Они вернулись, потому что другого выхода не было. Деньги заканчивались, а визы иссякали. Женя надеялся, что на родине, в хаосе пост-скандала с «Фениксом», им будет проще затеряться. Холодный дождь застилал окно гостиничного номера, превращая огни ночного города в размытые пятна. Россия встретила их не просто промозглой осенью — казалось, сама атмосфера здесь была пропитана ложью и страхом. Теперь, укрывшись в дешёвом номере на окраине Москвы, они понимали — это не бегство, а возвращение в самое сердце бури.
Женя не отрывался от ноутбука, его лицо в синеватом свете экрана казалось осунувшимся. Открытие о том, что Денис — это Сергей Попов, его лучший друг из приюта, и что мать Алисы стояла у истоков «Феникса», перевернуло всё. Алиса всё повторяла, что так бывает только в кино. Женя спорил, что всякое случается и выход найдётся. Но им не хватало главного — мотива. Почему мать сделала это со своей дочерью? Ответ можно было узнать только у одной женщины.
— Как же ты встретишься с ней? — Алиса взволнованно ходила по комнате. — Мне до сих пор не верится. Мама. Это же моя мама. Милая, добрая, которая всегда заботилась и любила. Она не могла просто вот так взять и отдать меня.
—Я не спорю, Алиса, никто не отнимает у неё право тебя любить. Но истоки твоего появления и существования… Мы об этом и спросим её. — Женя задумчиво взглянул на Алису. — Знаешь, я тут подумал, что не стоит говорить, что ты со мной. Мы поставим её перед фактом.
—Это как понять? — недоумевала она. Сжала тонкие пальцы, и её подбородок задрожал — она была снова на грани слёз.
—Мне скрывать нечего. Я журналист. Так и скажу. Что меня заинтересовали факты последних публикаций о «Фениксе». Как она может прокомментировать своё участие в проекте.
—Ты уверен, что с ней стоит начинать подобный разговор? — с горькой насмешкой спросила Алиса. — Поверь, зная свою мать, я с уверенностью могу сказать, что, услышав о «Фениксе», она просто положит трубку и отключит телефон. Лучше скажи, что ты хотел поговорить насчёт её дочери, и что тебе известно моё местонахождение. Мы отправимся вместе, но сначала ты с ней начнёшь разговор. Если она захочет встретиться, значит, она не совсем уже предала меня. Возможно, она не завязана в новых схемах организации.
—Что-то я не уверен, что она просто отошла от дел и тихо почивает на лаврах.
Они понимали: встреча с Галиной Ольшанской — рискованная авантюра. Но иного пути не было. Женя набрал номер Галины Дмитриевны, и она, к удивлению Алисы, внимательно выслушала его.
— Что она сказала тебе? — нетерпеливо спросила Алиса, ощущая себя прежде всего дочерью, а не жертвой преступлений. — Мама спрашивала обо мне? Она рада, что я жива?! Она…
—Ну, не спеши, — мягко прервал её Женя. Он обнял её за плечи, словно готовя к удару. — Галина Дмитриевна держалась сдержанно. Но голос дрогнул, когда я заговорил о тебе. Она тоже боится, и теперь её влияние сведено к нулю. Понимаешь? Она не решает. Тем не менее, она согласилась поговорить со мной. Я сказал просто, что тебе удалось сбежать, не сказал, что ты со мной. Телефон её, скорее всего, прослушивается. Возможно, Галина Дмитриевна поэтому и говорила скованно. Я чувствовал в её голосе этот лёд — не от высокомерия или желания скорее закончить разговор. Нет. Так говорят те, кто боится, что их раскроют, и, естественно, ей есть что скрывать.
Они выбрали нейтральную территорию — тихий, пустой зал в загородном музее-усадьбе. Галина Дмитриевна Ольшанская вошла ровно в назначенное время. Она не постарела — она закаменела. Женя разглядывал её издали. Алиса стояла поодаль. Не думала, что мать узнает её — дочь никогда раньше не красила волосы в тёмный цвет. Осанка Ольшанской была безупречна, взгляд холоден и ясен. Увидев Женю, она не проявила ни удивления, ни интереса.
