Надо отметить, что нынешняя стратегия национальной безопасности 2021 года, которая обновляется каждые 6 лет, сильно отличается от моделей, предложенных в 1990-е годы. В первую очередь, она отошла от либеральных идей, сместившись в сторону евразийской концепции развития, ориентирующейся на консервативную традиционную точку зрения. После обострения отношений с Украиной и Западными государствами в 2014 году, России пришлось серьезно пересмотреть свою национальную политику. Внешняя агрессия вынудила общество и власть консолидироваться, как это случалось ранее при военных угрозах. Поэтому неспроста защита традиционных ценностей – в 2015 и 2021 году была включена в Стратегию национальной безопасности РФ, как одна из главных концептуальных задач. Фактически это стало новой идеологией России.
Однако отметим, что терминология здесь еще весьма размыта. Из Стратегии не очень понятно, что такое традиционные ценности, какие из них традиционны для России и, главное, как их в реальности защитить. Эти важные выводы пока носят больше декларативный характер.
Тем не менее, на очередную волну русофобии на Украине был дан жесткий и быстрый ответ, возможно впервые за последние 70 лет. При чем сложно понять кто первым проявил инициативу власть или общество? Но согласно той информации, которая была доступна, часто создавалось впечатление, что доведенная до кипения общественность реагировала раньше и агрессивнее, чем нерешительная и острожная власть. В любом случае, их единая позиция привела к тому, что Крым присоединился к Российской Федерации, началось болезненное отделение левобережья Днепра от Украины. Стремление защитить русский мир возникало и в других частях постсоветского пространства. События весны 2014 года назвали «Русской весной», вкладывая в это понятие общий национальный подъем русских, их пробуждение от многолетней спячки. Само ощущение Русского мира, как особого цивилизационного пространства расширилось, выплеснулось за границы Российской федерации и даже за границы СНГ. Где бы не находились русские – теперь они стали представителями русского мира, а не безликими мигрантами, стремящимися раствориться в чужой культуре. Впервые у русских так явно проявилось хоть какое-то подобие национальной гордости и достоинства. Национальная идентичность стала иметь важное значение. В геополитическом плане ситуация тоже изменилась, отступление прекратилось и власть впервые пошла на прямую конфронтацию с Западом, на возврат своего статуса мировой державы. Глобальное движение цивилизационных сил изменило свое направление.
Несомненно, и то, что, заново восприняв себя самостоятельной и мировой цивилизацией, Россия увеличила нагрузку на экономику, растрачивая силы на геополитические издержки, что отразилось на состоянии всего общества. Посмотрим, сможет ли руководство страны сохранить разумный баланс сил: не перегнуть палку, преувеличивая свои реальные возможности, впрочем, как и не преуменьшать их. О результатах говорить пока рано.
Помимо внешних угроз, Россия имеет и внутренние. В последнее время больше всего претензий у общества накопилось к решению внутренних межэтнических проблем, связанных в том числе из-за плохо продуманной миграционной политики. Профилактических действий явно недостаточно, т.к. реакция наступает уже после совершения конфликта. Это похоже на затыкание дыр, а не на предотвращение конфликтов. При этом упрямо повторяется заученный лозунг о том, что Россия многонациональное и многоконфессиональное государство с равными правами для всех. А СМИ продолжают показывать несуществующих в реальности русских нацистов, в виде маргинальных подростков, избивающих нацменов в Москве (например, в сериале «Склифосовский»). Вообще СМИ по исследованиям социологов активно разжигают межэтническую рознь. «В масс-медиа доминирует «язык вражды». Массированную пропаганду нетерпимости, агрессивности и ксенофобии, осуществляемую СМИ, назвали фактором проявления нетерпимости в России 40,9% опрошенных в пяти городах России» [цитата по 1280]. Что такое конфликт между различными этносами и субкультурами – это ответ общества на бездействие власти, когда люди, отчаявшиеся получить помощь от государства, вынуждены сами решать свои проблемы. В таком случае часто нарушаются законы. Но надо понимать, что закон в данном случае нарушает и власть, которая оставляет в опасности своих граждан. Нарастающее количество межэтнических столкновений говорит о том, что эта проблема до сих пор не решена.
