Марина Петровна сидела в небольшом кафе на Тверской и методично размешивала сахар в кофе, который давно остыл. Напротив неё устроилась её давняя подруга Лидия, с любопытством разглядывавшая собеседницу. Марина выглядела растерянной — непривычное состояние для женщины, которая всю жизнь держала всё под контролем.
— Он отписал ВСЁ невестке: дом, счета, даже какую-то квартиру в городе, — жаловалась свекровь подруге на своего отца. — Представляешь? Моему родному отцу семьдесят восемь лет, а он взял и подарил этой... этой Дане всё, что копил годами!
Лидия покачала головой:
— Может, у него с головой что-то? В таком возрасте всякое бывает.
— ДА НЕТ ЖЕ! — Марина стукнула ладонью по столу. — Он в здравом уме и твёрдой памяти. Нотариус это подтвердил и свидетели. Отец сказал, что это его решение, и точка. Что я, видите ли, довела девчонку до нервного срыва, когда та родила.
— А что случилось-то?
Марина поджала губы:
— Ничего особенного. Я просто высказала своё мнение о том, как правильно воспитывать ребёнка. Она же молодая, неопытная, откуда ей знать? А эта неблагодарная взяла и пожаловалась моему отцу! Представляешь наглость?
В это время в их собственной квартире на Пресне Дана укачивала трёхмесячного сына. Малыш только что поел и теперь сладко посапывал у неё на руках. Женщина осторожно переложила младенца в кроватку и вышла на кухню, где за ноутбуком работал её муж Савва.
— Опять не спишь? — спросила она, наливая себе воды.
Савва поднял голову:
— Дело горит. Надо закончить к понедельнику.
Дана села напротив мужа:
— Савв, нам надо поговорить о твоей матери.
— Опять? — он раздражённо закрыл ноутбук. — Дан, ну что ты накручиваешь? Мама просто беспокоится о внуке.
— Беспокоится? — Дана усмехнулась. — Она вчера заявила, что я морю ребёнка голодом, потому что кормлю грудью по требованию, а не по часам, как она считает правильным. При этом Тимофей набирает вес даже больше нормы!
— Ну, перегибает немного. Что поделать, старая школа.
— СТАРАЯ ШКОЛА? — голос Даны дрогнул. — Она каждый день приходит и рассказывает, что я всё делаю неправильно! Что я плохая мать, плохая жена, плохая хозяйка! Савва, я больше так не могу!
— Да брось, она же не со зла. Просто хочет помочь.
Дана встала из-за стола:
— Помочь? Твоя мать довела меня до того, что я боюсь оставаться с ней наедине! Знаешь, что она вчера сказала? Что такие, как я, не достойны рожать детей! Что я испорчу Тимофея своей мягкотелостью! И вообще сомневается, что ребёнок твой.
— Она так не говорила, — Савва отмахнулся. — Ты всё преувеличиваешь из-за послеродовой депрессии.
— У меня НЕТ депрессии! — Дана сжала кулаки. — У меня есть свекровь, которая методично уничтожает мою самооценку! И муж, который этого не замечает!
В этот момент в дверь позвонили. Дана пошла открывать и увидела на пороге Григория Павловича — отца Марины Петровны. Высокий, несмотря на возраст, старик с проницательными карими глазами и седой аккуратной бородой.
— Здравствуй, Даночка, — он тепло улыбнулся. — Можно к вам?
— Конечно, Григорий Павлович, проходите.
Старик прошёл в квартиру, кивнул Савве:
— И тебе здравствуй, внучок. Мне нужно поговорить с вами обоими. Есть важное дело.
***
Григорий Павлович устроился в кресле, достал из внутреннего кармана пиджака документы и положил её на журнальный столик. Савва с недоумением переводил взгляд с деда на жену.
— Дед, что-то случилось? — спросил он.
Старик откашлялся:
— Случилось, Савва. И давно уже происходит, только ты не хочешь этого видеть. Я наблюдаю, как моя дочь изводит твою жену, и больше не намерен это терпеть.
— Дедушка, мама просто...