— Евгений. Я знала, кто вы, и что вы найдёте способ связаться.
—Вам уже кто-то рассказал обо мне? — Он прищурился и старался выглядеть непринуждённо.
—У меня везде есть свои связи, хоть я и отошла от дел. — Галина Дмитриевна задержала взгляд на картине. — Обратите внимание, Евгений, на эту работу. Сколько в ней тайного смысла.
Женя старался понять посыл художника и не мог. Диагональные линии на плоскости разрезали поверхность холста. А из-под него словно пробивался свет — не блики сквозь многогранную призму, а словно разрез, некое больное место.
— Это полотно Эрика Булатова «Разрез», художник ещё из того, советского времени, а как мыслил. Посыл картины — не отворачиваться от больного места, а смотреть прямо на него. Это как стремление за пределы… — Она повернулась к мужчине. — Поэтому я приобрела её для своей галереи. Алиса многого не знала, да и я не привыкла афишировать свои возможности. Воспитывала дочь в скромности, и она привыкла всего добиваться сама.
—Так вы знали, где Алиса? — спросил Женя. — Что с ней случилось? Эксперименты и насилие.
—О каком насилии вы мне снова твердите, голубчик, — рассмеялась Галина Дмитриевна. — Роберт Генрихович — человек слова. И договорённость касалась только… яйцеклеток…
—Мама. Ты? Знала? — Голос Алисы в пустом зале галереи прозвучал слишком громко. — Или тебе доложили твои ищейки? Я люблю тебя и сейчас, после всего, что узнала. — Она запнулась и с трудом сдерживалась, вцепившись пальцами в спинку стула.
Галина Дмитриевна села напротив, положив изящную сумочку на колени.
—Ты выглядишь уставшей, милая. Бегство не идёт тебе на пользу.
—Хватит, мама! — Алиса сорвалась, её шёпот был резким и полным боли. — Я всё знаю. Знаю, кто ты. Знаю, что это ты отдала меня в этот ад. Свою собственную дочь!
Галина Дмитриевна даже не моргнула. Она изучала дочь, как учёный изучает интересный феномен.
—«Ад» — это примитивное понятие для тех, кто не видит общей картины, Алиса. «Феникс» — это не ад. Это спасение. Спасение человечества от его же главного врага — смерти. От хрупкости, от болезней, от случайности.
—Спасение? — Алиса задохнулась от возмущения. — Путём пыток? Путём стирания личности? И превращения людей в биороботов?
—Путём эволюции! — в голосе Ольшанской впервые прозвучала сталь. — Природа слепа и жестока. Мы просто… направляем её. Создаём более совершенную форму жизни. Форму, которой не страшны рак, старение, дегенерация. Ты думаешь, я хотела причинить тебе боль? Ты — моё самое великое творение, Алиса. Моя плоть и кровь, идеальный носитель. Ты должна была стать матерью нового человечества! Это честь, а не наказание!
Алиса смотрела на неё в ужасе. В этих словах не было раскаяния. Лишь холодная, фанатичная вера.
—Ты… ты сошла с ума. Я была для тебя не дочерью, а… сосудом? Инкубатором?
—Я предлагала тебе будущее! — Галина Дмитриевна резко встала, её спокойствие наконец треснуло. — Будущее, в котором ты была бы не просто женщиной, а прародительницей! Но ты предпочла бежать с этим… журналистишкой. Презренная слабость плоти.
В её глазах вспыхнула неподдельная ненависть к Жене, который молча наблюдал за разговором.
—А Денис? Сергей? Вы и его, и других детей тоже «спасали»? — встрял Женя, подходя ближе. Его голос стал низким и опасным.
Она перевела на него ледяной взгляд.
