— Ты никогда не слушаешь меня, но стоило твоей мамочке пискнуть, как ты уже тут, готовый разбиться в лепешку! – выкрикнула Марина, и ее голос, сорванный до хрипоты, прозвучал как стук захлопывающейся навсегда двери.
Ее муж, Артем, стоял у порога, держа в руке ключи от машины. Его лицо, обычно спокойное и немного отстраненное, сейчас было искажено раздражением.
— Не начинай, Марина. Маме нужна помощь, у нее там с краном потоп. Я через час вернусь.
— Через час? А кто поможет мне? У нас тоже потоп! Только не в ванной, а в жизни! Я уже месяц прошу тебя починить дверцу в шкафу в детской. София может прищемить палец!
— И что, это срочнее, чем затопить соседей? – холодно бросил он, уже поворачиваясь к выходу. – Это мелочи. Не придумывай трагедию.
Дверь захлопнулась. Марина осталась одна в центре гостиной, в тишине, которая гудела в ушах. «Мелочи, – пронеслось в ее голове. – Наш сломанный шкаф – мелочь. Мои слезы – мелочь. А вот ее кран – это событие государственной важности». Она подошла к окну и увидела, как его машина резко выруливает со двора. Всегда – быстро, по первому зову. Как будто там его настоящая жизнь, а здесь – лишь декорации, которые он терпит из вежливости.
Она вспомнила, как все начиналось. Артем, уверенный в себе мужчина, который на первых свиданиях казался таким независимым. Но стоило появиться звонку от Лидии Петровны, как он тут же извинялся и мчался «помочь с антенной» или «переставить диван». Она думала, это мило. Теперь это было похоже на болезнь. Неизлечимую.
***
Лидия Петровна встретила сына на пороге своей ухоженной трешки. Никакого потопа не было и в помине.
— Сынок, наконец-то! – она обняла его, от нее пахло духами «Красная Москва». – Этот новый телевизор, я не могу разобраться, как там каналы настроить. А сериал мой любимый через полчаса.
— Мам, я думал, тут ЧП, – Артем вздохнул, но в голосе не было ни капли упрека, лишь усталая покорность.
— Да это для меня и есть ЧП! Садись, я тебе чаю налью, с пирожками.
Он сел на краешек стула, чувствуя себя мальчишкой. Здесь, в этом доме, с вытертым до блеска паркетом и выцветшими фотографиями на стенах, время остановилось. Он был все тем же Артемкой, чьи проблемы решались маминым пирожком. Это было безопасно. Это было просто.
— Как Марина? – спросила Лидия Петровна, наливая чай. В ее голосе сквозила сладкая, притворная забота, которую Артем никогда не распознавал.
— Все нормально.
— Нормально? Сынок, она же вечно чем-то недовольна. Тебе и так тяжело, на работе стрессы, а тут еще она со своими придирками. Не ценит она тебя.
Артем молча помешивал сахар в чашке. «Она права, – думал он. – Марина стала вечно ноющей и несчастной. А мама… мама всегда на моей стороне. Она одна понимает, как мне нелегко». Он мысленно оправдывал себя: мама одна, она старая, она нуждается в нем. А Марина сильная, справится. Он закрывал глаза на то, что его жена медленно таяла, как свеча, оставаясь один на один со своим отчаянием.
***
Вернувшись домой за полночь, Артем застал Марину спящей на диване. На столе лежала распечатка. Он взял листок. Это была бронь на два билета в Геленджик на их годовщину. Та поездка, о которой Марина мечтала все лето. И которую он в прошлый раз сорвал, потому что у Лидии Петровны «разболелась голова и подскочило давление».
Он посмотрел на спящую жену. В свете луны ее лицо казалось хрупким и уставшим. На секунду что-то дрогнуло в нем, какая-то забытая нежность. Но он тут же отогнал ее. «Устроит сцену утром, – с раздражением подумал он. – Всегда все драматизирует».
Он не заметил высохших слез на ее щеках. Тем вечером в чате на его старом телефоне она нашла чат со свекровью, где муж обсуждал ее, называя истеричкой. Теперь она точно не могла его простить.
***
Утро началось с молчаливого завтрака. Марина не поднимала на него глаз. Она мыла посуду, когда он наконец заговорил.
— Насчет этих билетов… Маме как раз в эти даты нужно в поликлинику съездить, обследование. Одной ей не справиться.
— Конечно, – тихо сказала Марина, не оборачиваясь. Ее голос был пустым. – Я уже все отменила.
Она вытерла руки и вышла из кухни. В горле стоял ком. «Все. Хватит. – стучало в висках. – Он не изменится. Никогда. Я здесь не жена. Я – фон для его отношений с матерью».
