Дарья Десса. "Игра на повышение". Роман
Глава 107
– Я попыталась объяснить ему, что стейк – это не ядерная физика, что нужно ориентироваться на цвет, на запах, на ощущение под пальцами. Я даже показала ему видео! Но он был непреклонен. Стоял над сковородкой с секундомером и командовал, как дирижер в оркестре, где все инструменты – это время и температура: «Минута сорок пять! Минута пятьдесят! Две минуты! Переворачивай!» Его глаза горели каким-то научным азартом, будто он вот-вот откроет формулу идеального мяса.
– И что в итоге? – поинтересовалась я насмешливо.
– В итоге, – Снежана сделала паузу, отпив глоток воды, – мы получили два куска. Один – абсолютно сырой внутри, холодный, потому что сковородка была недостаточно горячей, а он не дал ей нормально раскалиться, строго следуя инструкции из интернета. А второй – сгоревший снаружи, с черной, горькой коркой, потому что он так нервничал, что забыл уменьшить огонь, когда мясо начало дымить. Запах был такой противный, просто ужас!
– И вы это ели? – поразилась я.
– Он съел, – сказала Снежана. – С каменным лицом и даже не поморщился. Сказал только: «Это был интересный эксперимент. Мы учтем ошибки в следующий раз. Нужно ввести поправочный коэффициент на мощность плиты». А я на это ответила, что мне срочно нужно уехать. Больше мы не встречались.
Я смеялась так громко, что на нас недовольно посмотрел мужчина из соседнего ряда, который никак не мог привыкнуть к нашей болтовне.
– Снежик, это гениально! «Две минуты! Переворачивай!» И «поправочный коэффициент»!
– Он, в целом, хороший человек, – сказала Снежана, – очень надежный. Но его педантичность убивала в наших отношениях всё живое, превращала радость жизни в таблицу. Я поняла, что не смогу жить с тем, кто будет измерять нашу любовь секундомером, высчитывая идеальное время для объятий и… прочего.
– И прочего?
– Ну да. Он во время… – Снежик перешла на шёпот. – В общем, когда мы с ним… ну вы понимаете, то он… считал.
– Что считал?
– Ну, эти, фрикции.
– Телодвижения? Чьи? Твои или свои? – поразилась я услышанному. Никогда не доводилось узнавать о подобном поведении. Похоже, клиника.
– Свои.
– Зачем?!
– Высчитывал оптимальное количество.
– Не поняла.
Снежана окончательно смутилась.
– Я потом спросила, он ответил: мол, надо понять, сколько движений надо сделать до достижения мной… пика удовольствия.
Я подняла брови. Кажется, у ее избранника не все дома.
– И что?
– Ничего хорошего. Пришлось симулировать, чтобы он не измучился в конец, – произнесла Снежана и хихикнула, прикрыв рот ладонью. Да уж, фразочка у нее вышла забавная. – Мне очень хотелось ему сказать, что всё это чушь несусветная, но… сдержалась.
– Я бы прямо выдала.
– Нет. Зачем? Он слишком погружён во всё это. Я сообщила, что у меня срочная командировка, а когда вернусь не знаю. И еще наврала, что там, куда еду, не работает сотовая связь. Думаю, он прекрасно всё понял.
– Не проще было сказать, что вы расстаётесь?
– Не знаю, в тот момент мой вариант показался лучшим. Хотя вы, наверное, правы.
Я снова улыбнулась, чувствуя, как уходит напряжение последних недель. Снежана была неподражаема. Её история меня изрядно позабавила, а еще показала, что за маской идеального помощника скрывается живой человек, который тоже ищет счастья, но не готов променять его на «структуру белка».
– Спасибо, Снежик, – сказала я, прикрывая глаза. – Это было... очень познавательно. И очень вовремя.
– Рада, Алина Дмитриевна, – ответила она.
– Послушай, Снежик, давай в неофициальной обстановке будем на «ты», как две подруги, ладно? – предложила я.
Помощница улыбнулась. Кажется, она давно и сама этого же хотела, только боялась предложить.
– С радостью! – ответила.
– Вот и чудесно, потому что…
– Вы замолчите когда-нибудь?! – послышался слева от меня неприятный голос, пахнуло перегаром. – Достали уже трепаться. Ля-ля, тополя!
Я замерла, медленно повернула голову в ту сторону.
– Это вы нам?
– Вам, вам, – кивнул толстый мужик, которому мы постоянно мешали. – Достали уже. Блеете, как две козы!
Лучше бы он молчал. А если бы рот раскрывал, то говорил вежливо. Но хамства никому и никогда не прощаю. Хотела было сказать ему парочку крепких, из детдомовского прошлого, выражений, которым меня Негодяев научил, но ощутила, как Снежана положила мне ладонь на предплечье:
– Алина, не обращайте внимания. Гражданин просто выпил слишком много. Он не в себе.