— МОЛЧИ! — рявкнул Григорий Павлович так, что Савва вздрогнул. — Я тебе не дедушка в этом разговоре, я человек, который видит несправедливость и собирается её исправить. Твоя мать — моя дочь, и я знаю её лучше, чем кто-либо. Она всегда была властной, жестокой и эгоистичной. Я надеялся, что с возрастом это пройдёт, но стало только хуже.
Дана сидела, опустив глаза, не зная, что сказать. Григорий Павлович повернулся к ней:
— Даночка, подними голову. Тебе не в чем себя упрекнуть. Ты прекрасная мать и замечательная женщина. То, что делает с тобой Марина — это психологическое насилие, чистой воды издевательство.
— Дед, это слишком сильно сказано... — попытался вставить Савва.
— Это правда сказано! Вчера я специально пришёл днём, когда тебя не было. Хотел своими ушами услышать, что моя дочь говорит невестке. И знаешь что? Я был в шоке! Она назвала Дану неполноценной, сказала, что та не способна воспитать нормального ребёнка, что она позор для вашей семьи! Что она уродина, что тряпка, что ничтожество. Список весьма длинный.
— Мама так не могла сказать...
— МОГЛА И СКАЗАЛА! — старик стукнул кулаком по подлокотнику. — И это не первый раз! Даночка, сколько ты уже это терпишь?
Дана тихо ответила:
— Полтора года. С тех пор, как мы поженились.
— Полтора года... — Григорий Павлович покачал головой. — И стало хуже, когда родился Тимофей?
— Да. Она приходит каждый день и... — голос Даны задрожал. — Она говорит, что я никчёмная мать, что не умею ухаживать за ребёнком, что из-за меня он вырастет слабаком и неудачником. Что Савва заслуживал лучшей жены... И вообще уже не раз в открытую заявляла, что сомневается от кого я родила.
— Почему ты мне не говорила? — растерянно спросил Савва.
— ГОВОРИЛА! — вспыхнула Дана. — Сотни раз говорила! Но ты всегда защищал свою мать! Говорил, что я преувеличиваю, что у меня гормоны, что мама желает нам добра! А теперь у тебя новая фишка, мол у меня послеродовая депрессия. Как мило.
Григорий Павлович открыл папку:
— Именно поэтому я принял решение. Дана, я переписываю на тебя свой дом в Подмосковье, квартиру в Москве и все свои сбережения. Вот документы, осталось только твоя подпись.
— ЧТО?! — Савва вскочил с дивана. — Дед, ты с ума сошёл?
— Я в здравом уме, внучок. Более того, я уже поговорил с нотариусом, всё законно. Это дарственные. И есть одно условие — Марина не должна иметь никакого доступа к этому имуществу. Ни под каким предлогом.
— Григорий Павлович, я не могу это принять, — Дана была ошеломлена. — Это слишком...
— Можешь и примешь. Это моё решение. Я хочу, чтобы у тебя была финансовая независимость. Чтобы ты не терпела унижения из страха остаться без крыши над головой. Моя дочь использует вашу финансовую зависимость от неё — она же помогала вам с покупкой этой квартиры, я знаю. И постоянно об этом напоминает, да? И постоянно лезет? Я прав?
Дана кивнула.
— Это несправедливо по отношению к маме! — возмутился Савва.
— Несправедливо? — старик усмехнулся. — А то, что она делает с твоей женой — справедливо? Савва, открой глаза! Твоя мать — тиран. Она уничтожает Дану морально, а ты этого не видишь или не хочешь видеть!
— Она моя мать!
— Марина Петровна моя дочь, а Дана — твоя жена и мать твоего сына! Кто для тебя важнее?
Савва молчал. Григорий Павлович встал:
— Даночка, подумай над моим предложением. Документы я оставлю здесь. Моё решение окончательное. Я прожил долгую жизнь и насмотрелся всякого. Но то, что моя собственная дочь превратилась в домашнего тирана — это мой крест и моя вина. Я слишком долго закрывал на это глаза.
***
На следующее утро Марина Петровна ворвалась в квартиру сына. Она даже не позвонила в дверь — воспользовалась своим ключом, который Савва дал ей год назад «на всякий случай».
— ГДЕ ОНА?! — кричала Марина. — Где эта дрянь, которая обработала моего отца?!
Дана вышла из детской с Тимофеем на руках. Ребёнок испуганно заплакал от громкого крика.