Причин такому положению множество. Одна из самых важных – кадровая. В силовых структурах не хватает людей. Зарплаты рядовых сотрудников в них довольно низкие и не привлекательные, что создает почву для коррупции и кадрового голода. При этом многим крупным компаниям экономически выгодно использовать дешевый труд мигрантов. Ими налажены надежные связи с чиновниками по завозу нужного количества людей. С другой стороны, внутренние и внешние враги России используют миграционные проблемы для дестабилизации обстановки в нашей стране, путем наращивания миграционных потоков из стран Средней Азии, формированием из мигрантов исламских террористических организаций. При чем «Из-за жёсткого по отношению к религиозным фундаменталистам законодательства в республиках Центральной Азии происходит их вытеснение на территорию России, где они присоединяются к местным радикальным группировкам» [цитата по 1424]. Для неустойчивого руководства среднеазиатских республик исламские радикалы представляют реальную политическую угрозу. Парадоксально, но в России региональным националистам и ваххабитам жить проще и безопаснее, чем у себя на родине. Многим памятен крупнейший в новейшей истории России теракт в «Крокус Сити Холле», совершенный в 2024 году мигрантами из Таджикистана. В целом количество преступлений, совершённых мигрантами постоянно растет, о чем часто докладывают глава следственного комитета А. Бастрыкин, представители МВД и иных силовых структур.
При этом многие исследователи отмечают, что неизвестно точное число мигрантов, проживающих на территории России, их учет затруднителен. По данным МВД на миграционный учет ежегодно встает более 10 млн. человек, большинство из которых приходится на граждан Узбекистана (на 2022 год – 51% от всех мигрантов), Таджикистана (28%) и Киргизии (9%). Но это только легальные мигранты. Численность нелегальных мигрантов оценивается руководством МВД по-разному, от 2 до 2,6 млн. человек в последние годы. Таким образом, только по официальным данным число мигрантов в России уже превысило 12 млн. человек. [1425, 1426]
С ростом численности мигрантов естественно растет и негативное к ним отношение коренного населения. По данным опроса «Левада-центра», в 2017 году 58% жителей России настаивали на необходимости ограничения трудовой миграции, в 2018 г. - 67%, в августе 2019 г. - 72%. Доля тех, кому проблема миграции была безразлична, за это время сократилась с 30 до 15%. [1425]
Безрезультативная борьба власти с негативными тенденциями в этой сфере, способствовала не только росту общественного недовольства, но и возникновению общественных организаций, которые решили самостоятельно бороться с межэтническими конфликтами. Большинство из них не противопоставляют себя действующей власти, а, наоборот, пытаются действовать в рамках закона, помогая силовым структурам, на подобие добровольных народных дружин. Широкую известность приобрели такие организации как «Русская община», «Северный человек» и др. Это движение снизу показывает, что современное общество постепенно отходит от патерналистских привычек прошлого.
Мигранты стали осваивать не только городскую среду, но и деградирующую сельскую местность. Как говорится – свято место пусто не бывает. Во второй главе перечислялись различные угрозы существования русской деревни: пожары, болезни, войны и т.д. Многие из них сохранились и по сей день, другие – почти исчезли. В целом жить стало гораздо комфортнее и безопаснее. Однако, это может стать временным явлением, т.к. из-за неблагоприятной демографической и миграционной обстановки в деревне появилась еще одна серьёзная угроза существования – устойчивый рост межнациональных конфликтов в результате заселения сельской местности инородцами. Согласно исследованиям профессора Бычекно Ю.Г. миграция современного российского села стала важнейшим фактором развития. «В сельской местности возросли численность и удельный вес этнических меньшинств, появились обособленные в культурном и хозяйственно-экономическом отношении мононациональные поселки, население которых демонстрирует высокую адаптированность к жизни в условиях сельской местности. Ранние браки, высокая рождаемость, большие семьи-кланы с взаимной поддержкой родственников, доминирование традиционных ценностей, приверженность самостоятельной занятости в мелком и среднем бизнесе и, соответственно, меньшая зависимость от стороннего работодателя и от государства и т.п. делают этнических мигрантов весьма приспособленными к условиям сельской среды обитания» [цитата по 1422]
Угроза это исходит опять же из города, т.к. туда привлекается большинство трудовых мигрантов. Сейчас любой крупный город в России имеет мигрантов. И чем он крупнее, тем более полиэтничен. Главными источниками межнациональных конфликтов стали Московская и Петербургская городские агломерации. От них волнами эта угроза перекинулась на пригородные зоны, куда также стали переселяться мигранты. При чем в последние годы наблюдается устойчивая тенденция к укоренению нерусских народов в этих зонах: помимо самих работников с ними переезжают и их жены, и дети, что говорит о долгосрочной перспективе пребывания в России. Нарушение этнического баланса ведет к дальнейшему социальному разобщению населения, социальной напряженности, росту криминализации, террористической угрозы и другим негативным факторам.
