Дарья Десса. "Игра на повышение". Роман
Глава 105
– Ты упряма, как… бесёнок, – пробормотал он, отводя взгляд. – Вся в меня.
– Значит, ты согласен?
Леднёв тяжело вздохнул.
– Я не могу тебя запереть или остановить, когда ты принимаешь такое решение. Но я не отпущу тебя одну.
– Что? – я нахмурилась. – Почему?
– Канада – это далеко от Москвы, – отец снова посмотрел на меня, и теперь в его глазах была только отцовская тревога. – Это другой континент. Ты не знаешь французского языка…
– Зато прекрасно владею английским, он в Канаде второй государственный, между прочим, – вставила я свои пять копеек, но на Леднёва это не произвело впечатления, он весь в своих мыслях.
– …не знаешь города. А главное... ты моя дочь. И ты только что вышла из-под удара. Я не могу рисковать.
– Рисковать? – я иронично улыбнулась. – Что я потеряюсь в кленовых лесах? Или что меня похитят твои партнёры, которые решили, что слишком много знаю? Или ты думаешь, что несчастная Изольда Сергеевна за мной поедет, чтобы отомстить за сына?
– Рисковать твоей безопасностью я себе не позволю, – его голос стал жёстким. – Ты поедешь, но не одна. Никаких обсуждений тут быть не может.
– И кого ко мне прикрепишь? – я не смогла сдержать сарказма. – Орловского? Чтобы он там, в Канаде, окончательно решил, что недостойна его чистой совести? Или Курносова? Чтобы он своим занудством распугал всех канадских бобров?
При упоминании Орловского лицо Владимира Кирилловича снова напряглось, но он проигнорировал мой выпад.
– Ни того, ни другого. Роман Аркадьевич сейчас нужен здесь, чтобы разгребать последствия твоего... отсутствия. А Курносов… он мне не подчиняется, приказать ему лететь с тобой, бросив все дела, я не могу.
Отец сделал паузу, и я почувствовала, что он сейчас назовёт имя, которое должно меня успокоить.
– Ты возьмёшь с собой Снежану.
Я моргнула. Снежана. Она была тихой, незаметной, но при этом абсолютно надёжной. И, что немаловажно, женщиной, а меня последнее время от представителей сильного пола… подташнивает.
– Снежану? – я не ожидала такого поворота. – Но она же моя правая рука. Кто останется здесь присматривать за моим направлением?
– Вот именно. Она твоя самая надёжная рука, – поправил он. – Не будет мешать и лезть в твои разговоры с матерью. Станет просто... находиться рядом. Но если что-то пойдёт не так, то позвонит и обо всём доложит, чтобы я вовремя смог принять решение.
– Но я тоже могу…
– Знаю, как ты можешь, – прервал отец. – Недавняя история с бегством из особняка это подтвердила.
Я виновато отпустила глаза. С этим не поспоришь. Поддалась эмоциям. Задумалась. Снежана. Что ж, это намного лучше даже, чем Орловский, который бы постоянно смотрел на меня с укором, или Курносов, который бы своим присутствием превратил поездку в длинную лекцию. Наверняка бы оказалось, что помимо Порт-Артура он увлечёт чем-нибудь канадским. Так всю дорогу и трещал бы сорокой без умолку. Снежана в плане болтовни, конечно, тоже не подарок. Но её фонтан красноречия, по крайней мере, я могу закрыть одной фразой, чего с Олегом не сделаешь.
– Хорошо, – я кивнула. – Пусть будет Снежана, спорить не стану. Но ты должен дать мне адрес матери и пообещать, что не будешь вмешиваться. Ни звонков, ни предупреждений. Я хочу, чтобы это была моя встреча.
– Дам я тебе адрес, – он достал из ящика стола маленький, запечатанный конверт. – И не стану вмешиваться. Но ты будешь мне звонить. Каждый день. Без исключений. И если я потребую немедленно вернуться, ты это сделаешь. Договорились?
Я взяла конверт. Он был плотный, из дорогой бумаги, и в нём, казалось, хранилась не просто информация, а целая, давно забытая жизнь.
– Спасибо, папа, – сказала я, и это было искренне. – Да, я обещаю звонить и вернуться, как только понадобится.
