— Слушай, Тамара Ивановна, хватит уже! — Лиза швырнула на стол связку ключей так, что они звякнули и отскочили к самому краю. — Достала ты меня со своими капризами! То ей подушку взбей, то воды принеси, то окно открой-закрой! Что я тебе, домработница, что ли?
Свекровь замерла у окна, держась за подоконник. Спина её напряглась, плечи вздрогнули. Она не обернулась. Молчала. А Лиза уже не могла остановиться — слова рвались наружу, как вода из прорванной трубы.
— Да пошла ты со своими причудами и хотелками куда подальше! Я тебе не прислуга и не банковское приложение!
В квартире стало так тихо, что слышно было, как на кухне капает кран. Тамара Ивановна медленно повернулась. Лицо у неё было белое, губы сжаты в тонкую линию. Глаза — сухие, жёсткие.
— Ты это... серьёзно? — голос свекрови прозвучал тихо, но в нём чувствовалась сталь.
Лиза отвернулась, чувствуя, как внутри всё сжимается от злости и одновременно — от стыда. Но отступать было поздно. Слишком много накопилось. Три года жизни под одной крышей, три года «Лизонька, принеси», «Лизонька, сделай», «Лизонька, а почему не так». Три года жизни, в которой она чувствовала себя прозрачной, словно её желания, её усталость, её собственная жизнь просто не существуют.
Всё началось два месяца назад, когда Тамара Ивановна упала в ванной и вывихнула ногу. С тех пор она превратилась в настоящую императрицу на диване. Валера, конечно, весь в работе — уезжает в семь утра, возвращается в десять вечера. А она, Лиза, должна крутиться между своей работой в салоне красоты, домашними делами и бесконечными прихотями свекрови.
— Ты знаешь что, девочка, — Тамара Ивановна прихрамывая подошла к креслу и опустилась в него, — я много чего в жизни повидала. И хамство твоё — это не самое страшное. Но запомни: этот дом — мой. Эта квартира — моя. И живёшь ты здесь только потому, что я разрешила.
У Лизы перехватило дыхание. Вот оно. То, что всегда висело в воздухе невысказанным, но все об этом знали. Квартира действительно была записана на Тамару Ивановну. Валера — единственный сын, наследник, но пока мать жива, все козыри у неё.
— Да живи ты здесь сама, раз такая щедрая! — выкрикнула Лиза и бросилась в спальню.
Хлопнула дверь. Тамара Ивановна осталась сидеть в кресле, глядя в пустоту. По лицу её не пробежало ни одной эмоции. Она просто достала телефон и набрала номер.
— Галя? Это я... Тебе нужно будет завтра приехать. Поговорим. О Лизе и Валере. Да, случилось кое-что.
На следующее утро Валера ушёл на работу, даже не заметив, что жена спала на диване в гостиной, завернувшись в плед. Или заметил, но сделал вид, что нет. С ним это часто случалось — он предпочитал не лезть в конфликты между мамой и женой, надеясь, что всё само как-нибудь рассосётся.
Лиза проснулась от звонка в дверь. Голова раскалывалась, шея затекла. Она встала, накинула халат и пошла открывать, не глядя в глазок.
На пороге стояла тётя Галя — младшая сестра Тамары Ивановны, женщина лет шестидесяти с копной рыжих крашенных волос и вызывающе ярким макияжем. Она окинула Лизу оценивающим взглядом.
— Ну здравствуй, невестушка. Тамара дома?
Лиза молча кивнула и отступила. Тётя Галя прошла в квартиру, как к себе домой, сбросила туфли и направилась в комнату к сестре. Они закрылись там и начали разговаривать — тихо, но Лиза всё равно слышала обрывки фраз: «совсем обнаглела», «надо проучить», «покажем ей».
Сердце ухнуло вниз. Лиза понимала: начинается что-то нехорошее. Она знала тётю Галю по праздникам — та всегда приезжала с подарками, улыбалась, шутила. Но в семье ходили легенды о том, как она когда-то разрушила брак своей подруги, просто из вредности, просто потому что могла. Говорили, что у тёти Гали язык острее бритвы и совесть — как у кошки, которая гуляет сама по себе.
Лиза оделась и собралась уходить на работу, но тут из комнаты вышли обе сестры. Тамара Ивановна выглядела воодушевлённо, в глазах появился блеск. А тётя Галя смотрела на Лизу с плохо скрываемым любопытством, будто та была интересным экспонатом в музее.
— Лиза, подожди минутку, — остановила её свекровь и в её голосе послышалась фальш. — Мы тут посоветовались с Галей. И решили, что будет правильно, если я на некоторое время перееду к ней. Пока нога не заживёт окончательно.
