Глава 1
Глава 4
— Девушка, я же вам русским языком говорю, не хватает у вас на два билета до Тополёвки! Отойдите, пожалуйста, не задерживайте очередь! — Голос билетного кассира на автостанции прозвучал резко и бескомпромиссно. Строгая женщина с безобразно обесцвеченными, словно пережжёнными химией, волосами и тонко поджатыми губами смотрела на Надежду с нескрываемым раздражением. Её взгляд скользнул по уставшему лицу Нади, по маленькой ручке Настеньки, и в нём не было ни капли сочувствия.
— Ну вы посмотрите, это же ребёнок, — умоляла Надежда, чувствуя, как краснеют её щёки от смущения и унижения. Она кивнула в сторону стоящей рядом дочери, которая крепко сжимала её ладонь, с любопытством и некоторой опаской разглядывая грозную тётю за стеклом. — Неужели её нельзя пропустить по детскому билету?
— Какому такому детскому билету? — ухмыльнулась кассирша, складывая руки на груди. Её взгляд был жестким, как сталь, и она явно не собиралась идти на встречу. — Это частный рейс. Здесь отродясь не было детских билетов! Все платят полную стоимость. Всё, отойдите, пожалуйста. Я вас пока нормально прошу.
В голосе кассирши Надя услышала неприкрытую угрозу. Она не хотела конфликтовать с этой женщиной, тем более было понятно, что в этом деле она была куда опытнее, чем божий одуванчик Надежда.
Девушка молча отошла в сторону, чувствуя, как горят её щёки. Настюша держала её за руку, её большие, наивные глаза смотрели прямо в глаза матери.
— Мама, а мы опять к тете Ане поедем? — спросила девочка, понимая, что в автобус без билетов их не пустят.
— Нет, милая, только не к тете Ане, — тихо проговорила Надя, опускаясь на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с дочерью. Она погладила Настюшку по волосам. — Не волнуйся, зайчик, мама что-нибудь придумает. Мы обязательно доберемся до бабушки.
— Не надо ничего придумывать, — услышала Надежда голос у себя за спиной. Это был добродушный мужской голос, с хрипотцой, но такой тёплый и успокаивающий, что Надежда невольно улыбнулась.
Она обернулась. Перед ней стоял пожилой мужчина, на вид лет шестидесяти пяти, с густыми, седыми усами, которые почти полностью скрывали его рот. На голове у него сидела старенькая, но чистая кепка, слегка съехавшая набок. Глаза его, спрятанные в морщинках, были удивительно добрыми и внимательными. Его рабочие, немного грубоватые руки были сложены на груди, но жест этот был скорее привычкой, чем угрозой.
— Хотели Семёновну продавить? — улыбался он, и в уголках его добрых глаз заиграли лучики. Он кивнул в сторону кассы.
Надежда поняла, что мужчина говорил про вредную кассиршу. Кивнула, вздыхая. В её душе всё ещё было неприятное послевкусие от разговора.
— Эту даму голыми руками не возьмешь! — продолжил мужчина. — Что же вы так? Надо было ей шоколадку купить. Горький она любит, или с орешками.
— Да откуда же деньги у меня на шоколадку? — Надежда посмотрела на него грустными глазами, в которых стояли слёзы.
— Да шучу я! Чего приуныла, дочка? — мужчина ласково похлопал её по плечу, его прикосновение было нежным, ободряющим. — Помогу я тебе и зайчонку твоему. Доедете до своей Тополёвки.
— Это как же?
— Как-как? Водитель я. Людей вожу в эту вашу Тополёвку. Ты с зайчонком своим здесь не стой, за старый комбинат иди. Там, знаешь, такое обветшалое здание, кирпичное. Я там проезжать буду, остановлю, тебя возьму. Идите поскорее, а то я скоро отправляюсь.
— Ой, спасибо! Спасибо вам! — Надя не знала, как отблагодарить мужчину за его доброту. Слёзы навернулись на глаза, но на этот раз это были слезы облегчения и благодарности. Она готова была расцеловать его в обе щеки.