Она зашла в комнату к их пятилетней дочери Софии. Девочка мирно спала, обняв плюшевого зайца. Ради нее Марина терпела все. Ради этого маленького человечка, который смотрел на отца с обожанием и не понимал, почему папа так часто уезжает к бабушке.
***
Взрыв произошел неделю спустя. Совершенно случайно Марина, заехав в обеденный перерыв в торговый центр за подарком для племянницы, увидела их. Артем и Лидия Петровна. Они выбирали дорогую кофемашину. Та, о которой Марина говорила, что мечтает о ней, на что Артем отмахивался: «Дорого, не время».
Она стояла, прислонившись к стойке с духами, и не могла пошевелиться. Он смеялся, что-то рассказывал матери, та с гордостью смотрела на него. Они были идеальной парой. Мать и сын. В их мире не было места для нее.
Марина не помнила, как подошла. Она чувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Какая милая картина, – ее голос прозвучал хрипло и чуждо. – Покупки для маминой кухни? А на наш ремонт, как обычно, денег нет?
Артем вздрогнул и резко обернулся. На его лице мелькнули сначала испуг, а затем привычное раздражение.
— Марина! Что ты тут делаешь? И не устраивай сцену.
— Сцену? – она засмеялась, и этот смех был похож на предсмертный хрип. – Я не устраиваю сцену, Артем. Я констатирую факт. Ты всегда находишь деньги и время на свою маму. А на свою жену и дочь – никогда.
— Марина, уйди, пожалуйста, – прошипел он, бросая взгляд на окруживших их покупателей.
— Не смей так со мной разговаривать! – крикнула она, и слезы наконец хлынули из глаз. – Я твоя жена! Или ты уже и сам забыл? Ты живешь с ней! – она ткнула пальцем в окаменевшую Лидию Петровну. – А мы с Софией тебе просто обуза!
— Как ты смеешь так говорить о моей матери! – Артем вспыхнул. – Она одна вырастила меня! А ты только и умеешь, что ныть и требовать!
— Требовать? Я требую хотя бы капли твоего внимания! Я прошу тебя побыть с семьей! А ты… ты как собачка по первому зову бежишь к ней и тащишь все наши последние деньги на ее дурацкие капризы!
Лидия Петровна нашла в себе силы вступить в диалог. Ее голос дрожал от праведного гнева:
— Мариночка, успокойтесь, вы себя не контролируете. Артем, отведи ее, она позорит нас всех.
— Заткнись! – рявкнула Марина, обращаясь к свекрови. – Ты отняла у меня мужа. Ты вырастила его таким – безвольным и слабым, вечно висящим на юбке матери. И ты счастлива? Ты победила?
Она увидела, как Артем бледнеет. Слово «слабый» попало точно в цель. Но было уже поздно. Больше не было сил молчать.
— Все, хватит, – сквозь зубы произнес Артем и схватил ее за локоть. – Пошли домой.
— Я никуда с тобой не пойду. Я еду к дочери. А ты… оставайся со своей настоящей женой.
Она вырвалась и, еле держась на ногах, пошла к выходу, оставляя за собой шокированные взгляды. Она не оборачивалась. Внутри все было выжжено дотла.
***
В пустой квартире Марина стояла у окна и смотрела на темнеющий город. Скандал в торговом центре был точкой невозврата. Теперь обратной дороги не было.
Она услышала, как хлопнула входная дверь. Вошел Артем. Он не кричал. Он выглядел опустошенным.
— Зачем ты это сделала? – тихо спросил он. – Публичное унижение. Ты довольна?
— Нет. Я не довольна. Я свободна.
Он подошел ближе. В его глазах она наконец увидела не злость, а растерянность. Детскую растерянность.
— Что ты имеешь в виду?
— Я ухожу, Артем. София и я. Мы снимаем квартиру.
— Это из-за кофемашины? Из-за денег?
— Боже! – Марина снова засмеялась, но беззвучно. – Да ты просто неисправим. Нет. Не из-за кофемашины. Из-за тебя. Из-за того, что я уже десять лет замужем за твоей матерью. Я устала быть в тени. Я устала бороться с призраком и проигрывать.
Он молчал, глядя на нее. И вдруг, неожиданно для себя самого, он спросил:
— А что я должен был делать? Бросить ее одну? Она же мать.
— А я кто? – ее вопрос повис в воздухе. – Я – твоя жена. Мать твоего ребенка. Но ты никогда этого не понимал. Ты мог найти баланс, Артем! Ты мог сказать ей «нет» хотя бы раз! Но ты не хотел. Тебе так было удобнее. Легче прибежать к маме, чем разбираться с проблемами в собственной семье.