Я мгновенно успокоилась и отвернулась от пьяной физиономии. Помощница права. Незачем себя растрачивать на всяких там. Стала смотреть в иллюминатор. Под нами простиралось ночное небо, усыпанное редкими огнями. Где-то там, внизу, был Лондон – огромный, шумный, непредсказуемый. А еще дальше – Квебек. И моя мать.
Переключив на неё мысли, я подумала, что на самом деле понятия не имею, что она мне скажет, как отреагирует на появление. Но что проку гадать, если всё произойдёт так, как случится? И здесь не угадаешь, чужая душа – потёмки. Закрыла глаза. Да, потёмки. У некоторых – вообще мрак кромешный. У Орловского. Даже интересно стало: если он считает моего отца таким преступником, то почему не уволится? «Кровавые деньги» в виде зарплаты получать не противно? Спросила бы у Романа это сама, да время неподходящее. Вот когда вернусь, может, и поинтересуюсь. «Если он к тому времени еще будет в «Проспекте» работать», – подумалось вдруг. Что ж, как судьба распорядится. Я гоняться за Орловским определённо не стану. Надоели эти его непредсказуемые финты ушами.
Самолет начал снижение, пробиваясь сквозь облака. Лондон. Следующая остановка на пути к моей новой, неизвестной жизни. Шасси пружинисто коснулись земли, мягкий толчок прошел по всему фюзеляжу. Лайнер подпрыгнул мячиком, затем снова опустился на точки опоры, двигатели зарычали, всё загудело, завибрировало. Вскоре шум пошёл на спад, затем стало совсем тихо, и спустя несколько минут мы приземлились.
Столица Великобритании встретила нас влажной прохладой и гулом аэропорта, который уже проникал сквозь герметичные стены салона. Снежана, как всегда, была готова первой. Она достала изящный кожаный рюкзак и аккуратно застегнула его.
– Алина, наш транзит через шесть часов. Есть время на чашку настоящего английского чая. И безо всякого секундомера, – сказала она, и в ее глазах мелькнула какая-то странная задоринка. Я подняла брови. Что это с помощницей моей случилось?
Всё прояснилось несколько мгновений спустя, когда Снежана «совершенно случайно, ах, Боже мой, простите-извините» уронила тому наглому пьяному мужику прямо на залысину, покрывающую большую часть головы, стакан с апельсиновым соком. Тем самым, что остался недопитым, и стюардесса могла бы его унести, если бы моя помощница, хитрюжка такая, не спрятала его, чтобы за меня отомстить. Мужик взвился, заорал, завизжал, но было поздно. Мы с улыбками прошагали к выходу, оставив хама вытираться салфетками, ругая нас на чём свет стоит.
– Отличная работа, – похвалила я Снежану, когда шли по переходу из самолёта в здание аэропорта. – Лучше бы горячий кофе, конечно. Но так тоже неплохо.
Она хихикнула в ответ. Оставшееся до трансатлантического перелёта время мы провели, прогуливаясь по местным магазинчикам, сидя в кафе. Был соблазн посетить сам город, но пока доберёшься до него, пока обратно, – так можно и на рейс опоздать, а потом снова торчать в Хитроу совершенно не хотелось. Пришлось от идеи увидеть Лондон отказаться. Да и не скажу, чтобы он мне слишком нравился. Туманный, влажный. Как Санкт-Петербург, наверное, но наш город мне, понятное дело, ближе и приятнее, чем этот мегаполис, который к тому же, как губка, впитывает в себя весь человеческий навоз, который удирает из России, напакостив в ней, чтобы иметь возможность делать это с Британских островов.
В назначенное время мы снова поднялись на борт авиалайнера. Опять бизнес-класс. Кресла-кровати, идеальная тишина и ощущение полной изоляции от мира. Я сразу же уснула, как только самолет набрал высоту. Сон был глубоким, без сновидений. Очнулась через несколько часов, когда бортпроводник принес завтрак.
– Как спалось? – спросила Снежана. Она уже сидела с планшетом, но тут же отложила его.
– Отлично. Мне кажется, я впервые за долгое время по-настоящему отдохнула.
– Это хорошо. Вам понадобятся силы.
Позавтракали. За окном было светло. Мы летели на огромной высоте, где мир казался чистым и нетронутым. Облака внизу напоминали взбитые сливки, а солнце сияло так ярко, что приходилось щуриться.
– Снежик, – я снова решила заговорить о личном. – А что ты делаешь, когда не работаешь? У тебя есть хобби?
Она улыбнулась. Это была редкая, искренняя улыбка. Она словно сбросила маску идеального ассистента.
– Конечно есть. Я занимаюсь бальными танцами.
– Что? – я была поражена. – Ты? Бальные танцы?