— За что спасибо? — мужчина махнул рукой, словно отмахиваясь от похвалы. — Я же вас не на себе повезу. А людям нужно помогать, когда они в беде. Бывайте, да поскорее!
И он пошел в сторону автобуса, старенького, серого «ПАЗика», стоящего напротив площадки для посадки пассажиров. Автобус был потрепан временем, но выглядел надёжно, как и сам водитель. Надежда схватила Настеньку за руку, и они поспешили в указанном направлении.
Довольная Надя, чувствуя, как внутри разливается тепло благодарности, потянула Настюшу за ручку, и они пошагали в сторону заброшенного здания, на которое указал ей добрый водитель. Старый комбинат выглядел мрачно: выбитые окна, облупившаяся кирпичная кладка, заросший бурьяном двор. Но для Нади это место сейчас было маяком надежды. Они присели на покосившуюся скамейку под старым тополем, подальше от глаз.
Оставалось лишь ждать, когда пассажиры с билетами сядут в автобус и он тронется. Ожидание казалось мучительно долгим. Каждая минута тянулась, словно час. Надя то и дело поглядывала на дорогу, прислушиваясь к звукам. Настенька, уставшая от всех этих переездов и переживаний, уже задремала, прислонившись головой к маминому плечу.
И вот, наконец, старый автобус запыхтел, выбросил облачко чёрного дыма и медленно отъехал от платформы автостанции. Он двинулся по своему маршруту, набирая ход, и вскоре показался из-за поворота, направляясь прямо к зданию старого комбината.
Надежда осторожно разбудила дремавшую дочку.
— Настенька, солнышко, просыпайся. Наш автобус едет! — тихо прошептала она.
Девочка сонно заморгала, но тут же оживилась. Надя взяла её за маленькую ручку, во вторую руку схватила чемодан и с довольной улыбкой стояла на обочине, возле которой должен был вот-вот остановиться добрый водитель. Она уже видела его усы, его серьёзное, сосредоточенное лицо за лобовым стеклом. Сердце Нади забилось быстрее от предвкушения.
Но, какова же была досада и удивление Нади, когда старый «ПАЗик» не сбавил ход. Он проехал мимо, не остановившись. Просто проехал, словно их здесь и не было. Словно и не было того разговора, тех обещаний. Водитель даже не повернул головы в их сторону.
Слёзы, как по команде, выплеснулись из глаз Нади, обжигая щёки. Автобус уезжал, и вместе с ним таяла последняя надежда добраться до Тополёвки. Кто же их возьмет теперь? Попутки туда не ходили, а следующий автобус будет только на следующий день, утром. Да и то, Надежда уже не надеялась, что кто-то возьмет её без билетов, да ещё и с ребенком. Вновь навалилось это чувство безысходности, отчаяния, которое уже несколько дней было её постоянным спутником.
В голове роились мысли, одна тяжелее другой. Пойти на автостанцию, попросить у неравнодушных людей денег на билеты на завтрашний автобус? Нет, она на это не пойдёт. От стыда под землю провалится, но попрошайничать не станет. Эта мысль была невыносимой, унизительной. Она посмотрела на дочку. Настенька, маленькая, но такая чуткая, как будто всё понимала. Её маленькое личико было грустным, нижняя губка дрожала, а большие глаза смотрели на удаляющийся автобус с такой тоской, что у Нади разрывалось сердце. Она молчала, лишь крепче сжимая мамину руку, и в её глазах стояли непролитые детские слёзы.
В этот момент, погружённая в свои горестные мысли, Надежда посмотрела на автобус. Ей показалось, или он остановился? Она быстро протёрла глаза. Да, он действительно остановился, едва заехав за посадку, за деревьями, так, чтобы его не было видно со станции. Он словно ждал, притаившись.
Надежда схватила чемодан и маленькую ручку Насти, и они побежали. Она уже забыла, когда в последний раз так быстро бегала. Ветер свистел в ушах, сердце колотилось, а лёгкие горели.
«Только бы не уехал! Только бы не уехал!» — молила Надя на бегу, из последних сил таща чемодан и подгоняя Настюшу, которая, несмотря на усталость, изо всех сил старалась не отставать.