—Поповы — просто необходимые ресурсы. Сергей показал невероятную психофизическую устойчивость. Идеальный прототип. А его сиблинги… являются эффективным инструментом мотивации. Всё гениальное просто.
В этот момент Алиса увидела это. Надменность, фанатизм — но под ними, в глубине этих холодных глаз, плескался иной, давно запрятанный ужас. Она сделала шаг вперёд.
—Нет, мама. Это неправда. Не вся. Ты не просто «спасала человечество». Ты боялась. Боялась до паники. Для чего-то такого всегда нужен личный, самый страшный страх. Что это было?
Ольшанская замолчала. Её идеально подведённые губы дрогнули. Она отвернулась, глядя в окно на пасмурный день.
—Рак, — тихо, почти шёпотом, сказала она. — У меня был диагностирован агрессивный рак. Семь лет назад. Прогноз — год, максимум два. Я видела, как умирают. Я видела, как тело, этот хлипкий сосуд, предаёт разум. Нет… смириться не могла. «Феникс» — единственный шанс. Но проект буксовал. Нужен качественно новый, чистый генетический материал. Идеально подходящий носитель.
Она обернулась к Алисе, и в её взгляде уже не было фанатичного блеска. Только усталая, древняя пустота.
—Это была я, да? — Алиса поняла всё.
—Ты спасла себя, переписав своё сознание в первое же синтетическое тело. А мои яйцеклетки, мои дети… это были твои следующие «сосуды»? Твоё личное бессмертие? Давно уже ты пользовалась мной?
—Семь лет назад. Ты проходила обследование в клинике. Её курируют люди из «Феникса».
—Почему же сейчас ты запросто обо всём рассказываешь? Решила снять груз? Избавиться от него, как и от меня?!
Галина Дмитриевна ничего не ответила. Но её молчание было красноречивее любых слов.
Вот он — корень всего. Не высокие идеи, не спасение человечества. Банальный, животный, всепоглощающий страх смерти. Ради него она продала душу. Ради него принесла в жертву дочь.
Алиса больше не чувствовала гнева. Лишь бесконечную, вселенскую жалость и омерзение.
—Ты уже мертва, мама, — тихо сказала она. — Просто ещё не легла в гроб. Идём, Женя.
Она развернулась и пошла к выходу, не оглядываясь. Женя последовал за ней. Говорить с Ольшанской было не о чём, и помочь она уже ничем не могла.
Оставшись одна, Галина Ольшанская медленно опустилась на стул. Её безупречный макияж больше не мог скрыть дрожь в искусственно подтянутых щеках. Она смотрела в пустоту, и в глазах женщины ничего не осталось, кроме ледяного, абсолютного одиночества, растянувшегося на вечность.
---
Углубившись в архивы, Женя нашёл их. Никита и Марина — ребята, которых Серёжа называл братом и сестрой. Согласно сухим строчкам отчётов, они числились операторами среднего звена в российском сегменте «Феникса». Но их фотографии, сделанные скрытой камерой, кричали об обратном — в глазах читалась та же пустота, что и у Дениса на поздних снимках. Пустота живых марионеток.
— Они не просто работают на проект, — прошептал Женя, пристально вглядываясь в экран. — Они такие же пленники, как и он. Их использовали в качестве рычага давления на Серёгу. Смотри.
Он прокрутил Алисе запись из медицинской базы данных: молодой Никита, прикованный к больничной койке, его лицо искажено гримасой боли. Рядом — лаконичная подпись куратора: «Стабильность субъекта «Феникс-1» напрямую зависит от кооперации его сиблингов. Рекомендуется усилить контроль».
Алиса содрогнулась.
—Они держат их в заложниках?
—Хуже, — мрачно ответил Женя. — Они превратили их в часть механизма, который удерживает Дениса в повиновении. Разорви это — и мы получим шанс.
Прокручивая отчёты за последний год, Женя наткнулся на зашифрованную папку с пометкой «Поколение 2.0». Внутри лежали файлы с безликими обозначениями «Субъект 47-А» и «Субъект 47-Б».