– Да. Латиноамериканская программа. Ча-ча-ча, самба, румба. Все, что требует огня и эмоций.
– Невероятно, – я не могла сдержать удивления. – Ты такая... строгая. Воплощение порядка и логики. А тут – страсть, ритм. Ну, я хочу сказать, что порой и у тебя случаются эмоциональные проявления…
– Всегда нужно иметь что-то, что позволяет выпустить пар. Иначе можно сойти с ума от цифр и отчетов. Это моя личная перезагрузка. Мой способ не превратиться в таблицу.
– И ты выступаешь?
– Иногда. На любительских конкурсах.
– А мужчины? Тот, с секундомером, он танцевал?
– Нет, – она рассмеялась. – Он считал, что танцы – это пустая трата времени. Предпочитал шахматы. Говорил, что в танцах нет стратегии, только хаос.
– Ну, конечно, – я покачала головой. – Шахматы. Чем бы еще ему заниматься в свободное время?
– Но я встречалась с одним партнером по танцам, – сказала Снежана. – И вот тут начинается анекдот.
Я приготовилась слушать.
– Он был… очень эмоциональный. Полная противоположность «секундомеру». Жил чувствами, а не графиками. Профессиональный танцор, но зарабатывает на жизнь тем, что преподаёт и даёт частные уроки. И еще очень, очень ревнивый.
– Ревнивый? К кому? К твоему секундомеру?
– К моей работе. Он считал, что я слишком много времени уделяю вам и Владимиру Кирилловичу. Называл вас «олигархами» и постоянно спрашивал, почему я не могу просто «взять отпуск на год и пожить для себя».
– О, как мило, – усмехнулась я.
– И вот, однажды, мы должны были выступать на конкурсе. Это был очень важный для него момент. Он мечтал о первом месте в этой категории. Мы тренировались несколько месяцев. И за день до конкурса мне позвонила Гиена и от имени Леднёва попросила срочно подготовить отчет для встречи с китайскими партнерами. Это было очень важно.
– И ты, конечно, села за отчет.
– Разумеется. Я просидела всю ночь. Сделала три чашки кофе и нашла ошибку в расчетах по хеджированию рисков. Утром, когда приехала на конкурс, была, мягко говоря, не в форме и чувствовала себя, как будто меня пропустили через центрифугу.
– И что?
– Мы начали танцевать. Румбу. Это танец любви и страсти, а я была, как робот. Мой партнер, он же мой парень, начал нервничать. Пытался меня растормошить, сжимал руку, посылал гневные взгляды, но я не могла. В голове были только цифры и проценты. Прокручивала в уме формулу дисконтирования.
– И что он сделал?
– Остановился посреди танца прямо на паркете и сказал: «Снежана! Какого чёрта происходит?! Ты танцуешь, как будто подписываешь договор! Где страсть? Где огонь? Ты – лед! Ты – калькулятор в юбке!»
– Огонь, – я с улыбкой представила себе Снежану, подписывающую договор румбой.
– А я, – продолжила она, – посмотрела на него и сказала: «Извини, не могу. Я только что поняла, в отчете ошибка в расчетах. Там неверно указана ставка НДС для экспортных операций. Мне надо срочно позвонить».
– Ты это сказала посреди румбы?
– Да. И ушла с паркета. Даже не стала переодеваться, просто схватила телефон. Мой партнёр остался стоять один, посреди зала, в костюме. Потом побежал за мной. В ярости кричал, что я разрушила его карьеру, я – бездушный робот и люблю только работу, променяла его и нашу мечту на «какие-то глупые бумажки».
– И что ты?
– Позвонила Гиене, попросила её исправить ошибку, прежде чем она отправит отчет Владимиру Кирилловичу. Потом вернулась и сказала ему: «Извини, но моя работа важнее твоей румбы».
– И что он?
– Ушел. Сказал, что я не создана для любви и никогда не пойму, что такое настоящая страсть.
Я снова рассмеялась.
– Снежик, ты – мой герой. Выбрала отчет вместо румбы. Это так... по-нашему.
– Просто расставила приоритеты. К тому же поняла, что не могу быть с человеком, который не уважает мою работу. Он хотел, чтобы выбрала его мир, а я не могла отказаться от своего.
– А ты не жалеешь?
– Нет. Мне нравится танцевать. Но работа еще больше. По крайней мере, цифры не умеют орать посреди танцпола.
Я улыбнулась.
– Снежик, ты невероятная. Идеальный механизм, который иногда позволяет себе немного страсти. Но только в строго отведенное для этого время.
Снежана пожала плечами, её лицо снова стало спокойным.
– Эмоции – это переменная. Они в бизнесе должны быть минимальными. В танцах уместными, но в жизни – опасны.
Я посмотрела на нее и поняла, что помощница абсолютно права.