Он сел на диван и опустил голову в ладони. В голове проносились обрывки мыслей. «А что, если она права?.. Нет, мама одна... Но Марина... Я же их люблю... Или уже нет?.. Почему все так сложно?..»
— Что же нам теперь делать? – прошептал он.
— Нам? – Марина покачала головой. – Нам – ничего. Тебе – решать. Окончательно и бесповоротно. Кто ты? Муж и отец или вечный сын своей матери? Но учти, мое решение уже принято. Я не буду ждать твоего выбора вечно.
Она повернулась и ушла в комнату к дочери. Артем остался один в гостиной, в тишине, которая на этот раз давила на уши своей оглушительной правдой. Впервые в жизни он остался без двух женщин, которые его «любили». И впервые он понял, что должен выбирать сам. Без подсказок. Без маминых пирожков. Без Мариных упреков. Только он и его жизнь.
Он подошел к телефону. На экране горело пропущенное сообщение от Лидии Петровны: «Сынок, ты как? Успокоил ее? Не переживай, все наладится. Заезжай завтра, пирожков напеку».
Он посмотрел на сообщение. Потом на закрытую дверь детской. Потом снова на сообщение. Палец завис над кнопкой удаления. Выбор начинался с малого. С одного неотвеченного сообщения. С одной ночи в одиночестве. С одной, самой страшной для него, мысли: «А что, если я… слабый?»
И тишина в доме, впервые за много лет, не гудела от ссор. Она звенела. Звенела ожиданием. Конца или начала – это зависело только от него.
Он не ответил на сообщение. Впервые в жизни. Эта простая мысль пульсировала в висках Артема, как отдельное, пугающее событие. Он положил телефон экраном вниз, словно это была бомба. Тишина в гостиной стала иной — не пустой, а насыщенной, густой от невысказанных мыслей.
— Папа?
Он вздрогнул. В дверях стояла София в своей розовой пижамке, потирая глазки.
— Почему мама плачет?
Вопрос пятилетнего ребенка обжег его сильнее, чем все крики Марины. Он подошел, взял дочь на руки, ощутив ее теплый, сонный вес.
— Мама просто устала, солнышко. Все будет хорошо.
— Ты обещаешь?
Он посмотрел в ее серьезные, полные доверия глаза и не нашел в себе сил солгать.
— Я обещаю, что постараюсь.
Он уложил ее, сидел рядом, пока дыхание не стало ровным. Возвращаясь в гостиную, он услышал приглушенные рыдания за дверью спальни. Каждый всхлип был словно удар хлыста. Он поднял руку, чтобы постучать, но замер. Что он мог сказать? Какие слова имели бы вес после сегодняшнего позора?
***
Утро было хрупким, как тонкий лед. Марина молча собралась на работу, разбудила и одела Софию. Она не смотрела на него. Она просто... функционировала.
— Марина, давай поговорим, — наконец выдавил он, когда она уже брала сумку.
— Сейчас не время, Артем. У меня совещание. И у тебя, если ты не забыл, тоже.
— А когда время? — в его голосе прорвалось отчаяние.
— Не знаю. Когда-нибудь. После.
Она ушла, оставив его одного с дочерью и с гудящей тишиной. Он отвез Софию в сад, и весь день в офисе прошел как в тумане. Коллеги говорили о проектах, цифры на мониторе плясали, а он видел лишь два лица: искаженное болью лицо жены и испуганное лицо дочери.
Его мобильный завибрировал. Мама. Он смотрел на экран, пока звонок не прекратился. Потом пришло сообщение: «Артем, что случилось? Почему не берешь трубку? Я волнуюсь».
Он отшвырнул телефон в сторону. Впервые он почувствовал не вину, а гнев. Смутный, глухой гнев. На мать за ее навязчивую заботу. На Марину за ее уход. И больше всего — на себя.
***
Вечером Марина вернулась поздно. София уже спала. Артем сидел на кухне с пустой чашкой.
— Я был у психолога сегодня, — сказал он, не глядя на нее.
Это заставило ее остановиться. Она ждала чего угодно: новых упреков, оправданий, ледяного молчания. Но не этого.
— И что? Нашел оправдание? «Гиперопекающая мать, несамостоятельный мужчина»? — в ее голосе не было злобы, лишь усталая горечь.
— Нет. Мне сказали, что я трус.
Он поднял на нее глаза. И впервые Марина увидела в них не защиту, не раздражение, а боль. Настоящую, неприкрытую.