—Алиса, — его голос дрогнул, выдавая внутреннее напряжение. — Тебе нужно это увидеть.
Она нехотя подошла и вгляделась в экран. На мониторе были фотографии мальчика и девочки лет семи-восьми. У девочки были её, алисины, большие серые глаза, серьёзные и печальные. У мальчика — её же упрямый подбородок и ямочки на щеках, когда он улыбался. Но дети не улыбались. Они смотрели в камеру с пугающим, недетским равнодушием. В графе «возраст» стояло: «2 года 4 месяца. Фаза ускоренного роста стабилизирована. Показатели в норме».
Алиса отшатнулась, будто получив физический удар. Рука сама потянулась к экрану, пальцы дрожали.
—Они… Они уже так выросли? — её голос был едва слышен, поломанный шёпот, полный непереносимой боли. Она смотрела на этих чужих-своих детей, созданных в пробирке, отчуждённых, превращённых в расходный материал чудовищного эксперимента. В её груди что-то разорвалось — дикая смесь проснувшегося материнского инстинкта, леденящего ужаса и яростной, всесжигающей злости.
—Мы должны их найти, — прозвучал её собственный голос, твёрдый и чёткий, и она сама удивилась этой новообретённой силе. — Мы должны забрать их. Я не позволю им сделать из моих детей таких же монстров.
---
В стерильном кабинете на вилле «Лагуна Тихая» Денис смотрел на свою собственную руку — она мелко и назойливо дрожала. В ушах стоял навязчивый, несуществующий звук — беззаботный детский смех. Он видел короткие, как вспышки света, кадры: пыльный чердак приюта «Надежда», солнечные зайчики, пляшущие на полу, рыжеволосого мальчишку с веснушками, смотревшего на него из отражения в зеркале. Коренастого черноволосого пацана, который толкал его в бок и что-то кричал, заливаясь смехом…
«Серёга, давай по крышам! Побежали, пока Макарка не увидел!»
Он резко встал, отбросив стул, и подошёл к зеркалу. Его собственное отражение казалось ему чужим, маской, натянутой на пустоту. Глаза из отражения смотрели с немым вопросом. Мужчина потянулся к настенному шкафчику, быстрым, отточенным движением ввёл код и достал шприц-ручку с прозрачной жидкостью. «Атараксия». Подавитель эмоциональных рецидивов и остаточной личности. Он приставил холодный наконечник к шее, к месту, где пульсировала жила, и нажал кнопку. Знакомый холодок разлился по вене, и почти мгновенно наступила блаженная, мёртвая пустота. Тихое, безэмоциональное спокойствие. Призраки отступили, оставив после себя лишь лёгкий фантомный звон в ушах.
Денис ровно выдохнул и вернулся к отчётам о состоянии «субъектов второго поколения». Но прежде чем сесть, его рука сама, помимо воли, потянулась к планшету и открыла ту самую, давно изученную и заархивированную фотографию из приюта «Надежда». Два мальчика на ступеньках. Он не понимал, зачем он это делает. Это был сбой. Незначительный, поддающийся коррекции. Он должен был внести его в отчёт для куратора. Завтра. Обязательно завтра.
---
В гостиничном номере пахло дешёвым кофе и напряжённой, тягучей тишиной. Женя и Алиса сидели напротив друг друга, вырабатывая новый план. Карта Москвы была испещрена пометками.
—Мы не можем бороться с ними в лоб, — говорил Женя, водя пальцем по экрану планшета. — У них слишком много ресурсов. Но мы можем ударить по швам. Никита и Марина. Они — наша лазейка. Если Денис держится только на препаратах, значит, Сергей Попов ещё не мёртв. Он просто заперт внутри. А его брат и сестра… они могут быть нашими союзниками. Или, по крайней мере, нашим ключом.
—А дети? — спросила Алиса, её взгляд снова скользнул к распечатанной фотографии, лежащей на столе. В её глазах стояло новое выражение — не страх, а яростная, почти материнская решимость.
