Часть 9. Глава 176
Сегодня вторник. День только начался, и вот уже Александра Фёдоровна докладывает по внутренней связи, что ко мне прибыл неожиданный гость. Его нет в списке встреч, но что тут поделаешь? Такая у главврача работа – одна сплошная забота. Как в стихотворении Корнея Чуковского «Телефон»: то слон от верблюда позвонит, то крокодил со слезами и так далее. Иногда мне кажется, что я и есть тот самый телефон, который разрывается от чужих проблем и неотложных дел. Сейчас, когда жду ребенка, каждая такая внеплановая встреча ощущается двойной нагрузкой, но не могу позволить себе расслабиться.
– Кто он такой? – спрашиваю Романову.
– Геннадий Петрович Котов. Генеральный директор крупного строительного холдинга «Монолит-Строй». Говорит, что по очень важному вопросу, связанному с национальным проектом «Здравоохранение». Помните, вы позавчера давали интервью телевидению?
Да, конечно, помню. На телекамеры я рассказывала, что проект медицинского центра, задуманный Иваном Валерьевичем Вежновцом, – обязательно буду повторять это всюду, чтобы сам бывший главврач не подумал, будто мне нужна его слава, – наконец начинает обретать конкретные формы. Это не просто стройка, а наш долг перед теми, кто защищал Родину.
Я чувствую личную ответственность за то, чтобы этот центр стал лучшим в стране, а не просто очередной «галочкой» в федеральном отчете. Пусть пока не в виде котлована, железобетонных свай и прочего, но уже скоро закончится оформление документов для создания «Центра реабилитации для военнослужащих и их семей “Рубеж”», затем можно будет объявлять конкурс на разработку проектно-сметной документации и так далее.
Я вздыхаю. Да, работы непочатый край, и нет у меня уверенности, что потяну. Через несколько месяцев рожать, а вся эта возня с бумагами и прочим может отрицательно сказаться на моём здоровье. Но тут уж ничего не поделаешь. Обещала довести проект до конца. Это мой священный долг как врача и как организатора медицины.
– Пусть войдет. Скажите, у него пять минут, – попросила секретаря.
Вскоре в моём кабинете оказался он. Геннадий Котов – мужчина лет пятидесяти, с лоснящимся гладко выбритым лицом, дорогим, но безвкусным костюмом и манерами человека, привыкшего, что ему не отказывают. Он входит, небрежно кивает и, получив приглашение, опускается на стул возле приставного столика для посетителей. Его взгляд скользит по моему кабинету – по антикварному столу, доставшемуся от Вежновца, по паркету, по видам парка за окном – с едва заметным пренебрежением, словно он оценивает не рабочее место, а нечто, что можно легко купить и переделать, чтобы потом продать подороже.
– Эллина Родионовна, здравствуйте. Геннадий Котов. Генеральный директор строительного холдинга «Монолит-Строй». Мы не будем ходить вокруг да около. Я приехал к вам с предложением, которое выведет вашу клинику на совершенно новый уровень.
«Экий смелый господин, – думаю иронично. – На ходу подмётки рвёт». Он разворачивает на столе глянцевый буклет. Я вижу только заголовок: «Центр реабилитации для военнослужащих и их семей “Рубеж”». Удивляюсь тому, как быстро они сработали. Только на днях интервью давала, а они уже что-то придумали. Впрочем, на компьютере можно быстро набросать, это в реальности строить долго и трудно.
– Итак, Эллина Родионовна, мы подготовили предварительный эскиз того, как будет выглядеть центр, о котором вы недавно так подробно и с большим воодушевлением рассказывали. Я же не ошибаюсь, что для вас это дело чести и, можно сказать, всей жизни?
– Да, отрицать не стану, это наша с доктором Вежновцом мечта – создать такой центр. Мы видим, как он необходим, и сумели донести эту мысль до федерального центра, где нас поддержали, включив в нацпроект.
– Это прекрасная новость, Эллина Родионовна! Мы тоже отлично знаем, как нашему городу нужно такое медицинское лечебно-профилактическое учреждение, – говорит Котов с жаром.
– Геннадий Петрович, при чем здесь ваш холдинг? Вижу, вы эскиз уже сделали. Торопите события.
– Да! Посмотрите! – он игнорирует моё замечание и следующие пять минут показывает и комментирует, где какой корпус будет, какое отделение и тому подобное. Мне интересно, только…
– Это всё, конечно, хорошо, я ценю ваш энтузиазм. Но ведь до строительства еще далеко. Прежде конкурс на определение подрядчика, который разработает проектно-сметную документа-целю. Затем – конкурс, который решит, кто будет генеральным подрядчиком строительства… Ваш холдинг…
– «Монолит-Строй», – подсказывает визитёр.
– Да, вы можете участвовать в конкурсе. Мы будем проводить открытый тендер, как того требует закон.
Котов усмехается, и эта усмешка мгновенно стирает с его лица налет вежливости.
– Конкурс, тендер... Эллина Родионовна, вы же не вчера родились. Давайте оставим все эти словесные рюшечки для прессы, она их просто обожает, – визитёр смотрит на меня как на наивную студентку, а не как на главврача крупной клиники. Его цинизм почти осязаем, и мне это уже не нравится. Насмотрелась, еще когда заведовала отделением неотложной помощи. – Сделаем всё гораздо проще. Мы станем генеральным подрядчиком в обоих случаях. Ваша задача – разработать конкурсную документацию таким образом, чтобы мы безусловно победили. Потом просто подписать необходимые бумаги, чтобы мы могли зайти на площадку.