— Я боюсь ее разочаровать. Боюсь, что она перестанет меня любить, если я скажу «нет». Эта мысль... она сводит меня с ума с детства. После того как отец ушел, я стал для нее всем. И эта ноша... я не знал, что можно ее сбросить. Я думал, это любовь.
Марина медленно села напротив. Стена между ними дала первую трещину.
— А я? А наша любовь? Она что, ничего не весит?
— Ты была сильной. Я думал, ты выдержишь. Ужасная, эгоистичная мысль. Но я так думал.
Они молчали. За окном погасли огни в соседнем доме.
— Я не знаю, смогу ли я это изменить, — тихо признался он. — Это вошло в плоть и кровь. Но... я хочу попробовать. Если ты дашь мне время.
— Время? — она горько усмехнулась. — Артем, я дала тебе десять лет. У Софии скоро школа, а у нас... у нас даже семьи нет. Есть треугольник, где я — проигравшая сторона.
— Что я должен сделать? Скажи.
— Ты должен выбрать. Не на словах. На деле. Прямо сейчас.
Он смотрел на нее, и в его голове пронеслись все их ссоры, все ее просьбы, оставшиеся без ответа, все ее слезы. Он видел, как она медленно угасала, а он делал вид, что не замечает. Потому что было удобнее.
Он взял телефон. Набрал номер. Сердце колотилось где-то в горле.
— Алло? Сынок! Наконец-то! — голос Лидии Петровны звенел от беспокойства и упрека. — Я уже не знаю, что и думать!
— Мам, — его голос дрогнул, но он продолжил. — Мам, я не смогу завтра. И послезавтра. И, наверное, всю следующую неделю.
— Но... как? А мои документы в пенсионный фонд? Ты же обещал!
— Найди кого-нибудь еще. Или сходи сама. У меня... кризис в семье. Мне нужно быть здесь.
— Кризис? Из-за вчерашней истерики? Артем, она манипулирует тобой! Ты что, не видишь?
— Нет, мама. Это не она манипулирует. Это ты. Всю мою жизнь.
На той стороне провода повисла мертвая тишина. Он представил себе ее лицо — обиженное, ошеломленное.
— Как ты можешь так говорить? Я... я все для тебя...
— Я знаю. И я благодарен. Но теперь мне нужно быть... для своей семьи. Прощай, мама.
Он положил трубку. Рука дрожала. Он чувствовал себя так, словно перерезал пуповину, связывающую его с прошлым. Это было больно, страшно и... освобождающе.
Он посмотрел на Марину. Она сидела, уставившись на него, с широко открытыми глазами. В них было недоверие, страх и крошечная, робкая надежда.
— Это только начало, — сказал он. — Я не обещаю, что все наладится вмиг. Я буду срываться. Буду по привычке хвататься за телефон. Но я... я буду стараться. Каждый день.
Она не ответила. Она встала, подошла к окну, обняла себя за плечи. Плечи ее слегка вздрагивали.
— Я не прощаю тебя, — прошептала она. — Пока нет. Слишком много боли. Но... это был правильный шаг.
Он подошел и встал рядом, не касаясь ее. Они смотрели в ночное окно, на свое отражение — двух уставших, израненных людей на руинах старого брака.
— Знаешь, что я поняла сегодня? — тихо сказала Марина. — Я боролась не с твоей матерью. Я боролась с твоим страхом. И проигрывала, потому что нельзя выиграть битву, если твой собственный солдат перешел на сторону врага.
Он кивнул. Горькая правда ее слов обжигала, но это была правда.
— А я понял, что быть слабым — это не страшно. Страшно — всю жизнь притворяться сильным, когда внутри ты сломлен.
Он медленно, давая ей время отстраниться, положил руку ей на плечо. Она не отодвинулась. Она заплакала. Тихо, без истерики. Это были слезы не боли, а истощения и, возможно, того самого начала, которого они ждали так долго.
Их путь друг к другу только начинался. Он будет долгим, с новыми срывами и скандалами. Но первый, самый страшный шаг, был сделан. Он выбрал их. И впервые за много лет почувствовал, что поступает как настоящий мужчина. Не как сын. А как муж и отец.
Читайте и другие наши рассказы:
Очень просим, оставьте хотя бы пару слов нашему автору в комментариях и нажмите обязательно ЛАЙК, ПОДПИСКА, чтобы ничего не пропустить и дальше. Виктория будет вне себя от счастья и внимания! Можете скинуть ДОНАТ, нажав на кнопку ПОДДЕРЖАТЬ - это ей для вдохновения. Благодарим, желаем приятного дня или вечера, крепкого здоровья и счастья, наши друзья!)