Вечер был тихим, словно зима задержала своё морозное дыхание. Воздух пронизывали тонкие, почти невесомые кристаллики инея, а под ногами мягко хрустел снег. Мария неспешно шла домой, наслаждаясь этим хрупким покоем. Тёплые огни в окнах домов манили обещанием уюта, там, за занавесками, наверняка пахло выпечкой, звучали приглушённые голоса и смех, мерцали огоньки гирлянд.
В сумке приятно оттягивала руку новая книга по гербологии, она пахла типографской краской и сулила множество открытий. Валентина Сергеевна настоятельно рекомендовала полистать её к завтрашнему занятию со стихиями, и Мария мысленно прокручивала ключевые тезисы, прикидывая, какие эксперименты можно будет провести.
Рядом величественно шествовала Луна. Её белая шерсть призрачно светилась в сгущающихся сумерках, словно маленькая луна на земле. Кошка двигалась с неторопливой грацией, время от времени останавливаясь, чтобы принюхаться к следам.
В груди у Марии было тепло и спокойно, редкое, драгоценное чувство, которое она начала по‑настоящему ценить лишь недавно. После долгих месяцев сомнений, неудач и робких проб она наконец ощутила, что встаёт на свой путь. Что магия, не просто слова из старых книг, а живая сила, текущая сквозь неё.
Но это хрупкое спокойствие было безжалостно нарушено, как только они повернули за угол и увидели свой подъезд.
У входа, небрежно прислонившись к шершавой бетонной стене, стоял человек. Высокий, в дорогом, нарочито небрежно наброшенном пальто, с безупречной стрижкой и тем усталым, немного скучающим выражением лица, которое когда‑то казалось ей верхом утончённости и мужественности.
Виктор.
Мария замерла на месте, будто вросла в асфальт. В ушах зазвенело, мир поплыл, а желудок сжался в комок. Все долгие месяцы пустоты, боли, ночей, проплаканных в подушку, и горького самоуничижения нахлынули на неё удушающей волной, смывая все недавние победы и обретённое равновесие.
«Он… Зачем он здесь? — пронеслось в голове. — Неужели не всё кончено?…»
Луна, шедшая рядом, замерла, а затем издала звук, которого Мария никогда прежде от неё не слышала: низкое, свистящее, исходящее из глотки шипение, полное такой чистой ненависти, что по коже моментально побежали мурашки. Кошка встала в напряжённую оборонительную позу: спина выгнулась дугой, шерсть на загривке и вдоль хребта встала дыбом, хвост превратился в пушистую, угрожающую трубу. Голубые глаза сузились до двух ледяных щелочек, уставленных на Виктора с такой злобой, что, казалось, могли прожечь в нём дыру.
Виктор заметил их и медленно, с показной небрежностью выпрямился. На его измученном лице появилась слащавая, подобострастная улыбка, та самая, которая когда‑то могла растопить её сердце, а теперь казалась отвратительной маской.
— Машенька, — его голос прозвучал нарочито мягко, с подобранной нотой искусственной грусти. — Как же я рад тебя видеть…
Язык прилип к небу, став ватным и тяжёлым. Мария не могла пошевелиться, не могла выдавить ни звука. На мгновение она снова превратилась в забитую, потерянную женщину, которой он когда‑то с лёгкостью разбил сердце.
— Я… — она попыталась что‑то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый, беспомощный выдох.
И тогда она взглянула. Не глазами испуганной женщины, а своим новым зрением Хранительницы.
То, что она увидела, заставило кровь буквально застыть в жилах.
Вокруг Виктора не было привычной человеческой ауры, ни тёплой, как у Ильи, ни сложной, многослойной, как у Валентины Сергеевны. Вместо неё клубился тёмный, густой ореол, напоминающий нефтяную плёнку на поверхности воды. От этого ядовитого облака тянулись тонкие, похожие на паразитические щупальца нити. Они бессознательно, но настойчиво цеплялись за всё живое вокруг: за чахлый куст сирени у подъезда, за пробегавшую мимо дворовую кошку, за неё саму.
Эти энергетические щупальца жадно пытались присосаться, высосать энергию, жизненную силу, радость.
Это была энергия вампира. Не мифического, а самого что ни на есть реального, питающегося чужими эмоциями.
И сейчас он был голоден.
Очень.
Его улыбка стала чуть шире, слаще, когда он увидел её испуг и оцепенение.