Этнические анклавы появляются не только в пределах крупных российских городов, но и в сельской местности, где контроль органов власти гораздо слабее. Так, общественный резонанс вызвало строительство в 140 км от Москвы поселка Аминовки у деревни Нечесово. Мусульманская община решила организовать свое экопоселение («экоджамаат»), со строгими религиозными правилами. Это уже сильно отличается от трудовых миграционных гетто в городах, где укоренение нацменов происходит по другому принципу, вынужденно, с превалированием экономических, а не культурных функций. Другое дело экопоселение, которое рассчитано на долгосрочное использование с культурным изменением местности. Пока это только первые довольно скромные попытки изменения этнического и социокультурного облика русской сельской местности, но сам факт появления «халяльных» поселков в проекте заставляет задуматься над будущим исчезающей русской деревни. [1281]
Опыт западных стран, как и наш собственный опыт, убедительно доказал, что идея «культурного котла» и мультикультурализма, провозглашаемая либеральными идеологами провалилась. Современному обществу свойственно не взаимоинтегрироваться, сливаясь в единую универсальную культуру, а разделяться и строить очередные барьеры для защиты собственной идентичности (религиозной, этнической, поколенческой и любой другой). В реальности объединение культур ведет не к обогащению, а к обеднению. Весь сложный комплекс отдельно взятой культуры невозможно полностью сохранить в единой системе, приходится чем-то жертвовать, следовательно, универсализм ведет к упрощению. Естественно, что большинство людей несогласны упрощаться и потому начинают приобщаться к различным субкультурным общностям, пытаясь избежать посягательства на личную интеллектуальную свободу. То есть при видимом размывание государственных границ, обеспечивающимся массовой неконтролируемой миграцией, настоящего социокультурного объединения не происходит. Наоборот, в обществе накапливается напряжение и продолжается его дифференциация. А самым простым и понятным маркером для определения к какой субкультурной общности принадлежит человек стала этничность.
Этнос, как и любая отдельная группа людей, психологически противопоставляет себя окружению, поскольку имеет общность признаков, которые не доступны другим [1282]. Мигрантам, попадающим в иную культурную среду, приходится создавать собственную субкультуру, основанную на этнических традициях. При этом этническое самоопределение часто враждебно по отношению к окружающей его культуре, наполнено различными мифами и предрассудками о «чужих и своих». Агрессию и враждебность к окружающим можно интерпретировать как инстинкт самосохранения. Таким образом, в нашей стране любой мигрант, пытаясь сохранить собственную культурную и этническую идентичность, неизбежно становится потенциальным русофобом.