– Не за что, – он отвернулся, глядя в окно на серую московскую панораму. – Просто будь осторожна. И помни: что бы ни случилось, ты всегда можешь вернуться. Я буду тебя очень ждать.
Я вышла из кабинета, чувствуя, как в груди бьётся что-то новое: не гнев, не обида, а странная смесь страха и надежды. Канада. Мать. Неужели мне в самом деле предстоит разрушить то, что она создавала много лет? Как-то в это не слишком верится. Может, я чего-то просто не понимаю, – девочка, выросшая в детдоме?
Я прошла мимо приёмной, где Гиена уже снова уткнулась в монитор, даже не удостоив меня, злостную нарушительницу корпоративных принципов, взгляда, и направилась к лифту. В голове уже начал складываться план. Билеты, виза, легенда для Снежаны. Пусть думает, что я собираюсь навестить свою дальнюю родственницу. И главное – что я скажу ей, женщине, которая дала мне жизнь, а потом от неё отказалась.
В лифте я достала телефон и набрала сообщение Орловскому. Короткое, без объяснений. «Уезжаю. Не ищи. Разберись с собой. Когда мозги встанут на место, позвони. Если захочешь». Я отправила его и тут же заблокировала номер. Мне нужен был полный разрыв, чтобы не оставалось соблазна вернуться к его эмоциональным качелям.
Я немедленно отправилась в свой кабинет, который находился на том же этаже, что и кабинет отца, но в противоположном крыле. Мне нужно было время, чтобы переварить произошедшее и начать действовать. Снежана появилась у моей двери через пять минут, словно материализовалась из воздуха. Она была одета в строгий чёрный костюм, волосы аккуратно собраны в тугой пучок, а на лице – привычная маска готовности выполнить моё любое поручение.
– Алина Дмитриевна… – её голос был приглушённым и полным изумления. – Мне только что позвонила Гиена и сказала: Владимир Кириллович просил меня сопровождать вас… в Канаду.
– Да, Снежик, всё так и есть, – я кивнула, указывая на кресло. – Присаживайся. Нам нужно обсудить детали.
Она села, сложив руки на коленях вместе с блокнотом, и стала ждать. В её позе не было ни подобострастия, ни фамильярности. Только готовность к выполнению приказа.
– Мы летим в Канаду. Точный адрес я тебе дам. Это не командировка, Снежана. Это... личное дело. Я еду к своей дальней родственнице. Мы прежде никогда не виделись, но ты же знаешь, что я не оставляю попыток отыскать своих родителей, – пока говорила, внимательно следила за её реакцией. Помощница продолжила сидеть с ошарашенным выражением лица.
– Ты понимаешь вообще?
– Д-да, понимаю… – она будто от сна очнулась. – На сколько мы едем?
– Не знаю. Как пойдёт. Может, на пару дней, ну или на неделю. Сначала надо поговорить с той женщиной, а дальше видно будет.
– Хорошо. Я займусь визами и билетами. Какой уровень конфиденциальности?
– Максимальный, – я понизила голос. – Никто, кроме нас четверых людей – Владимира Кирилловича, Гиены, меня и тебя – не должен знать, куда я уехала. Особенно... Роман Орловский. Если он каким-то образом догадается, уволю безо всякого сожаления.
Она кивнула.
– Принято. Я оформлю это как срочную командировку в Европу, с последующим транзитом. Документы будут готовы к завтрашнему утру.
– Отлично.
– Да, и вот еще. Твоя задача – не вмешиваться в мои дела, поскольку они носят личный характер. Если посчитаю нужным, сама расскажу. Но не спрашивай. Договорились?
– Разумеется.
– Отлично, – я почувствовала облегчение. Снежана была идеальным выбором. – И ещё. Отец попросил, чтобы звонила ему каждый день. Ты будешь контролировать, чтобы я это делала.
– Будет сделано.
Я протянула ей конверт с адресом.
– Вот. Начинай подготовку. Хочу вылететь завтра.