—Мы найдём и их. Но сначала нужно обезвредить охранников, отключить сигнализацию. Мы выйдем на Никиту. Согласно его электронному пропуску и расписанию, через три дня он будет в Москве, на техническом совещании в этом институте. — Женя ткнул пальцем в точку на карте.
Алиса кивнула. Старый, съедающий изнутри страх никуда не делся, но его затмила новая, всепоглощающая цель. Она стала не просто беглянкой, спасающей свою шкуру. Она — мать, чьих детей превратили в подопытных кроликов. И она — дочь, которую предали самым чудовищным образом. У неё не было права на поражение. Никакого.
Они оба подошли к окну, за которым бушевала осенняя ночь. Город лежал перед ними — чужой, холодный и враждебный. Но теперь Алиса и Женя знали, куда идут. Их битва только начиналась, и ставки в ней стали выше, чем когда-либо. Вырывать из лап «Феникса» не только свою свободу, но и души тех, кого эта машина поработила, — друзей, родных, детей. И они не отступят.
---
Холодный осенний ветер гнал по асфальту жухлые листья и мусор, свистя в узких проходах между гаражами заброшенной промзоны. Здесь, в этом царстве ржавого металла и разбитых стёкол, Денис настиг их. Вернее, настиг инстинкт «Феникса», тот самый, что был вшит в его подсознание — безошибочный и безжалостный. Но в тот миг, когда он перепрыгивал через низкий забор, чтобы сократить путь, его кожаная куртка зацепилась за торчащий прут арматуры. Раздался неприятный звук рвущейся ткани. Денис резко дёрнулся, высвобождаясь, и не сразу заметил потерю. Лишь сделав несколько шагов вперёд, похлопал себя по карману, ощущая привычный контур шприц-ручки, и не нашёл его.
Обернувшись, он увидел клочок вырванной ткани куртки, бессильно висящий на заборе, а в грязной луже под ним — два тёмных предмета: телефон и тот самый шприц с «Атараксией». Дотянуться до них было невозможно. Первой реакцией стала ярость — холодная, управляемая. Он оценил расстояние, поискал палку, чтобы подцепить куртку. Но потом его накрыло. В последнее время приступы становились чаще, и без «Атараксии» Денис не покидал пределы «Лагуны Тихой», а тем более, когда отправился в Россию.
Это началось не с воспоминаний, а с чувств. Волна паники, острой и животной, ударила в солнечное сплетение, заставив сердце бешено заколотиться. Потом в висках застучало, и в уши ворвался какофонический хор голосов, смехов, плачей. Он услышал собственный детский смех, отчаянный и беззаботный. Увидел перед собой лицо темноволосого мальчишки с карими глазами, который кричал ему: «Серёга, бежим!». Пахло пылью чердака и яблоками из соседского сада. А потом этот образ сменился другим — искажённым ужасом лицом незнакомой женщины, его собственная рука, сжимающая её горло, и всепоглощающее, тошнотворное чувство вины, которое подкатило к горлу комом.
—Нет, — простонал он, прислонившись лбом к холодному, шершавому бетону стены. — Только не это. Уберите это.
Он пытался дышать, как учили на курсах релаксации, но дыхание срывалось. «Атараксия» не просто гасила эмоции — она запирала дверь в тот подвал, где томился настоящий Сергей Попов. Теперь дверь распахнулась, и все демоны вырвались на свободу.
Именно в этот момент из-за угла соседнего цеха вышел Женя. Он шёл на звук тяжёлого дыхания, сжимая в кармане кулак, готовый к бою. Но то, что он увидел, заставило его замереть.
Денис стоял, согнувшись, его стройная, подтянутая фигура казалась сломанной. Он дрожал мелкой, частой дрожью, вдавливая пальцы в бетон, словно пытаясь удержаться в реальности.
Старый друг подошёл ближе, шаг за шагом, не сводя с него глаз. Он видел не того безупречного и холодного директора «Лагуны Тихой», а того самого испуганного мальчишку из приюта, который прятался в углу после очередной драки.
