала Тамара Ивановна из своей комнаты.
Софья открыла дверь и замерла. На пороге стояла женщина лет пятидесяти пяти, в дорогом пальто цвета кофе с молоком, с идеальной укладкой и тяжелым золотым браслетом на запястье. Рядом с ней — парень лет двадцати пяти, спортивный, в кожаной куртке, с тем особым выражением лица, которое говорит: я знаю себе цену.
— Здравствуйте, — женщина окинула Софью оценивающим взглядом. — Тамара дома?
— Да, проходите... — Софья отступила в сторону, гадая, кто это.
— Томочка! — женщина прошла в квартиру так, будто была здесь тысячу раз, стянула перчатки. — Ты где? Я же звонила, что приеду!
Из комнаты выглянула свекровь, и лицо ее расплылось в улыбке, какой Софья не видела уже давно.
— Галочка! Кирюша! — Тамара Ивановна заторопилась в гостиную. — Ой, как я рада! Проходите, проходите!
Галина — так представилась гостья — прошла в гостиную и оглядела комнату с тем же оценивающим взглядом, каким минуту назад смотрела на Софью. Парень молча прошел следом, уселся в кресло, достал телефон.
— Это мой племянник Кирилл, — Тамара Ивановна порхала вокруг гостей. — Сын моей двоюродной сестры! Галя, а ты похорошела! И Кирюша какой вымахал!
— Да уж не мальчик, — Галина скинула пальто, и Софья невольно отметила дорогой костюм, туфли явно не из масс-маркета. — Двадцать шесть стукнуло. Пора бы уже и о семье подумать, а он всё по девочкам...
Кирилл хмыкнул, не отрываясь от телефона.
— Софья, поставь чайник! — скомандовала Тамара Ивановна, и в голосе ее звучали такие повелительные нотки, что Софья невольно дернулась. — И печенье из буфета достань!
Пока Софья возилась на кухне, из гостиной доносился оживленный разговор. Галина рассказывала про новый бизнес — открыли салон красоты, доходы растут, квартиру купили Кириллу, правда, однушку пока, но зато в новостройке...
— А мы тут бедствуем, — вздохнула Тамара Ивановна, и Софья, наливая кипяток в чайник, замерла. — Пенсии не хватает ни на что. Ромка работает, конечно, но... сам знаешь, зарплаты сейчас какие. Молодежь только и думает, как бы чужое прибрать.
— Ты о чем? — голос Галины стал заинтересованным.
— Да вот, невестка моя... — свекровь понизила голос, но Софья все равно слышала каждое слово. Стены в старых домах тонкие. — Уже на квартиру мою глаз положила! Ремонт тут затеяла делать, распоряжается! А сама-то откуда? Из деревни приехала, ничего за душой не было!
Софья сжала ручку чайника так, что суставы побелели. Нет, так нельзя. Не костяшки. Она разжала пальцы, глубоко вдохнула. Взяла поднос, расставила чашки.
— Томочка, ты же помнишь, я тебе говорила, — Галина приняла чашку из рук Софьи, даже не взглянув на нее. — Нужно было заранее все оформить правильно. У меня знакомый юрист есть, золотой человек. Завещание составить, дарственную... Чтобы потом никто не претендовал.
— Так я и думаю об этом! — оживилась Тамара Ивановна. — Знаешь, сколько случаев сейчас, когда невестки стариков выживают из собственных квартир?
Софья поставила поднос на стол. Кирилл впервые поднял глаза от телефона, посмотрел на нее с любопытством, потом снова уткнулся в экран.
— Мне кажется, вы не совсем понимаете ситуацию, — Софья села на край дивана, сложила руки на коленях. Сердце колотилось, но голос звучал спокойно. — Я никогда не претендовала на квартиру Тамары Ивановны.
— Ну конечно, конечно, — Галина одарила ее снисходительной улыбкой. — Все так говорят. А потом начинается: а давайте я здесь поживу, а давайте тут ремонт сделаем, а потом — ой, а квартира-то теперь наполовину моя по закону, раз я столько вложила!