— Хорошо, делайте так, как решили, — ответила Лиза.
— Вот и замечательно. Собираюсь я быстро, помнишь? Галя, помоги мне, пожалуйста, вещи сложить.
Они снова скрылись в комнате. А Лиза ушла на работу с тяжёлым предчувствием.
Вечером она вернулась домой и в квартире никого не было. Тамара Ивановна уехала. На полочке лежала записка: «Ужин на плите, позже позвоню Валере». Ничего больше.
Лиза бродила по квартире, и впервые за три года ей стало по-настоящему свободно. Никто не спросит, куда она идёт. Никто не попросит в десятый раз переставить чашку или принести пульт. Можно включить телевизор на полную громкость, можно лечь на диван и смотреть в потолок, можно...
А можно и нельзя ничего. Потому что эта тишина была какой-то неправильной. Подозрительной.
Валера пришёл в половине одиннадцатого, усталый, измотанный. Он молча разулся, прошёл на кухню, достал из холодильника контейнер с едой.
— Мама уехала к тёте Гале, — сказала Лиза, стоя в дверях.
— Знаю. Она мне писала.
— Валер, как-то все это странно…
— Нормально всё. Может, им правда легче будет вдвоём. Мама с Галей всегда ладили.
— Но вчера мы поругались. Сильно поругались.
— Лиз, я так устал, давай лучше поговорим завтра! — сказал Валера.
И он ушёл в спальню. А Лиза осталась на кухне, чувствуя, как внутри растёт тревога — липкая, противная. Что-то было не так. Что-то очень не так.
На следующий день, в обед, ей позвонила соседка Оля — молодая женщина с третьего этажа, с которой они иногда встречались у подъезда и болтали о погоде.
— Лиз, привет. Слушай, это... короче, неудобно, но я должна тебе сказать. Тут к нам вчера приходила какая-то рыжая тётка, опрашивала соседей. Про тебя с Валерой спрашивала. Как вы живёте, ругаетесь ли, пьёт ли кто. Я, конечно, ничего не сказала, но другие... ну, ты понимаешь. Бабки наши любят поговорить.
У Лизы похолодело внутри.
— Рыжая? Лет шестидесяти?
— Ага. Яркая такая, с макияжем. Говорила, что родственница ваша.
Тётя Галя. Собирает компромат. Но зачем?
— Оль, спасибо большое, что предупредила.
Лиза положила трубку. В голове проносились обрывки мыслей, складываясь в ужасающую картину. Свекровь обиделась. Серьёзно обиделась. И теперь с помощью сестры готовила ответный удар. Но какой? Что они задумали?
К вечеру стало ясно.
Валера пришёл домой мрачнее тучи. Бросил сумку, не разулся, прошёл на кухню и налил себе водки. Выпил залпом. Налил ещё.
— Валера, что случилось? — спросила Лиза.
— Мама в больнице.
— Что?! Как?!
— Говорит, упала опять. Дома у Гали. Сломала руку. Галя звонила, плакала, говорит, что всё из-за стресса. Что мама переживала из-за нас с тобой, из-за скандала. И вот теперь...
Он посмотрел на Лизу. И в его взгляде она увидела то, чего боялась больше всего. Обвинение. Холодное, немое обвинение.
— Валера, это не моя вина...
— Да? А чья? — он поставил рюмку на стол с силой. — Ты же её довела! Орала на неё, выгоняла из собственного дома!
— Я не выгоняла! Она сама решила уехать!
— После того, как ты наговорила ей гадостей!
Месть свекрови только начиналась.
Неделя прошла в каком-то странном напряжении. Валера ездил к матери каждый день после работы, возвращался поздно и почти не разговаривал с Лизой. Спал на диване. Утром уходил, едва кивнув на прощание.
Лиза понимала, что проигрывает. Проигрывает войну, которую даже не начинала. Тамара Ивановна была мастером манипуляций — она играла на чувстве вины сына, представляя себя жертвой. А тётя Галя активно подливала масло в огонь, каждый день звоня Валере и рассказывая, как сестра страдает, как плохо спит, как вспоминает тот ужасный скандал.
В пятницу вечером, Лиза пригласила к себе в гости подругу Свету — высокую брюнетку с короткой стрижкой и пронзительными серыми глазами. Она работала юристом и обладала удивительной способностью видеть людей насквозь.
— Лизок, ну рассказывай, что у тебя произошло!
Лиза рухнула в кресло и выдала всё — про скандал, про отъезд свекрови, про инсценированное падение, про Валеру, который теперь смотрит на неё как на врага.
Света слушала молча, потом достала сигареты, закурила у открытого окна.