Он наклоняется вперед, понизив голос до заговорщицкого шепота.
– И, конечно, мы высоко оценим вашу лояльность. Десять процентов. От общего объема федеральных расходов на строительство. Это ваша личная доля. Чистыми. На любой счет, в любой валюте. Поверьте, это сумма, которая позволит вам забыть о финансовых проблемах навсегда.
Вот теперь его энтузиазм мне становится понятен. Пришёл, чтобы опередить конкурентов и договориться первым. В кабинете повисает тишина, нарушаемая лишь тиканьем старинных часов. Мое лицо становится каменным. Я медленно отодвигаю буклет.
– Геннадий Петрович, вы ошиблись дверью. Клиника имени Земского – государственное учреждение, а я – главврач, а не торговец. Выбор генерального подрядчика будет проходить на конкурсной основе, прозрачно и в строгом соответствии с федеральным и местным законодательством. И я не продаю ни свою совесть, ни будущее своих пациентов.
Котов сначала недоумевает, потом его лицо становится приторно-улыбчивым.
– Да ей-Богу, Эллина Родионовна! Вы что, право слово, вчера родились? Не знаете, как у нас в России дела делаются? Что на ключевые должности людей назначают или по родственным связям, или за деньги. Что любая стройка, где есть участие государства, – это обязательно, без исключений, откат для чиновников. Притом начиная от какого-нибудь Васи Пупкина, младшего специалиста надзорного органа, до регионального министра. Видимо, вся причина в том, что вы в этой должности недавно, ещё не вошли полностью в курс дела. Так вот, я вам объясняю, как всё работает…
– Мне не интересны ваши объяснения, – говорю ему сухо. – Всё будет по закону. Я взяток не беру.
– Что, за державу обидно? – усмехается Котов, цитируя «Белое солнце пустыни».
– Нет, за пациентов. За людей, тех самых, которые вынуждены себе отказывать в покупке лекарств, потому что у них тогда денег на еду не останется. А вот из-за таких, как вы, это и происходит.
– Ну, прямо-таки из-за меня! – усмехается Геннадий Петрович.
– Из-за вас и вам подобных.
Лицо визитёра вдруг меняется. Становится багровым.
– Доктор Печерская, не понимаете, с кем разговариваете? – его голос становится ниже, в нём появляется металлическая, плохо скрываемая угроза. Он подаётся вперед, опираясь ладонями о полированную поверхность стола. – Это не просьба, Эллина Родионовна, это предложение, которое исходит от людей, способных как дать вам всё, так и забрать абсолютно всё. Включая вашу должность, карьеру, спокойствие. Вы отказываетесь от десятков, если не сотен миллионов рублей! Эти деньги могли бы решить все проблемы, обеспечить будущее вам и вашей семье на несколько поколений вперед. А вы выбираете войну. Ах, как неосмотрительно!
– Я отказываюсь от преступления, – отрезаю, вставая. Мое движение резкое, но контролируемое, как у хирурга, делающего надрез. Не позволяю себе вздрогнуть, хотя от его слов по спине пробегает холодок.
– Мой долг – обеспечить строительство лучшего центра для наших военнослужащих, а не обогащать сомнительных подрядчиков. Я не позволю вам превратить федеральную программу в коррупционную схему. Я – главный врач, а не посредник. А теперь, будьте добры, покиньте мой кабинет. И передайте своим «людям наверху», что буду лично следить за каждым этапом этого проекта. Каждая смета, каждый документ пройдет через мою экспертизу. И если найду хоть малейшее нарушение, предам это огласке.
Котов медленно, с кривой ухмылкой, поднимается. Он выше меня, и теперь, стоя вплотную, нависает, его лоснящееся лицо искажается. В глазах читается неприкрытая злоба, смешанная с презрением.
– Вы очень пожалеете, Эллина Родионовна. Не знаете, с кем связываетесь. У вас есть семья, репутация... У вас есть то, что можно потерять, и поверьте, наши люди умеют работать чисто. Никто не узнает, откуда пришел удар. Подумайте об этом.
Он резко разворачивается и выходит, хлопнув дверью так, что звенит стекло в книжном шкафу, а на столе подпрыгивает ручка. Звук, как выстрел, эхом прокатывается по тишине кабинета. Остаюсь стоять посреди кабинета, мои руки сжаты в кулаки. Внутри дрожит всё от ярости, которая горит в груди, и от страха, который ледяной змеей обвивается вокруг сердца. Чувствую, как напряглись мышцы живота, и инстинктивно прикрываю его ладонью, вспоминая о ребенке.
Кажется, этот визит – не просто неприятный разговор, а объявление войны. Такой, в которой на кону стоят не только миллионы, но и мои принципы, будущее и безопасность семьи. Делаю глубокий вдох, пытаясь унять дрожь. «Хорошо, Котов. Если это война, то я готова. Не сдамся. Не сейчас, когда до мечты Ивана Валерьевича и до рождения ребенка осталось так мало», – думая так, подхожу к окну, глядя на старинный парк, и стараюсь успокоиться.
Да, такого у меня еще не было. Приходили всякие депутаты, прокурор Пулькин или депутат Мураховский один чего стоил! Черняховский, опять же, насолить пытался, да много всяких. Но этот… Интересно, на кого он намекал? Кажется, я совсем скоро это выясню. Вот непонятно только, как будут действовать. Напрямую угрожать? Уже не получилось. Всё-таки попытаются, наверное, или договориться, или сломать.