Если спросить современного человека, откуда берутся дети, он улыбнётся. Сказки ведь созданы для малышей. Но два-три века назад вопрос был не столь прост. Русская деревня долго жила в мире, где бытовые мифы служили воспитательным инструментом, социальным барьером и одновременно способом описать неизъяснимое. Среди этих сказок одна выделяется особенно: детей находили в капусте.
Почему именно капуста? Почему не яблоки, не колодезная вода и не лесные кущи? Чтобы понять, нужно погрузиться в комплекс народных представлений, в которых переплелись языческая символика, земледельческая культура, православная мораль и бытовая педагогика. Так рождается уникальная картина: капуста как «материнское лоно», огород как магическое пространство и сам образ младенца как дар, пришедший из мира природы.
В дохристианской Руси капуста была не просто пищей. Это был символ домашнего благополучия, «насыщенного живота» и плодородия: и почвенного, и человеческого. В этнографии XIX века часто встречается: «Где капустка уродилась - там и детки водятся». Причина проста: капуста растение плотное, слоистое, округлое, внешне напоминающее эмбриональный «кокон». Многие народы связывали круглые растения с материнской утробой, и славяне не были исключением.
Существуют реконструируемые фрагменты славянских обрядов, где капустный лист использовался в обрядах женского здоровья: девушки надевали на голову венки из капустных листьев на Купалу «чтобы была плодовитой»; в некоторых районах листья клали в постель новобрачным «на удачу в чадородии»; капустный кочан оставляли на ночь в поле как «долю» будущей матери.
Эти мотивы прямо связывают овощ с образом роженицы. И если в языке закрепилось выражение «дитя появилось в капусте», оно опиралось на народный символизм гораздо древнее самой сказки.
В традиционной русской семье существовало строгое разделение: пашня мужская, огород женский. Поэтому огород считался пространством женской силы, где хозяйка вкладывала заботу и труд, как мать в ребёнка. Всё, что росло там, считалось «её», а значит связано с продолжением рода.
Этнографы отмечают, что дети действительно нередко играли на огородах, а младенцев в люльках иногда ставили в тень между грядками, когда матери работали. Для ребёнка казалось естественным рассказать младшему брату, что его «тут нашли». Грядки ближайшее к чуду место. А капуста растение крупное, пышное, удобное для воображения, в отличие, скажем, от моркови или свёклы.
В православной Руси обсуждение телесности не приветствовалось. Прямой разговор о беременности считался неприличным. Даже сама беременная женщина скрывала своё положение до поры, надевала свободные сарафаны и не выставляла живот напоказ. Но ребёнку-то нужно было что-то объяснить. Так появилась система «непрямых ответов»: детей приносят ангелы, находят в капусте, приносят аисты (сюжет пришёл позже из Европы), находит мать «под полом», «в сундуке», «подарила лесная матушка». Капуста победила за универсальность и отсутствие греховного подтекста.
Механизм табуирования
Сказка «про капусту» выполняла важную социальную функцию: закрывала детям доступ к запретной теме, не вызывая их подозрений.
Ребёнок верил, потому что:
* сюжет окружён ежедневным трудом (огород он видит каждый день);
* объяснение простое и материальное (не чудо и не магия);
* выглядит логичным (кочан похож на свёрток).
Так крестьянская педагогика аккуратно обходила щекотливую тему, сохраняя нравственный кодекс эпохи.
Так простая грядка стала мифологическим мостом между миром взрослых и таинством рождения. А капуста местом, где природа будто бы вручает семье новый дар.
Понравилась статья? Ставь лайк, подписывайся на канал и жди новую публикацию.