— Марина Петровна, пожалуйста, тише. Вы пугаете ребёнка.
— Ах ты... Как ты посмела пожаловаться моему отцу?! Как ты посмела настроить его против меня?!
— Я ничего не делала. Григорий Павлович сам всё увидел и услышал.
— ВРЁШЬ! — Марина подскочила к невестке. — Ты специально всё подстроила! Думаешь, я не понимаю твоей игры? Сначала сына у меня отобрала, теперь отца!
В этот момент из спальни вышел заспанный Савва:
— Мать? Что происходит?
— Что происходит? Твоя жёнушка обвела вокруг пальца моего отца! Он собирается всё ей отписать! ВСЁ! Дом, квартиру, деньги!
— Мам, деда сам так решил...
— Сам? САМ?! Да она его обработала! Плакалась, жаловалась, прикидывалась несчастной!
Тимофей плакал всё громче. Дана прижала его к себе:
— Савва, забери свою мать. Она пугает ребёнка.
— Не смей указывать моему сыну! — взвизгнула Марина. — И вообще, отдай мне внука! Ты не умеешь с ним обращаться!
Она попыталась выхватить ребёнка из рук Даны. Та отступила:
— НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К МОЕМУ СЫНУ!
— Твоему? ТВОЕМУ?! Это мой внук! Мой! И я не позволю такой, как ты, его воспитывать!
— Мам, прекрати! — Савва попытался встать между женщинами.
— Ты ещё и защищаешь её?! После того, как она настроила против меня родного отца?! Савва, очнись! Она манипулирует всеми вами!
Дана передала плачущего сына мужу и повернулась к свекрови:
— Знаете что, Марина Петровна? Я больше не намерена это терпеть. Полтора года вы издеваетесь надо мной. Полтора года унижаете, оскорбляете, уничтожаете морально. Но всему есть предел!
— Ах ты дрянь! Я для вас сделала...
— Что вы сделали? Что?! Превратили мою жизнь в ад! Вы приходите сюда каждый день и говорите, что я никчёмная жена, плохая мать, что я недостойна вашего сына! Вы критикуете всё — как я готовлю, как убираю, как одеваюсь, как дышу!
— Я просто пыталась тебя научить!
— НЕТ! Вы пытались меня сломать! И знаете что? У вас почти получилось! Я дошла до того, что боялась выходить из комнаты, когда вы приходили! Боялась взять собственного сына на руки при вас, потому что вы тут же начинали кричать, что я всё делаю неправильно!
— Савва, ты слышишь, что она говорит о твоей матери?!
Савва укачивал сына и молчал. В его глазах появилось что-то новое — понимание.
— Мам, а ведь Дана права, — тихо сказал он.
— ЧТО?!
— Ты действительно очень жестока к ней. Я просто... не хотел этого видеть. Мне было проще думать, что Дана преувеличивает.
— Савва, опомнись! Это она тебя против меня настраивает!
— Нет, мам. Это я наконец-то открыл глаза. Вспомни, что ты говорила о Дане ещё до свадьбы? Что она охотница за деньгами, что недостойна нашей семьи, что я мог найти лучше! Что она поменяла столько мужиков пока не нырнула ко мне в постель.
— Так и есть! Посмотри на неё — серая мышь из обычной семьи! А ты мог жениться на дочери наших друзей Смирновых! Вот это была бы партия!
— МАМА! — Савва повысил голос. — Дана — моя жена! Мать моего сына! Я люблю её! А ты... ты просто не можешь смириться, что я сделал свой выбор без твоего одобрения!
Марина Петровна побледнела:
— Ты... ты выбираешь её? Эту... вместо родной матери?
— Я выбираю свою семью. Дану и Тимофея. А ты, мама, если хочешь быть частью нашей жизни, должна это принять и извиниться перед Даной.
— Извиниться? Я?! ПЕРЕД НЕЙ?! Да ни за что!
***
Марина Петровна ходила по квартире сына. Её лицо покраснело.
— Вы все сговорились против меня! Все! И отец, и ты, и эта... эта...
— Осторожнее в выражениях, мам, — предупредил Савва, прижимая к себе успокоившегося сына.