— Я знаю, я появился неожиданно. Прости. Просто… не мог больше терпеть. Слишком много думал о тебе. О нас. О своих ошибках.
Слова были подобраны, как ключики к старым, плохо затянувшимся ранам в её душе. Но за ними она увидела не раскаяние и тоску, а хищный расчёт. Его энергетические «щупальца» потянулись к ней с новой силой, пытаясь обвить её ауру, присосаться к страху, неуверенности, к этой внезапно вернувшейся слабости.
Но что‑то внутри неё зацепилось, не позволив сорваться в пропасть. Глубоко внутри, под грудой старого страха, лежало новое знание. Знание о том, кто она.
Хранительница.
Ведьма.
Та, что может повелевать стихиями и прогонять Тени.
Она сделала резкий шаг назад, разрывая невидимый, но осязаемый энергетический контакт.
— Уходи, Виктор, — сказала она, и её голос, хоть и тихий, уже не дрожал.
Его улыбка сползла с лица, сменившись на мгновение ничем не прикрытым удивлением, а затем быстрым, как вспышка, раздражением.
— Маш, давай не будем упрямиться. Поговорим, как взрослые, цивилизованные люди. Я осознал, что был неправ. Чёртовски неправ. Я скучаю по тебе.
— Я сказала, уходи, — повторила она, и на этот раз в голосе явственно прозвучала сталь.
Мысленно, почти рефлекторно, она возвела вокруг себя щит которому научилась у Валентины Сергеевны. Щит из слоёного света и воли, непроницаемый для чужих, враждебных влияний.
Щупальца его тёмной энергии упёрлись в невидимую преграду и отскочили, словно обожжённые. Виктор непроизвольно моргнул, и на его лице промелькнуло что‑то похожее на недоумение, будто он физически почувствовал отпор.
В этот момент Луна, не выдержав пассивной роли, бросилась вперёд. Она не нападала, но встала барьером между Марией и Виктором, выгнув спину и продолжая шипеть, как разъярённая кобра. Её голубые глаза, полные ярости, были прикованы к нему, не отрываясь ни на секунду.
Виктор перевёл взгляд с кошки на Марию, затем снова на кошку. На его лице проступила смесь раздражения и растерянности. Он сделал шаг назад, потом ещё один.
— Это твой... питомец? — его голос снова стал гладким и бархатным, но в самых его глубинах зазвучали ядовитые нотки. — Мило. Ну что ж, ладно. Я понял. Ты пока не готова меня выслушать. Но я не сдамся так просто, Машенька. Ты слишком много для меня значишь. Слишком много.
Он медленно повернулся и так же неспешно пошел прочь, оставив за собой в воздухе тяжелый шлейф вампирской энергии. Мария стояла, обессиленно опираясь о холодную стену подъезда, и пыталась отдышаться, выгнать из легких отравленный воздух, что принес с собой Виктор. Руки ее мелко дрожали, но внутри бушевала уже не паника, а гнев.
И страх, да.
«Он не человек, — пронеслось в голове. — Он монстр. Голодный монстр, почуявший мой свет».
Луна, успокоившись, подошла ближе. Её ритмичное мурлыканье пробивалось сквозь шум в ушах, разгоняя остатки скверны. Кошка тёрлась о ноги Марии, поднимала морду, заглядывала в глаза, будто проверяла, всё ли в порядке.
Мария опустилась на корточки, зарылась лицом в мягкую шерсть. Запах кошки вернул её к реальности.
— Луна, ты не побоялась дать отпор, — прошептала она, чувствуя, как кошачье мурлыканье успокаивает бешеное сердцебиение.
В голове прозвучал тихий, почти неслышный ответ:
«Он голоден. И он почуял твой свет и возросшую силу. Теперь ты для него самый желанный пир. Будь осторожна, Хранительница. Охота только началась».
Мария подняла голову.
Снег продолжал падать, укрывая мир белым покрывалом, но она уже не видела этой безмятежной красоты. Вдали, там, где растворился силуэт Виктора, ей чудился тёмный след, словно прореха в ткани.
Её пальцы сжались в кулаки. Страх ещё жил под сердцем, холодной змеёй, свернувшейся в ожидании момента, чтобы ужалить. Но его уже вытесняла решимость.
«Он думал, что вернётся к той же запуганной, одинокой женщине, которую когда‑то бросил, — подумала Мария. — Но он ошибся».