Дарья Десса. "Игра на повышение". Роман
Глава 102
– Я нашла документы, касающиеся того самого кредита, который Леонид Северов взял в принадлежащем тебе, папочка, банке, – я смотрела на него, не моргая. Моя грудь вздымалась и опускалась, – дышать от нервного напряжения было тяжело. – Вот уж не думала, что ты такой… Хитрец. Ты же знал его! До того, как официально со мной познакомился, ты прекрасно знал, кто такой Леонид Северов. Можешь не отпираться. И ты сознательно разрешил выдать ему тот кредит по низкой ставке. Не как бизнес-решение, а как личную услугу. А теперь, уж будь так любезен, объясни, зачем ты это сделал.
Я видела, как этот удар пробил его оборону. Отец отшатнулся от стола, словно невидимая сила толкнула его в грудь.
– Как... – он с трудом выдохнул. – Как ты об этом узнала?
– Да всё просто, папа. Подтверждающие документы лежат здесь, – я указала на массивный письменный стол. – В нижнем, запертом ящике. Я нашла способ вскрыть его и достала их, а потом сфотографировала.
Тишина в кабинете стала оглушительной. Отец медленно, тяжело, подошел к столу и проверил ящик. Ярость, которую он сдерживал, хлынула наружу, но я не дала ему кричать.
– Объясни мне! Зачем ты дал Леониду тот злополучный кредит? Я хочу знать правду, отец!
Его ярость внезапно сменилась изможденностью. Он опустился в кресло и запустил пальцы в волосы.
– Это... это не было кредитом в прямом смысле слова, Алина. Ты права. Это была… плата за молчание, – проговорил он, не поднимая на меня глаз. – И да, всё верно. Прежде чем признаться тебе в том, что твой отец, я некоторое время присматривал за тобой.
– Некоторое – это сколько?
– Чуть больше года, примерно. А около года назад я проводил здесь, в этом особняке, закрытую вечеринку для узкого круга моих знакомых. Мы отмечали совершение очень крупной сделки. Много выпивки, элитные модели. Пригласили театральную труппу, чтобы те показали шутливый спектакль. Хотели позвать людей именитых, но оказалось, что наши Народные артисты ужасно жадные люди, каждый за полчаса работы желает по нескольку миллионов.
– Евро?! – поразилась я.
– Ну, они же не голливудские звёзды всё-таки, – горько усмехнулся отец. – Рублей.
Он сделал паузу, будто восстанавливая в памяти детали страшного сна.
– В общем, пришлось воспользоваться услугами людей третьего состава. Один из актёров был нетрезв. После того, как представление окончилось, он пошёл искать туалет. И, возвращаясь, забрался сюда. В этот кабинет. Но не сразу ушёл. Он... уснул здесь, за этим диваном.
Отец указал дрожащей рукой на массивный кожаный диван в углу.
– В этот момент сюда вошли я и мой крупный бизнес-партнёр. Мы начали обсуждать детали сделки. Очень большие деньги. И не слишком законные детали, понимаешь?
Его взгляд на мгновение стал суровым.
– А этот актёришка… Пока мы говорили, он проснулся, вслушался и испугался страшно. Но побоялся пошевелиться. Там звучали такие вещи, которые я даже тебе раскрыть не могу. Прости. Так вот, тот случайный свидетель в какой-то момент не удержался и чихнул.
Отец замолчал. Тишина давила.
– Мой партнёр сразу понял, что кто-то всё слышал. Приказал выходить. Актёришка выбрался, перепуганный насмерть. Партнёр коротко потребовал его устранить, чтобы не проболтался. Я сказал, что сделаю. Потом он быстро ушёл. Я же сначала решил узнать, что именно услышал этот... человечек. Он был в ужасе. Умолял его не убивать. Сказал, что он молод, что у него есть невеста, вытащил телефон из кармана и показал мне фотографию. И я ахнул, Алина. Потому что на ней была ты.
Я почувствовала, что воздух кончился. Это было не просто признание, это был удар под дых, который объяснял всё: его молчаливое согласие на наши отношения с Леонидом, щедрый кредит, нервозность.
– В то мгновение я понял, что не могу приказать своим людям убрать Северова, продолжил отец, его голос был теперь тихим. – Поэтому предложил ему вариант: он получает большой кредит…
– Почему ты не выдал ему сумму сразу? У тебя же много денег.
– Потому что Леонид тогда не смог бы никому, и тебе в том числе, разумно объяснить, откуда они у него взялись. А здесь всё просто: взял кредит. Так вот, я распорядился выдать ему заём под низкий процент за его молчание.
– И при этом потребовал обременение, да?
– Алина, это бизнес, ничего личного. К тому же я и так сделал Леониду большое одолжение: оставил жизнь.
– А потом?..
– Суп с котом, – невесело усмехнулся Леднёв. – Этот олух купил тебе ярко-красный «Мерседес S-класса» последней модели, который, по его мнению, должен был стать символом его раскаяния и вашей новой жизни. Он пригнал его прямо к подъезду, сияющий, как новенький рубль, и ждал, что ты выбежишь с благодарностью. Пришёл к тебе, подарил, но ваши отношения лучше от этого не стали. Ты даже не вышла из квартиры, просто забрала ключи, а потом потребовала, чтобы Леонид выметался. Если бы я знал тогда, что вы с Северовым уже расстались по причине его тебе измены, о чём он меня, хитрозадый червь, в известность не поставил, он бы давно кормил рыб в Москва-реке. Это не просто обман, а плевок в лицо. Подобных вещей никогда не прощаю.
– Но почему тогда он решил удрать? Притом, насколько я понимаю, даже мамашу свою в известность не поставил. Она же теперь с ума сходит, даже придумала подать заявление на меня в полицию, якобы украла его сыночка!