— Да как ты смеешь мне указывать?! Я твоя мать! Я тебя родила, воспитала, всю жизнь тебе посвятила!
Дана достала телефон:
— Марина Петровна, если вы сейчас же не покинете нашу квартиру, я вызову полицию.
— Полицию? ПОЛИЦИЮ?! Ах ты мелкая дрянь! Думаешь, запугаешь меня?
— Я не запугиваю. Я защищаю свою семью от агрессивного человека, который вломился в наш дом и устроил скандал.
— Вломилась? У меня есть ключи!
— Которые я у тебя сейчас заберу, — Савва протянул руку. — Давай ключи, мам.
— Савва, ты что, серьёзно?
— Абсолютно серьёзно. Ключи. Немедленно.
Марина Петровна вытащила из сумки связку ключей и швырнула их на пол:
— Подавитесь! Но это вам так не пройдёт! Папа ещё может передумать! Я оспорю эту дарственную! Докажу, что он не в себе!
— Попробуйте, — спокойно сказала Дана. — Григорий Павлович прошёл полное медицинское обследование перед оформлением документов. Заключение психиатра тоже есть. Он полностью дееспособен.
— Ах ты хитрая тварь! Всё продумала, да?!
В этот момент дверь открылась, и в квартиру вошёл Григорий Павлович. Он окинул взглядом дочь, которая стояла посреди комнаты, тяжело дыша от злости.
— Марина, я знал, что ты здесь будешь. Нам нужно поговорить.
— Папа! Папа, скажи им! Скажи, что ты пошутил! Что ты не отдашь всё этой...
— Этой прекрасной женщине, которая, несмотря на твои издевательства, сохранила человеческое достоинство? Отдам, Марина. Уже отдал. Дана подписала документы ещё вчера.
— ЧТО?! Отец, ты не можешь! Это же моё наследство!
— Было твоим. Пока ты не показала своё истинное лицо. Знаешь, Марина, я много лет наблюдал за тобой и надеялся, что ты изменишься. Что станешь добрее, мудрее. Но ты становишься только хуже. Ты превратилась в чудовище, которое отравляет жизнь всем вокруг.
— Пап, как ты можешь так говорить?!
— Могу и буду. Ты довела Дану до нервного срыва! Молодая мама, которая должна наслаждаться материнством, плакала каждый день из-за твоих нападок! Ты называла её никчёмной, неполноценной, недостойной! За что? За то, что она любит твоего сына и родила тебе внука?
— Она не из нашего круга!
— Нашего круга? — Григорий Павлович рассмеялся. — Марина, какого круга? Мы обычные люди! Да, у меня есть деньги, но я их заработал честным трудом, а не получил по наследству! И Дана — прекрасная девушка из хорошей семьи, с высшим образованием, воспитанная и добрая. Чего ещё тебе надо?
— Она манипулятор! Она настроила вас всех против меня!
— Нет, Марина. Это ты настроила всех против себя. Своей жестокостью, эгоизмом и жаждой контроля.
Марина Петровна повернулась к сыну:
— Савва, сынок, неужели ты позволишь так со мной обращаться?
— Мам, ты сама виновата. Я предлагаю тебе извиниться перед Даной и изменить своё поведение. Иначе...
— Иначе что? — вызывающе спросила Марина.
— Иначе ты не увидишь внука. И нас тоже.
— Вы не посмеете!
— Посмеем, — твёрдо сказала Дана. — Я не позволю вам калечить психику моего сына так, как вы пытались искалечить мою. Тимофей будет расти в любви, а не в атмосфере унижений.
Марина Петровна смотрела на них с ненавистью:
— Вы все пожалеете об этом! Все! Особенно ты! — она ткнула пальцем в Дану. — Я найду способ вернуть своё! И тогда ты вылетишь из жизни моего сына, как пробка из бутылки!
— ХВАТИТ! — Савва передал сына Дане и встал между ней и матерью. — Уходи. Сейчас же. И не появляйся здесь, пока не придёшь в себя и не извинишься.
— Савва...
— УХОДИ, Я СКАЗАЛ!
***
Прошло три месяца. Марина Петровна сидела в своей квартире и листала фотографии в телефоне. Вот Савва маленький, вот его первый день в школе, вот выпускной... А вот и свадьба. Она с презрением посмотрела на фото Даны в свадебном платье и удалила его.