—Серёга, — тихо, почти шёпотом, произнёс он, останавливаясь в двух шагах.
Денис медленно поднял голову. И Женя увидел в его глазах не пустоту марионетки «Феникса», а настоящую, неприкрытую агонию. Это был взгляд загнанного в угол зверя, который одновременно и боится, и ненавидит самого себя.
—Жень... — голос Дениса был хриплым, рваным, словно он давно не пользовался им для чего-то настоящего. — Ты... Ты живой?
Вопрос повис в воздухе, абсурдный и страшный. Женя почувствовал, как у него сжалось горло.
—Живой, — кивнул он. — А ты? Ты ли это, Серёг?
Денис закашлялся, будто подавился собственным ответом.
—Не знаю. Я уже ничего не знаю. Они... они там, внутри. Всё время кричат. Особенно тот, кем я был... Он бьётся, как птица о стекло.
Женя сделал шаг вперёд. Он не мог иначе.
—Я искал тебя, — проговорил он, и голос его дрогнул, срываясь. — Господи, Серёга, я искал тебя годами. После того письма... «Спасибо за чердак». Я понял, что с тобой что-то не так. Я везде был. По всем этим приёмным семьям, которые оказывались пустышками. Поднимал архивы, платил частным детективам... И думал, ты мёртв. Но не мог остановиться. Я должен был найти. Должен был узнать, что с тобой случилось.
Он смотрел на искажённое мукой лицо, в котором с трудом угадывались черты друга, и его переполняла горькая, беспомощная ярость.
—И вот я нашёл, — Женя горько усмехнулся, и в глазах у него выступили слёзы. — Нашёл. И всё впустую. Всё к чёрту. Тебя нет. Его нет. Осталось только... это.
Он показал рукой на Дениса, на его дрожь, на его боль. Это был жест не обвинения, а бесконечного отчаяния.
Денис смотрел на него, и слёзы текли по его щекам. Он не вытирал их.
—Прости, — прохрипел он. — Женька, прости... Я не... Я не хотел...
—Где дети Алисы? — наконец, спросил Женя, отсекая личное. Его голос прозвучал сухо и безразлично. Это были уже не слова, обращённые к другу, а требование, брошенное врагу.
—Дети... — Денис сглотнул ком в горле, пытаясь силой воли собрать рассыпающиеся мысли. — Их... везут. Спецрейсом. Сегодня ночью. В Брюссель.
—Зачем?
—Для показа. Заказчикам. — Он закашлялся, его тело всё ещё било дрожь. — Военные... НАТО. Роберт подписал с ними договор. Стратегическое партнёрство.
Женя почувствовал, как у него похолодели пальцы. Всё было хуже, чем они предполагали.
—Теперь... теперь Алиса, — продолжал Денис, с трудом выдыхая слова, — стала критически важным активом. Её возвращение... это вопрос выполнения контракта. Они бросят на это все ресурсы. Все.
---
Вернувшись в свой убогий номер, Алиса обнаружила на пороге небольшой плотный конверт. Ни адреса, ни подписи. Внутри лежала ключ-карта от номера в «Метрополе» и клочок бумаги с одним-единственным словом, отпечатанным на принтере: «Шанс».
Они поняли, что это почти наверняка ловушка. Но пахло это не грубой силой, а чем-то более изощрённым. Иного выбора не оставалось. В роскошном номере отеля, пахнущем дорогим парфюмом и свежими розами, их ждала Галина Ольшанская. Она казалась ещё более хрупкой и прозрачной, чем в музее. На этот раз на её лице не было и тени прежней надменности — лишь серая усталость и напряжение.
—Времени у нас в обрез, — начала она без предисловий, жестом приглашая их войти. — Договор с НАТО меняет всё. Тебя, Алиса, теперь будут искать не как сбежавший образец, а как оружие. Как уникальный генетический ресурс. Ты не представляешь, какие силы и средства будут задействованы. Это уже не корпоративная безопасность, это — спецоперация.