— Я работаю и зарабатываю сама, — Софья почувствовала, как внутри разгорается что-то горячее и злое. — И никогда не просила у свекрови денег.
— Зато жила бесплатно шесть лет! — парировала Галина. — Это, между прочим, тоже деньги. Аренда такой квартиры в центре — знаешь, сколько стоит?
В этот момент открылась входная дверь. Роман вернулся раньше обычного, в дверях показалось его удивленное лицо.
— О, Галина Сергеевна! Кирилл! — он радостно улыбнулся. — Какие гости!
— Ромочка, сынок! — Тамара Ивановна вскочила. — Иди, иди, садись! Мы тут с Галей советуемся... насчет квартиры.
Роман присел рядом с матерью, взял печенье. Софья смотрела на него и вдруг поняла, что видит совершенно чужого человека. Этот мужчина с отекшим лицом, в затертых джинсах, который сейчас с набитым ртом кивает, слушая, как его мать и троюродная тетка обсуждают, как лучше лишить его жену наследства...
— Знаешь, Рома, я бы на твоем месте подумал о будущем, — Кирилл наконец отложил телефон. — У меня свояк юристом работает. Он говорит, нужно брачный договор заключать. Чтобы потом не было претензий к имуществу семьи.
— Да мы женаты уже шесть лет, — Роман неуверенно хмыкнул. — Какой договор?
— Никогда не поздно! — Галина подалась вперед. — Тома, дорогая, я серьезно говорю — оформи квартиру на Рому, но с условием, что при разводе она остается за ним. Или вообще дарственную сделай на племянника. На Кирюшу. Он же родная кровь!
Повисла тяжелая пауза. Софья медленно поднялась с дивана.
— Извините, — она посмотрела на Галину, потом на Тамару Ивановну. — Я должна кое-что вам сказать. Завтра я уезжаю в Санкт-Петербург. На собеседование. Если меня возьмут — а меня возьмут — я остаюсь там жить.
Роман уронил печенье на пол.
— Что? — он вскочил, опрокинув чашку. Чай растекся по столу темным пятном, но никто не обратил внимания. — Ты... куда?
— В Санкт-Петербург, — Софья говорила медленно, отчеканивая каждое слово. — Меня пригласили на должность управляющей филиалом крупной компании. Зарплата сто восемьдесят тысяч, служебная квартира, соцпакет. Я подумала и решила — еду.
Тамара Ивановна открыла рот, но не издала ни звука. Галина откинулась на спинку дивана, скрестив руки на груди — в ее глазах мелькнуло что-то похожее на уважение.
— Соня, ты о чем вообще? — Роман шагнул к ней. — Какой Питер? Мы же семья!
— Семья? — Софья усмехнулась. — Рома, за шесть лет совместной жизни ты ни разу не заступился за меня перед своей матерью. Ни разу. Ты позволял ей унижать меня, называть выскочкой, обвинять в корыстных планах. Ты молчал, когда она говорила, что я ничего не заслуживаю, что я приехала сюда ни с чем.
— Мама переживает, она старый человек... — начал было Роман.
— Мне пятьдесят восемь! — возмутилась Тамара Ивановна, найдя наконец голос. — Какой старый человек!
— Вот именно, — Софья взглянула на свекровь. — Вы в полном здравии, активная, энергичная. Но вам удобно играть роль немощной старушки, которую обижает злая невестка. Знаете что? Играйте дальше. Без меня.
— Ты не можешь просто так взять и уехать! — Роман побагровел. — А как же я?!
Софья достала из кармана халата телефон, открыла банковское приложение, повернула экран к мужу.
— Видишь эту сумму? Триста двадцать семь тысяч рублей. Это я копила последние три года. Откладывала с каждой зарплаты, экономила на всем. Знаешь, зачем? Мечтала, что мы снимем наконец отдельное жилье. Что начнем жить своей жизнью, нормальной семьей. Я ждала, когда ты сам предложишь съехать. Ждала три года, Рома.