За эти месяцы она пыталась всё. Ходила к юристам — те разводили руками, дарственная оформлена идеально. Пыталась поговорить с отцом — Григорий Павлович был непреклонен. Писала Савве — он не отвечал. Даже приходила к их дому.
Жизнь рушилась. Друзья и знакомые шептались за спиной — все уже знали, что Григорий Павлович лишил дочь наследства в пользу невестки. Марина Петровна стала изгоем в своём кругу. Никто не хотел общаться с женщиной, которую собственный отец признал недостойной.
И тут в дверь позвонили. Марина открыла — на пороге стоял курьер с заказным письмом.
— Распишитесь, пожалуйста.
Она расписалась и вскрыла конверт. Внутри было приглашение на первый день рождения Тимофея. Почерк Даны.
«Марина Петровна, приглашаем Вас на празднование первого дня рождения Тимофея. Мы готовы дать Вам ещё один шанс стать частью жизни внука. Но только на наших условиях. Никакой критики, никаких советов, никаких оценок. Просто бабушка, которая любит внука. Если Вы готовы, ждём Вас в субботу в 14:00. Дана и Савва.»
Марина Петровна перечитала письмо несколько раз. Гордость боролась с желанием увидеть внука. Три месяца она не видела Тимофея, не знала, как он растёт, научился ли ходить, какие у него первые слова...
В субботу она стояла у двери квартиры сына с подарком в руках. Палец завис над кнопкой звонка. Гордость кричала: «Уйди! Не унижайся!» Но желание увидеть внука было сильнее.
Она позвонила. Дверь открыла Дана. Она выглядела счастливой — глаза сияли, на лице улыбка.
— Здравствуйте, Марина Петровна. Проходите.
Марина вошла. Квартира была украшена шариками и гирляндами. Из гостиной доносился смех — там уже собрались гости. И тут в коридор выбежал Тимофей. Он уже уверенно ходил, в руке сжимал игрушечного мишку.
— Тима, — позвала Дана. — Это бабушка. Помнишь бабушку?
Малыш спрятался за маму, выглядывая одним глазом.
— Он меня не помнит, — с болью в голосе сказала Марина.
— Три месяца — большой срок для ребёнка, — спокойно ответила Дана. — Но он привыкнет. Если вы будете приходить регулярно и... если будете соблюдать наши правила.
— Дана, я... — Марина запнулась. Слова извинения застряли в горле.
— Не надо, Марина Петровна. Не сейчас. Просто будьте бабушкой. Доброй бабушкой. Тимофею это нужно.
В гостиную вошёл Савва:
— Мама? Ты пришла.
— Савва, сынок, я... я рада тебя видеть.
— Я тоже. Проходи, дедушка уже здесь.
Марина прошла в гостиную. Григорий Павлович сидел в кресле, Тимофей забрался к нему на колени и что-то лепетал, показывая книжку.
***
Марина Петровна почти весь праздник просидела молчком в углу, сжимая кулаки под столом и кусая губы — внутри всё клокотало, а на языке вертелись привычные едкие замечания о том, что торт слишком сладкий, шарики развешаны криво, а на Дане платье сидит мешком, но она заставляла себя молчать, глядя, как Тимофей смеётся, как Савва обнимает жену, как отец с теплотой смотрит на Дану, и никто — НИКТО! — даже не вспомнил про наследство, про дом, про деньги, все просто радовались и веселились, словно она, Марина Петровна, вообще не имеет значения.
Дома, сбросив туфли и рухнув на диван, она вдруг поймала себя на странной мысли: «А за что, собственно, я её так ненавижу? Что она мне сделала?» — и ответа не нашлось, только пустота и глухая обида на то, что сын вырос и выбрал другую женщину, а она, мать, оказалась не нужна.
В это самое время Дана, склонившись над кроваткой, целовала сопящего Тимофея в макушку, потом обернулась к вошедшему Савве, прижалась к его плечу и тихо прошептала:
— Я так счастлива, — и он обнял её крепче.
И в этой маленькой детской было столько любви и тепла, что, казалось, им больше ничего в мире не нужно.
Автор: Елена Стриж © Канал «Рассказы для души от Елены Стриж»