—И что ты предлагаешь? — спросила Алиса, чувствуя, как подкатывает тошнота. — Сдаться?
—Я предлагаю единственный возможный выход, — Галина Дмитриевна говорила быстро, чётко, как на докладе. — Мы создаём твоего клона. Усовершенствованную версию. С чистой, отредактированной памятью, полностью лояльную проекту. Его мы и представим заказчикам как успешно возвращённый оригинал. Все тесты, все биометрические данные сойдутся. А ты... ты получишь новые документы, деньги, полную легализацию. Ты сможешь исчезнуть и жить. По-настоящему.
В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь гулом московского трафика за окном.
—Жить в постоянной оглядке, с ожиданием ножа в спину? — резко, с горькой усмешкой, вступил в разговор Женя. Он шагнул вперёд, вставая между Алисой и матерью. — Это ловушка, Алиса. Причём гениальная в своей простоте. Они получат идеального, послушного клона, а тебя... тебя просто ликвидируют, как ненужный дубликат, как скомпрометированный оригинал. Как только клон пройдёт все проверки, они придут за тобой.
—Нет! — в голосе Галины Дмитриевны прозвучала неожиданная, отчаянная искренность. Она посмотрела прямо на дочь, и в её глазах, на мгновение, мелькнуло что-то человеческое — боль, раскаяние, страх. — Я... я знаю, что не могу искупить свою вину. Я не прошу прощения. Но это... это мой шанс. Мой долг. Спасти тебя. По-настоящему. Я предлагаю не сдаться, а переиграть их. Дать им то, что они хотят, чтобы спасти то, что важно.
Алиса смотрела на мать, потом переводила взгляд на Женю. В её голове возникали образы: лица её детей, увозимых в неизвестность, и призрачная картина другой жизни — тихой, спокойной, без бесконечного бега и страха. Возможность вырастить их, любить, быть просто матерью.
—Это... выход, — наконец, тихо выдохнула она. Голос её был слабым, но в нём слышалась непоколебимая решимость. — Может быть, единственный. Я не хочу провести остаток жизни в бегах, Женя. Я не хочу, чтобы из-за меня погибали другие. Если мой клон сможет их обмануть... если это даст нам время, настоящий шанс найти моих детей и вытащить их... Я должна рискнуть.
—Алиса, нет! — Женя схватил её за локоть, его пальцы сжались с такой силой, что ей стало больно. — Это игра, в которой все козыри у них! Ты не можешь верить им! Ни на секунду! Она уже предала тебя. — Его глаза сверлили Ольшанскую. — Почему ты веришь ей? Потому что она всё ещё твоя мать?!
—А что нам остаётся? — её глаза наполнились слезами, но она не отводила взгляда. — Сражаться с армиями? С спецслужбами? С системой, у которой нет лица и которая бессмертна? Это не битва, Женя, это — самоубийство. А так... так у нас есть шанс. Пусть призрачный. Пусть один из миллиона. Но это шанс выжить. По-настоящему.
Она аккуратно, но твёрдо высвободила свою руку из его хватки и сделала шаг навстречу матери.
—Я согласна.
Ольшанская кивнула, и на её измождённом лице на мгновение промелькнуло что-то, что можно было принять за облегчение. Но Женя, глядя на неё, видел лишь холодный, безошибочный расчёт. Он понимал, что только что проиграл. Игра была сделана, и самой дорогой ставкой в ней стала жизнь женщины, которую он любил. Теперь ему предстояло либо смириться с её решением, либо в одиночку попытаться переиграть всю могущественную машину «Феникса» — зная, что сама Алиса, обманутая призраком надежды, добровольно стала частью их смертельного плана. И впервые за долгое время он почувствовал себя по-настоящему бессильным.
Продолжение следует...
Понравился новый формат истории? Детективный сюжет и фантастика. Ставь палец вверх и подписывайся на канал!