Часть 1. Право старшинства и обязанность младшего
В квартире пахло старой бумагой и лекарствами от давления — запах, въевшийся в стены за долгие годы. Матвей сидел за столом, заваленным конспектами по прикладной механике. Чертежи, формулы, расчеты прочности конструкций — всё это создавало вокруг него шаткую иллюзию контроля над собственной жизнью. Ему нравилось учиться, нравилось понимать, как работают вещи, в отличие от людей.
Дверь в комнату распахнулась без стука. На пороге возникла Тамара Игоревна. Она держала в руках тряпку для пыли, но вид у неё был такой, словно она пришла сносить несущие стены.
— Зачем тебе комната? Уступи брату, — потребовала мать от Евгения, даже не поздоровавшись. — Женя женится. Ему нужно гнездо. А ты один.
Матвей медленно повернулся на скрипучем стуле. Он знал, что этот разговор назревал. Евгений, его старший брат, последние полгода только и говорил о своей новой пассии, Оксане, и о том, как тесно им жить на съёмной квартире, где хозяева запрещают курить на балконе.
— Мам, мне тоже нужно где-то жить, — спокойно ответил Матвей, стараясь не смотреть на то, как мать агрессивно смахивает пыль с полки, сдвигая его книги. — Я учусь. Мне нужен стол, тишина.
— Учишься? — Тамара Игоревна фыркнула. Она швырнула тряпку на подоконник. — И какая польза? Женька уже работает, деньги в дом носит, семью строит. А ты всё книжки листаешь. Мог бы и в зале на диване поспать. Или на кухне раскладушку поставить. Дело временное.
— Временное? — Матвей усмехнулся, но улыбка вышла кривой. — Ты же знаешь Женю. Если он сюда въедет, это навсегда.
— И что? Это его дом тоже! — голос матери стал выше, визгливее. — Катись отсюда со своим эгоизмом! Брат старше, ему нужнее. А ты... ты младший, должен уважать семью.
Матвей промолчал. Он давно понял, что в семейной иерархии занимает место где-то между старым пылесосом и котом. Его любили, когда он был удобен. Сейчас он занимал драгоценные квадратные метры.
— Ты подумай, Матвей, — тон матери сменился на угрожающе-вкрадчивый. — Не доводи до греха. Женя придет вечером, мы всё решим. Лучше по-хорошему.
Она вышла, громко хлопнув дверью. Со стены упал календарь, но Матвей даже не вздрогнул. Внутри него начинала подниматься холодная, тяжёлая волна сопротивления. Он не собирался спать на кухне.
Часть 2. Визит вежливости или объявление войны
Лада поправила воротник легкого плаща и неуверенно посмотрела на обшарпанный подъезд.
— Ты уверен, что сейчас подходящее время? — спросила она, сжимая руку Матвея.
— Никогда не будет подходящего времени, — жестко ответил он. — Но мы должны это сделать. Осенью свадьба. Ты моя невеста. Я не позволю им делать вид, что тебя не существует.
Они поднялись на третий этаж. Матвей открыл дверь своим ключом. Из кухни доносился звон посуды и громкий смех Евгения. Брат уже был здесь, очевидно, праздновал свою будущую победу над жилплощадью.
Матвей и Лада вошли в кухню. Тамара Игоревна стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюле, а Евгений, развалившись на угловом диванчике, грыз яблоко.
— О, явился, — протянул Евгений, даже не пытаясь встать. — И не один.
— Мама, Женя, познакомьтесь, это Лада, — голос Матвея звучал твердо, хотя внутри всё сжалось в тугую пружину. — Мы подали заявление в ЗАГС. Осенью распишемся.
В кухне воцарилась пауза. Тамара Игоревна медленно положила половник на стол. Жирное пятно тут же расплылось по клеенке.
— Что ты сказал? — переспросила она, глядя на сына так, словно он признался в краже фамильного серебра.
— Мы женимся, — повторил Матвей. — И жить мы планируем здесь. В моей комнате.
Евгений расхохотался. Это был неприятный, лающий смех, от которого хотелось вымыть руки.
— Мам, ты слышала? — он ткнул огрызком яблока в сторону Матвея. — Он это специально! Назло мне! Нашёл какую-то девку, чтобы комнату не отдавать!
— Катись ты отсюда со своими выводами! — заявил Матвей, чувствуя, как лицо заливает краска.
— Не смей так разговаривать с братом! — возмутилась мать. Она подошла к Ладе вплотную, оглядывая её с ног до головы с нескрываемым презрением. — А ты, значит, соучастница? Решила на чужой жилплощади закрепиться? У нас тут не общежитие для лимиты!
Лада побледнела. Она была из интеллигентной семьи, где голос повышали только в крайних случаях, и такая неприкрытая грубость выбила у неё почву из-под ног.
— Зачем вы так? — тихо спросила она. — Мы просто любим друг друга...