— Классическая схема, — протянула она, выпуская дым. — Твоя свекровь выставляет тебя виноватой, а сама в образе страдалицы. И знаешь, что самое поганое? Валера ей верит. Потому что мама — святое.
— Что мне делать?
— Для начала — собрать факты. У меня есть знакомый, Артём, частный детектив. Пусть проверит эту тётю Галю. Что она там по соседям рассказывала, какие сплетни распространяла. И насчёт перелома руки твоей свекрови — тоже стоит узнать подробности. Где лечилась, какой диагноз. Медицинские записи не врут.
В субботу утром к Лизе в салон зашёл мужчина лет сорока — спортивный, в джинсах и кожаной куртке, с внимательным взглядом. Артём Соколов, частный детектив. Света прислала его по своим каналам.
— Итак, ваша свекровь сейчас живёт у своей сестры Галины. Что конкретно вы хотите узнать? — он достал блокнот и стал записывать.
Лиза рассказала всё. Артём слушал, изредка кивая.
— Понял. За два дня выясню, что к чему. Медицинские документы, опросы соседей — всё будет. Не волнуйтесь.
Он ушёл, а Лиза почувствовала слабую надежду. Может, правда что-то прояснится.
В понедельник вечером Артём прислал отчёт. Лиза читала его, и от каждой строчки становилось всё противнее.
Тамара Ивановна действительно обращалась в травмпункт. Но не с переломом. С обычным ушибом руки. Лёгкая степень. Врач даже удивился, почему она просит госпитализацию — говорил, что в этом нет необходимости. Но свекровь настояла, сославшись на плохое самочувствие и возраст.
А тётя Галя действительно обходила соседей. Причём не только их дом, но и соседние. Рассказывала всем, что Лиза издевается над больной свекровью, выгнала старуху из дома, кричит на неё. Распространяла откровенную ложь. Несколько соседок уже косились на Лизу, когда она проходила мимо.
Но самое интересное было дальше. Артём нашёл человека — Бориса Петровича, бывшего соседа Тамары Ивановны по прошлому месту жительства. Старик рассказал, что точно такую же схему свекровь проворачивала с первой женой Валеры. Девять лет назад. Тогда тоже был скандал, тоже инсценировка болезни, тоже распространение слухов. В итоге брак распался. Жена Валеры не выдержала давления и ушла.
У Лизы перехватило дыхание. Значит, это не первый раз. Значит, Тамара Ивановна специально разрушает жизнь сына, боясь его потерять.
— Валер, нам надо серьезно поговорить, — сказала она вечером.
— Не сейчас, Лиз.
— Сейчас! — она преградила ему путь. — Твоя мать врёт. У неё нет никакого перелома. Вот медицинская справка — ушиб лёгкой степени. А тётя Галя ходит по соседям и поливает меня грязью. Вот показания свидетелей.
Она протянула ему папку с документами. Валера взял, пролистал и моментально раскраснелся.
— Откуда это у тебя?
— Наняла детектива. Потому что устала быть виноватой во всём.
Валера швырнул папку на пол.
— Ты следила за моей матерью?! Ты... ты вообще в своём уме?!
— Я защищаюсь! Она ведь специально все это устроила и хочет нас развести, Валер! Как развела тебя с первой женой!
Он замер. В его глазах мелькнуло что-то — сомнение, страх, осознание. Но потом лицо снова стало жёстким.
— Не смей трогать мою мать. И не смей вспоминать про Ксюшу. Это другое.
— Это ведь одно и то же! — закричала Лиза. — Опомнись уже!
Но Валера развернулся и вышел на улицу.
А на следующий день Тамаре Ивановне неожиданно позвонил Борис Петрович. Тот самый сосед, который рассказал детективу всю правду. И предупредил: "Тамара, я знаю, что ты затеяла. И на этот раз у тебя не получится. Валера уже взрослый мужик. Пора перестать ломать ему жизнь".
Свекровь положила трубку. Руки её дрожали. Не от страха — от ярости. Кто-то посмел влезть в её дела. Кто-то посмел встать на сторону этой девчонки.
Война только начиналась. И Тамара Ивановна привыкла побеждать.
В среду утром Валера не пошёл на работу. Сидел на кухне, пил кофе и смотрел в окно.
— Я вчера переписывался с Ксюшей, — сказал он тихо.
Лиза посмотрела на него с особым интересом.
— Она рассказала то же самое. Про маму. Про тётю Галю. Про слухи, больницу, обвинения. Один в один. — Валера провёл рукой по лицу. — Я тогда не поверил Ксюхе. Думал, что она просто выдумывает, чтобы оправдаться. А оказывается...
Он замолчал. В его глазах стояли слёзы.
— Я идиот, Лиз. Слепой идиот.