В комнате стояла такая тишина, что слышно было, как за окном проехала машина.
— Почему ты мне не говорила? — голос Романа дрогнул.
— Говорила. Много раз. Ты отвечал: "Потом", "Не сейчас", "У мамы здоровье плохое", "Зачем переплачивать за аренду". А потом я поняла — ты не хочешь. Тебе удобно здесь. Мама готовит, стирает, я убираю, плачу за продукты. Тебе просто удобно.
Кирилл присвистнул, и Галина одернула его локтем.
— Софья, милая, — Тамара Ивановна поднялась с кресла, и в голосе ее впервые прозвучали растерянные нотки. — Ну зачем же так... Я, может, горячая, могу сгоряча что-то сказать... Но мы же не чужие!
— Не чужие? — Софья прошла к окну, посмотрела на вечерний город. Где-то там, за этими крышами, за сотнями километров был другой город, другая жизнь, где никто не будет называть ее выскочкой, где она не будет чувствовать себя прислугой в собственной семье. — Знаете, что я поняла за эти дни? Я чужая здесь. Всегда была чужой. Для вас я не Софья, не человек с мечтами и чувствами. Я просто удобная девочка, которая работает, убирает и молчит.
— Это несправедливо! — Роман сжал кулаки. — Я люблю тебя!
Софья обернулась, посмотрела на мужа долгим взглядом.
— Знаешь, в чем разница между любовью и привычкой? Любовь защищает. Любовь поддерживает. Любовь стоит рядом, даже когда трудно. А привычка... Привычка просто есть. Как старое кресло, в которое садишься каждый вечер. Удобно, не напрягает. Ты привык ко мне, Рома. Но это не любовь.
Она прошла мимо застывших гостей к выходу из гостиной, остановилась в дверях.
— Вы можете спокойно оформлять квартиру на кого угодно. На Романа, на Кирилла, на приют для бездомных котов. Мне все равно. Я больше не участвую в этой игре.
Через две недели Софья стояла в пустой квартире-студии на седьмом этаже дома в Московском районе Питера. За окном плыли серые облака над серыми крышами, где-то внизу гудел трамвай. Квартира была маленькой — всего двадцать восемь квадратов. Но она была ее. Служебной, съемной, временной — но ее.
Телефон разрывался от звонков Романа последние дни. Сначала он требовал вернуться, потом умолял, потом писал длинные сообщения о том, как он понял, что был неправ, как хочет измениться. Софья не отвечала.
Вчера позвонила неожиданно Тамара Ивановна. Голос был хриплым, будто она плакала.
— Софьюшка... Я много думала... Может, и правда была с тобой несправедлива...
Софья молчала, слушая сбивчивые извинения. А потом тихо сказала:
— Знаете, что самое странное? Я не злюсь на вас. Совсем. Даже благодарна. Если бы не та ссора, не ваши слова про выскочку — я бы так и жила дальше, терпела, надеялась. Вы помогли мне понять одну важную вещь. Нельзя жить чужой жизнью. Нельзя доказывать свою ценность тем, кто изначально не хочет ее видеть.
На столе лежало свидетельство о браке. Завтра она отнесет его в юридическую контору — подавать на развод. Без скандалов, без дележа имущества. Просто закрыть эту главу и начать новую.
Софья подошла к окну, распахнула его. Ворвался холодный ветер с Финского залива, принес запах дождя и свободы. Где-то далеко, на том конце города, начиналась ее новая работа. Завтра первый день — знакомство с коллективом, планерка, погружение в проекты.
Страшно? Да. Одиноко? Тоже да.
Но впервые за шесть лет она чувствовала себя живой. Не невидимой прислугой, не удобной женой, не выскочкой, которая посмела хотеть большего.
Собой. Просто собой.
Софья улыбнулась своему отражению в темном стекле окна и подумала: иногда нужно потерять всё, чтобы найти главное — себя.