– Потому что олух! – гневно воскликнул Леднёв. – Испугался, когда понял, что кредит ему не вернуть, и решил: раз так, за ним придут и обязательно убьют. Уберут, так сказать, случайного свидетеля моего с партнёром разговора.
– И ты правда собирался это сделать? – удивилась я.
– Да на кой чёрт он мне сдался-то?! – возмутился отец. – Я бы пальцем его не тронул. Не простил бы никогда за то, что он причинил тебе столько боли, – это да. Но у меня нет привычки марать руки о таких ничтожеств.
– Только долю в принадлежащей ему с матерью квартиры оттяпал бы, и только, да? Оставил бы их на улице, без крыши над головой.
– Не сам бы «оттяпал», – зло сказал Владимир Кириллович, – а банк, притом на законном основании. Это называется «залог», детка. Он сам подписал все бумаги, прекрасно зная, чем рискует. А тот факт, что мать в известность не поставил, поставив под удар их единственное жильё, так это их семейные проблемы, – закончил Владимир Кириллович, откидываясь на спинку кресла с видом человека, который только что объяснил простую арифметическую задачу.
– А его мать? Она-то при чём? Она же не виновата в его изменах и глупости! Она же тебе ничего не должна! – вырвалось у меня, хотя Изольда Сергеевна скорее враг, чем друг. Но я с детства воспитана уважать старость.
– При том, что это её сын, и она должна была правильно его воспитывать, – отрезал Леднёв. – В бизнесе нет места сантиментам. Квартира – это актив, который обеспечивает возврат моих денег. И точка. Я не благотворительная организация, чтобы оплачивать чужие ошибки.
– Значит, ты спокойно оставишь на улице пожилую женщину, которая тебе ничего плохого не сделала, просто потому, что её сын – «олух» и не вернул тебе деньги? – я смотрела на отца с нескрываемым осуждением. – Ты ничем не лучше своего партнёра, приказавшего избавиться от Северова, только действуешь «по закону».
– Я действую по правилам, которые Леонид принял, – Владимир Кириллович нахмурился, его голос стал жёстким, как сталь. – И не смей меня сравнивать с этим ничтожеством. Я не прячусь и не бегаю от своих обязательств. А он – сбежал, как крыса, бросив и тебя, и мать, и свои долги. Он выбрал свою судьбу, а его мать – его. Это их ответственность, а не моя.
– Ты сам загнал его в угол! – мой голос дрогнул от обиды. – Он же не просто так сбежал, он поверил, что ты его убьёшь, потому что слышал ваш разговор. Ты создал эту ситуацию, а теперь прикрываешься законом, чтобы отобрать последнее у его матери!
– Глупость! – Леднёв резко ударил ладонью по столу. – Ничего я не создавал! Он сам припёрся сюда, пьяный, и завалился спать на полу, как бомж! Если бы я хотел его убрать, то сделал бы сделал это тихо, без лишнего шума. Он же просто трус, который не смог ответить за свои поступки. И не смей перекладывать его вину на меня. Ты моя дочь, но даже не понимаешь, как работает мир больших денег.
Отец прочистил горло.
– Ладно, дочь, давай не будем спорить. Я распоряжусь. У матери Северова никто ничего не отберёт. Кредит просто спишем, и всё.
– Теперь мне понятно, почему Леонид так испугался, когда увидел нас с Романом, – заметила я, переводя тему разговора, чтобы не нагнетать.
– Да. Решил, киллеры по его душу заявились.
– Ну… и что же будет дальше? – спросила я, окончательно растерявшись.
– Да ничего. Говори адрес, где бухал этот служитель великого искусства, – саркастично сказал Леднёв.
– Зачем?
– Сообщу своему другу генералу, чтобы полиция правильно сработала. Вы же там, поди, со своим Романом крепко наследили?
Я отвела взгляд.
– Так и думал. Говори, что случилось. Не хочу никаких новых сюрпризов.
Пришлось признаться, как Северов в пьяном угаре полоснул Романа ножом, потом испугался ещё сильнее и рванул из дома.
– Как себя чувствует твой герой-любовник?
– Нормально. Там небольшой порез, я сделала ему перевязку.
– Тоже мне, мать Тереза нашлась, – хмыкнул отец. – Так, раз уж у нас с тобой разговор начистоту, сообщи-как мне, дорогая дочь, как Орловский сумел пробраться на территорию поместья. Рано или поздно мои архаровцы это узнают, конечно. Но я желаю услышать от тебя, понимаешь?
Пришлось и об этом рассказать.
– Прикажу там бетонный забор поставить, чтоб никаких больше калиток, – проворчал отец.
– А та зачем была нужна?
– Чтобы с чёрного хода завозить удобрения в оранжерею.
– Это ты так любишь цветы?
– Нет, бывшая жена. Уговорила построить это всё, но теперь снесу к чёртовой матери, с землёй сравняю…
– Не надо, папа, – попросила я. – Там очень красиво. Когда мы с Романом шли мимо, я обратила внимание. Не нужно губить столько красоты из-за какой-то там…
– Вертихвостки, – добавил отец за меня.
– Тебе виднее, папа. А теперь я могу позвонить Роману и сказать, что вся эта история с похищением, кредитом и гибелью Северова закончилась?
– Нет. Рано еще. Вот когда люди генерала приберут за вами, тогда и расскажешь. Пока, если тебе так не терпится, можешь просто ему сообщить, что с тобой всё в порядке, родной папенька не стал пороть солёными розгами и ставить в угол коленками на горох.
Я улыбнулась. Если Владимир Кириллович соизволили пошутить, значит, настроение у него пошло вверх. У меня, кстати, тоже. Приятно всё-таки думать, что полиция больше не станет притягивать тебя к преступлениям, которые ты не совершала.