Она протянула руку через стол, коснулась его ладони.
— Что же нам делать? — спросила она.
— Поедем к маме. Сейчас. Вместе.
Через час они стояли под дверью квартиры тёти Гали. Открыла сама Галина Ивановна, в халате, с бигудями на голове. Увидев их вдвоём, лицо её вытянулось.
— Валерочка! Лиза... А вы чего вместе?
— Где мама? — коротко спросил Валера.
— Отдыхает. Ей нельзя волноваться, врачи сказали...
— Тётя Галь, хватит, — устало произнёс он и прошёл в квартиру.
Тамара Ивановна сидела в гостиной на диване, смотрела телевизор. Обе руки были целы и здоровы — никаких гипсов, никаких повязок. Увидев сына с Лизой, она вскочила, лицо исказилось.
— Валера, что эта... что она здесь делает?
— Мам, довольно. — Валера сел напротив матери. — Я всё знаю. Про медицинскую справку. Про то, что ты делала с Ксюшей. Про всё, что происходило.
Тамаре Ивановне стало стыдно. Она раскраснелась.
— Это она тебе наговорила! Эта змея! Валера, сынок, она настраивает тебя против родной матери!
— Мне позвонил Борис Петрович. Помнишь его? Наш бывший сосед. Рассказал много интересного. И Ксюша подтвердила. И медицинские документы не врут.
— Ты... ты проверял меня?! Родную мать?!
— А ты разрушала мою семью! — впервые за три года Валера повысил голос на мать. — Второй раз разрушала! Ты гонишь от меня женщин, потому что боишься остаться одна! Потому что привыкла меня контролировать!
Тамара Ивановна открыла рот, но слов не нашлось. Она смотрела на сына, и в её глазах медленно гасло торжество, уступая место растерянности.
— Я... я хотела как лучше. Для тебя. Эти женщины недостойны...
— Недостойны?! — Валера встал. — Ксюша была прекрасным человеком. Лиза — замечательная жена. Это ты недостойна называться матерью, раз способна на такое.
Тётя Галя попыталась вмешаться:
— Валера, ты не понимаешь, Тамара просто переживала...
— А вы, тётя Галь, вообще помолчите. Вы главная подстрекательница. Вы ходили по соседям и поливали Лизу грязью. У меня есть свидетели. И если не прекратите, я подам на вас в суд за клевету.
Галина Ивановна сникла, отступила к стене.
Валера повернулся к матери:
— Вот что я тебе скажу, мам. Ты собираешь вещи и возвращаешься в свою квартиру. Одна. Мы с Лизой снимем жильё. Отдельное. И будем жить своей жизнью. Ты можешь приезжать в гости, но по приглашению. И никаких манипуляций больше. Иначе просто перестанем общаться.
— Валер... сынок... — голос Тамары Ивановны дрогнул.
— Я взрослый мужчина, мам. И мне тридцать пять лет. Хватит держать меня на коротком поводке. Хочешь, чтобы я был в твоей жизни? Тогда научись уважать мой выбор. И мою жену.
Он взял Лизу за руку, и они вышли из квартиры. Тамара Ивановна осталась сидеть на диване, глядя в пустоту. Рядом стояла сестра, но даже не пыталась утешить. Потому что обе понимали: игра окончена. Проиграна.
Через два месяца Лиза с Валерой въехали в небольшую двухкомнатную квартиру на окраине города. Скромную, но свою. Тамара Ивановна приезжала раз в неделю — пила чай, разговаривала тихо, осторожно. Больше не командовала. Больше не требовала. Она осознала, что чуть не потеряла сына окончательно.
А тётя Галя после скандала перестала общаться с сестрой. Говорила, что та её подставила и втянула в гадкую историю. Так две сестры, прежде неразлучные, рассорились всерьёз.
Однажды вечером, когда Лиза готовила ужин, а Валера обнимал её со спины, она спросила:
— Не жалеешь? Что так жёстко с мамой поступил?
— Нет, — он поцеловал её в висок. — Жалею, что не сделал этого раньше. Сколько лет мы потеряли с Ксюшей. Сколько могли потерять мы с тобой.
— Думаешь, она изменится?
— Не знаю. Но теперь это её выбор. А мы с тобой сделали свой.
За окном зажигались огни вечернего города. В квартире пахло домашним ужином и свободой. Настоящей свободой — от манипуляций, от чувства вины, от вечного страха не угодить.
Свекровь получила по заслугам. Не месть, не наказание — справедливость. Она осталась одна в своей квартире, с осознанием того, что её собственные руки разрушили то, что она пыталась удержать.
А Лиза и Валера получили главное — право жить своей жизнью. И этого было достаточно.