— Любите? — передразнил Евгений. — Да ты на себя в зеркало смотрела? Серая мышь! Матвейка тебя подобрал, чтобы передо мной козырять. «Я тоже женюсь, я тоже взрослый». Детский сад!
— ХВАТИТ! — крикнул Матвей.
— Нет, не хватит! — Тамара Игоревна уперла руки в боки. — Ты, сынок, совсем совесть потерял. Брат в беде, ему жить негде с женой, а ты этот цирк устраиваешь? Фиктивный брак ради метров? Как тебе не стыдно! А эта... — она махнула рукой в сторону Лады, — пусть катится к своим родителям, если они у неё есть. Нам тут нахлебники не нужны!
Часть 3. Точка невозврата
Слова матери падали, как камни. Лада отступила к двери, её губы дрожали, но она сдерживала слёзы. Унижение было почти осязаемым, липким, грязным.
— Я не позволю оскорблять мою невесту, — процедил Матвей.
— Невесту? — Евгений встал, нависая над братом. Он был шире в плечах и всегда пользовался этим преимуществом. — Да это подстилка, которую ты притащил, чтобы мать обмануть. Скажи честно, сколько ты ей заплатил?
Матвей увидел, как в глазах Лады что-то погасло. Она развернулась и выбежала из квартиры. Хлопнула входная дверь.
— Довольны? — тихо спросил Матвей.
— Умная девочка, поняла, что ей тут не рады, — усмехнулась мать, возвращаясь к плите. — А ты, Матвей, не дури. Вещи свои перенеси на балкон пока, там коробки есть. Оксаночка завтра вещи перевозить начнет.
Матвей смотрел на них — на женщину, которая его родила, и на человека, с которым они в детстве делили игрушки. И видел перед собой чудовищ, пожранных жадностью и завистью.
— Иди ты к лешему со своим балконом, — отчетливо произнес Матвей.
Тамара Игоревна выронила ложку.
— Что?
— Я сказал: пошли вы все к чёрту! — заорал Матвей. Он схватил со стола сахарницу и швырнул её в стену. Керамика разлетелась белым фейерверком, сахар засыпал пол.
Евгений отшатнулся, чуть не упав на диван.
— Ты больной? — просипел брат.
— Я ухожу. Живите тут сами. Жрите друг друга, давитесь своими метрами! — Матвей вылетел из кухни.
Он забежал в свою комнату. Нет, больше не в свою. В камеру хранения. Он хватал одежду, швырял её в спортивную сумку, не разбирая. Ноутбук, документы, пара футболок. Остальное — гори оно всё синим пламенем.
Через пять минут он стоял в прихожей. Мать и брат выглянули из кухни. Евгений жевал бутерброд, на его лице было написано торжество.
— Ключи оставь, — бросила мать. — Нечего тебе сюда ходить, раз так с матерью разговариваешь.
Матвей достал связку ключей и с силой кинул их на пол. Металл звякнул о плитку.
— Подавитесь, — бросил он и вышел в подъезд, не оглядываясь.
Часть 4. Осколки и фундамент
Лада ждала его на улице, сидя на скамейке у детской площадки. Она не плакала, но смотрела в одну точку.
— Прости, — выдохнул Матвей, садясь рядом. — Я не думал, что они опустятся до такого дна.
— Это не твоя вина, — она взяла его за руку. — Но возвращаться туда ты не должен. Никогда.
— Не вернусь. Даже если под мостом ночевать придется.
— У меня есть немного отложенных денег, — сказала Лада деловито, прогоняя остатки шока. — Снимем что-нибудь. Самое простое. Ты подработаешь, я подработаю. Справимся.
Они сняли квартиру в старой пятиэтажке. Там тек кран, а обои помнили еще эпоху застоя, но там было тихо. Никто не требовал уступить место, никто не считал куски в их тарелках.
Матвей устроился ночным диспетчером в таксопарк, совмещая с учебой. Лада брала подработки по переводам. Жили бедно, спали на матрасе, брошенном прямо на пол, но это было время странного, дикого счастья. Они были одни против всего мира.
Осенью они расписались. Просто сходили в ЗАГС, без платьев и лимузинов, потом купили пиццу и бутылку вина, сели на полу в своей съемной квартире и смеялись до колик, вспоминая лица регистраторши.
Матвей чувствовал, как внутри него выгорает прежняя мягкость. Он становился жестче, решительнее. Предательство матери выжгло в нём дыру, которую он заполнял любовью к Ладе и злостью. Злость стала его топливом. Она заставляла вставать по утрам, когда хотелось спать, и идти вперед.
Евгений и мать исчезли из его жизни. Словно гнойник, который наконец-то прорвало и вычистило. Но город был тесен.