Нельзя, конечно, утверждать, что никаких изменений в этой субкультуре не происходит. Так или иначе, но на нее оказывается воздействие той культурной среды, в которую попала чуждая этническая группа, однако барьеры все равно существуют, поддерживаясь как неприятием внешнего общества, так и замкнутостью самих этнических субкультур. В межэтнических конфликтах всегда участвуют от двух до четырех сторон, среди которых: мигранты, коренное население, государство и в некоторых случаях диаспоры. При этом каждый из участников считает, что его права были ущемлены. [1282, 1283]
Несомненно, и то, что любой межэтнический конфликт всегда и межкультурный, т.к. основывается на непонимании и неприятии облика, норм поведения, культуры, традиций отличных у разных этносов. Разумеется, каждый ныне существующий народ имеет свои генетические особенности, свой генофонд (совокупность генных вариаций – гаплогрупп или аллеллей) – это давно доказанный научный факт, который абсурдно отрицать. В частности, в России генетическими исследованиями различных народов еще с 1969 года занимается МГНЦ РАМН. Так, все славянские народы имеют сходные гаплогруппы, хотя их количество неоднородно распределено. Восточные славяне имеют много сходств с генофондом финно-угорских народов, а жители Русского Севера – с североевропейскими народами. Есть и фенотипические отличия различных этносов: цвет глаз, кожи, волос, форма черепа и тела и т.д. Одним словом, внутренние (генетические) и внешние (фенотипические) признаки не позволяют утверждать, что этнос есть лишь культурное явление, хотя рамки самого этноса обычно гораздо уже его биологических особенностей. То есть, например, русские, поляки, сербы, словаки в биологическом отношении один народ, а в культурном – разные.
Такой вывод вовсе не доказывает истинность того множества примордиалистских мифов, которые были придуманы различными народами о себе и о других. Современная наука не имеет ничего общего с этим псевдонаучным националистическим явлением, как и с устаревшей эволюционной теорией самого радикального дарвинистского толка. Но несмотря на всю ложность этих учений, они до сих пор распространены в различных общественных и политических кругах, что говорит о нарушении важнейших норм рациональности и о примитивизации общества. Как русская общественность, так и национальные диаспоры взаимодействуют в этой ложной среде. И с этим приходится считаться. Правильные научные выводы не помогут решить национальный вопрос, пока большинство социальных и политических сил находятся в заблуждении. Даже в ученой среде российских обществоведов по инерции придерживаются устаревших примордиалистских взглядов. [2]
Однако следует оговориться, что в данной главе понятие «русские» используется не как национальная принадлежность, а как социокультурная, в которую входит не только русский этнос, но и многие другие народы, имеющие единый цивилизационный код, единую культуру со своими незначительными локальными различиями. Социокультурная идентичность важнее, потому что голая этничность не может быть гарантом принадлежности человека к той или иной общности. Есть множество обрусевших кавказцев, впрочем, как и «окавказившихся» русских, отатарившихся башкир и наоборот. Данные переписи подтверждают тот факт, что иногда одни и те же группы людей меняет свою этническую принадлежность, ощущая новую идентичность, а многие и вовсе затрудняются сказать какой они национальности. Особенно драматично эти «смены» этничности происходили на Украине. Между тем, культурную и социальную принадлежность изменить гораздо сложнее, т.к. она закладывается в человеке с детства. Интересно, что именно такое понимание русских было характерно для допетровской Руси, еще не проникнувшейся европейскими понятиями о нациях и расах, но об этом речь пойдет в другой главе. Самый яркий пример – это принадлежность по языку, важнейшему признаку этничности (об этом уже говорилось в первой части книги). Если бы язык был чисто биологической принадлежностью, на нем не могли бы разговаривать люди других наций. И, например, Розенталь не смог бы написать учебник по русскому языку, по которому училось не одно поколение школьников.
Если это вопрос культуры, а не крови, то невольно возникает вопрос: а все ли русские по происхождению, являются априори таковыми в культурном отношении? Может многие из них больше тяготеют к иной культуре или вовсе являются космополитами? Где граница и какие здесь могут быть критерии оценки? Вопрос риторический. Возможно именно СВО способствовало более четкому культурному разграничению в этом плане, т.к. ни один русский не может желать уничтожения России. Как писали авторы Русской доктрины «Непринадлежность к великороссам и славянам не делает граждан России нерусскими – нерусскими их может сделать лишь сознательная конфронтация с Россией, с русским миром» [цитата по 1393]. Одним словом, этничность не должна противоречить и угрожать русской культуре, т.к. ей могут принадлежать разные народы.
Продолжение следует.
Предыдущая статья:
С предыдущими разделами книги можно ознакомиться в подборке.