Когда Снежана вышла, я осталась одна в тишине своего кабинета. Открыла ноутбук, но не для работы, а чтобы посмотреть фотографии Канады. Кленовые листья, горы, озёра. Совершенно другой мир. Тот, в котором моя мать, Ирина, тридцать лет жила без меня. Я вспомнила слова отца: «Она построила там всё с нуля. У неё новая семья...» Эта мысль была, как ледяной душ. Что, если она счастлива? А если моё появление разрушит её идеальный, спокойный мир? Но я не могла отступить. Была, как заведённая пружина. Мой гнев на Орловского, усталость от давления отца, потребность в истине – всё это толкало вперёд.
Я подошла к окну. Москва была внизу, огромная, серая, равнодушная. Я чувствовала, что недалеко, на этом же этаже, сейчас сидел Орловский. Может, мучаясь своей совестью или считая, что прав. Вероятно, думает о законе и справедливости, о том, что не может быть со мной, поскольку мой отец – «преступник». А мне кажется, он просто трус, прячущийся за высокими принципами, чтобы не брать на себя ответственность за сильное чувство.
«Пусть подумает, – подумала я. – А я разберусь со своим прошлым. И если моя мать окажется такой же принципиальной, как он, или такой же холодной, как мой отец, я, по крайней мере, буду знать, что сама не такая. Я – это я, имею право на свою историю».
***
Утром следующего дня Снежана принесла мне документы. Всё было оформлено безупречно. Оказалось, что нам предстоит вылететь через несколько часов. Сначала в Стамбул, оттуда в Лондон, затем снова пересадка, дальше Торонто, оттуда уже и до Квебека можно добраться. На месте решим, каким образом.
– Я заказала машину, Алина Владимировна, – сказала Снежана. – Чемодан уже привезла заранее, можете не беспокоиться.
– Умница. Свой я тоже прихватила, он в багажнике моей машины на парковке. Хорошо. Ступай пока.
Я позвонила отцу и сообщила, когда вылет.
– Знаю. Снежана доложила. Будь осторожна.
– Я буду.
– И помни о звонках.
– Помню.
Я положила трубку. Прощание было сухим, как всегда. Никаких объятий, никаких слёз. Только деловой тон. Но знала, что Леднёв волнуется. Он всегда тревожится за меня, просто не умеет этого показывать.
Когда мы ехали в аэропорт, я смотрела на Москву. Наверное, не увижу её долго. И, возможно, когда вернусь, стану другим человеком. Я посмотрела на Снежану. Она сидела рядом, неподвижная, как статуя. Тоже волнуется о чём-то.
– Снежик, – сказала я. – Ты когда-нибудь хотела найти кого-то из своего прошлого?
Она повернула голову.
– Никого, Алина Владимировна. Да и зачем? У меня есть только настоящее и будущее.
Я усмехнулась.
– Как удобно.
А ведь она по-своему права. Незачем ворошить прошлое. Но не в моём случае.
В аэропорту всё было быстро и чётко. Оформили документы, сдали багаж, прошли в самолёт, сели в бизнес-класс, и я устало откинулась в кресле.
– Снежик, – я достала конверт и открыла его. Внутри был листок с адресом и именем. Флоранс Ле Дриан. – Вот кто нам будет нужен в Квебеке.
Она взяла листок, сфотографировала его на телефон и вернула мне.
– Я займусь логистикой по прилёте.
Я смотрела на буквы. Флоранс Ле Дриан. Имя с латыни означает «цветущая». Дриан… не знаю. Может, топоним какой-нибудь? Моя мать. Женщина, которая была мифом, легендой, незаживающей раной. И вот, через несколько дней её увижу. Я закрыла глаза. В голове проносились обрывки мыслей. Орловский. Его холодный взгляд. Его слова о законности. Мой отец, который пытался меня защитить и боялся отпустить. И я, летящая за тысячи километров, чтобы найти ответ на вопрос, который мучил меня всю жизнь.
Я не знала, что меня ждёт. Счастье? Разочарование? Гнев? Но знала одно: больше не могла оставаться в Москве, в этом замкнутом круге лжи, страсти и предательства. Мне требовалось вдохнуть другой воздух.
Вскоре почувствовала, как самолёт набирает высоту. Москва оставалась внизу, становясь всё меньше и меньше. Я улыбнулась.