Часть 5. Ярость изгоя
Прошел месяц после их скромной свадьбы. Октябрьский ветер гнал по асфальту сухие листья. Матвей шёл с работы, уставший, но довольный — ему выплатили премию. Он хотел купить Ладе цветы. Внезапно, возле продуктового магазина, его путь преградила знакомая до боли фигура в пальто.
Тамара Игоревна постарела. Или это освещение было таким немилосердным. Она увидела сына, и её взгляд сразу же упал на его правую руку. Золотой ободок кольца блеснул в свете уличного фонаря.
— Женился всё-таки? — спросила она вместо приветствия. Голос был пропитан обидой и ядом.
Матвей остановился. Он не почувствовал ни жалости, ни ностальгии. Только глухое раздражение, как от назойливой мухи.
— Да, — коротко ответил он и хотел пройти мимо.
— И даже мать не позвал? — она схватила его за рукав куртки. — Совсем стыд потерял? Я тебя растила, ночей не спала, а ты... Твой брат женился так по-людски, стол накрыли, родственников позвали. А ты как вор, втихую!
— Отпусти, — Матвей дернул рукой.
— Не отпущу! — заголосила она, привлекая внимание прохожих. — Что, эта твоя нищебродка тебя против семьи настроила? Окрутила? Я так и знала! Поэтому она тогда и убежала, виноватая!
Внутри Матвея что-то щелкнуло. Тот самый предохранитель, который сгорел еще месяц назад на кухне, теперь взорвался окончательно. Он не стал оправдываться. Не стал говорить тихо. Он шагнул к матери, нависая над ней, и его лицо исказилось не от боли, а от бешенства.
— ЗАТКНИСЬ! — рявкнул он так, что проходящая мимо женщина с собачкой шарахнулась в сторону.
Тамара Игоревна опешила. Она открыла рот, но не издала ни звука. Глаза её округлились. Она ждала оправданий, мольбы, бубнежа. Но не этого.
— Ты смеешь говорить о семье? — кричал Матвей, и его голос звучал как удары хлыста. — Ты, которая выгнала меня на улицу ради любимого сыночка? Ты, которая назвала мою жену подстилкой?!
— Я... я просто хотела, чтобы Жене было удобно... — пролепетала мать, пятясь назад.
— УДОБНО?! — Матвей захохотал, страшно и зло. — А мне должно быть удобно жить в коробке из-под холодильника? Ты предала меня! Ты променяла меня на квадратные метры! Ты оскорбила Ладу, единственного человека, который меня по-настоящему любит!
— Матвей, успокойся, люди смотрят... — она испуганно огляделась.
— ПЛЕВАТЬ Я ХОТЕЛ НА ЛЮДЕЙ! И НА ТЕБЯ ПЛЕВАТЬ! — Он подошел вплотную, глядя ей прямо в глаза. — Ты говоришь, я специально женился назло? Да! Я женился, потому что люблю её. А ты любишь только Женю. Вот и живи с ним.
— Но я же мать... — пискнула она, пытаясь давить на жалость, но старый рычаг сломался.
— Ты не мать. Ты квартирная хозяйка, которая выбрала более выгодного жильца. НЕТ у тебя больше младшего сына. Он умер в тот день, когда ты швырнула в него тряпкой.
Мать смотрела на него с ужасом. Перед ней стоял не тот тихий мальчик с книжкой. Перед ней стоял чужой, злой, сильный мужчина, который был готов разорвать её за свою женщину.
— У меня ничего для тебя нет, — чеканил Матвей каждое слово. — Ни любви, ни уважения, ни внуков в будущем. НИЧЕГО. Да будь ты проклята со своей квартирой! Чтоб тебе пусто было с твоим Женькой!
Он сплюнул на асфальт возле её дорогих сапог, развернулся и быстрым шагом пошел прочь. Его трясло, но это была дрожь освобождения. Он высказал всё. Он не промолчал. Он сжег мост и смотрел, как он догорает.
Тамара Игоревна осталась стоять посреди улицы. Ей было холодно. В кошельке лежал список продуктов, который ей написала невестка Оксана. Оксана, которая вчера устроила скандал из-за того, что свекровь «слишком громко дышит» и занимает ванную утром. Оксана, которая выбросила любимый фикус Тамары Игоревны, потому что у неё на него «аллергия». Женя на это лишь промолчал, сказав матери: «Ну мам, не начинай, у Оксаны нервы».
Тамара Игоревна побрела домой. Домой, где её ждал ад, который она построила своими руками, выгнав единственного человека, который мог бы подать ей стакан воды в старости. Евгений и его жена уже начали разговор о том, что маме неплохо бы разменять квартиру и переехать в «однушку», потому что молодой семье нужно пространство для детской.
Матвей купил красные розы. Он шел к Ладе, к своей настоящей семье, и чувствовал, что дышит полной грудью, оставив за спиной руины прошлой жизни.
Автор: Елена Стриж © Канал «Рассказы для души от Елены Стриж»