Но автобус терпеливо стоял, скрывшись за посадкой. Он ждал их, словно знал, что они вот-вот появятся.
Когда Надя с дочкой добежали, наконец, до автобуса, задыхаясь от бега, его двери со скрипом, таким приятным, ласкающим слух, открылись. Водитель, тот самый, с усами и добрыми глазами, сидел за рулём, улыбаясь.
— Я уж думал, ты не догадаешься! — сказал он, встречая поднимающуюся в салон автобуса Надежду, которая всё ещё тяжело дышала. — Так бы и уехали без тебя.
Надя пока ничего не могла сказать в ответ — одышка у неё была такая сильная, что слова были для неё сейчас непозволительной роскошью. Она лишь кивнула, пытаясь восстановить дыхание, и благодарно улыбнулась водителю.
— Представляешь, Семёновна увидела, как я с тобой говорил на перроне, — продолжал водитель, поглядывая в зеркало заднего вида. — И, знаешь, что сказала? Если, говорит, возьмёшь эту девку без билетов, настучу, говорит на тебя в контору. Ты представляешь? Уволят тебя, говорит, к чертям собачьим! Не баба, а чёрт в юбке! Меня, говорит, уволит!
— А вы что?
— А я что? — водитель усмехнулся, покачивая головой. — Я струхнул, честно скажу. Потому и возле комбината не остановился. Вдруг она в бинокль там смотрит? — он подмигнул. — А вот за посадкой… — и водитель захохотал, раскатисто и заразительно, радуясь, как ловко он провёл вредную кассиршу. — За посадкой-то с автостанции не видно! Ловко я провёл эту каргу, а? Хорошо, ты догадалась сюда прибежать, сообразительная!
— Это точно, — всё ещё с одышкой говорила Надя, но уже с улыбкой. Она протянула водителю деньги, все что у неё были на тот момент, всё до последней копейки. Это была их последняя наличность, но она считала своим долгом расплатиться за доброту.
— Да убери ты свои деньги! — прикрикнул водитель, но беззлобно, приводя автобус в движение. Мотор зарычал, и старенький «ПАЗик» медленно пополз вперёд. — Тебе они нужнее, дочка. Купите себе чего-нибудь поесть. Пройди в конец салона, там, кажется, место есть — только одно. Зайчонка-то своего возьмёшь на руки? Ручной он у тебя, зайчонок?
— Ручной! — заулыбалась Надежда. От доброты этого незнакомого человека ей стало так хорошо, так спокойно на душе, как не было уже очень давно. Слова водителя, его забота и неподдельное участие растопили лёд в её сердце. Казалось, что впервые за много дней она смогла по-настоящему расслабиться, почувствовать себя в безопасности. Тепло разлилось по всему телу, прогоняя остатки тревоги.
Она прошла в конец салона, увлекая за собой Настеньку. Там действительно было свободное место. Женщина, что поставила свои объёмные пакеты на пустующее сиденье, сразу же убрала их оттуда, с улыбкой встречая новых пассажиров.
Надежда села, посадила на коленки маленькую дочь — та сразу же задремала, убаюканная плавными укачиваниями автобуса и мерным гулом мотора. Автобус неспешно ехал по знакомой дороге, мимо полей и перелесков, унося их всё дальше от города, который стал для Нади источником одних лишь разочарований.
Надя ехала, погружённая в мысли. Она возвращалась туда, где, как оказалось, было единственное место, где её по-настоящему ждали, где всегда был для них открыт дом и сердце. Туда, где будет комфортно ей и её маленькой дочке. Она ехала к своей свекрови, Галине Викторовне, к той женщине, которая, несмотря ни на что, оставалась для неё родным человеком. Наконец-то они будут в безопасности, наконец-то можно будет перевести дух.
Единственное, что её смущало в этой поездке — она снова увидит Колю. Она не хотела его видеть. Хотела просто развестись с ним, не слушать его оправдания, его уговоры: всё забыть, простить и жить, как будто ничего не было. Но она знала, что этот разговор неизбежен, и он будет болезненным.