Одним прыжком Луна ворвалась в гущу «Пожинателей». Белая молния в очертаниях древнего хищника рассекла сумрак заброшенного цеха. Её изогнутые когти с лёгкостью разорвали тёмные плащи. Воздух наполнился шипящими, противоестественными воплями раненой, корчащейся тьмы. От прикосновения Луны, обжигающего первозданной чистотой, тёмные фигуры рассыпались в чёрную пыль или беспомощно отлетали к стенам, словно тряпичные куклы.
Она была воплощением ярости и чистоты, живым, неудержимым штормом, сметающим скверну с лица земли. Её шерсть светилась, очерчивая в полумраке силуэт могучего зверя, а глаза горели нестерпимым огнём.
Это мой шанс, — пронеслось в сознании Марии.
Не теряя ни мгновения, она рванула к багровому кругу. Каждый шаг отдавался пронзительной болью, но она гнала эту боль прочь, сосредотачиваясь лишь на цели. Защитный барьер, питаемый ритуалом, колебался. Его структура ослабла под напором дикой энергии Луны. Мария остановилась в шаге от невидимой стены. Она закрыла глаза, собираясь с силами, ощущая, как внутри разгорается свет, тёплый, исцеляющий, тот, что возвращал к жизни увядшие цветы и очищал осквернённый парк.
С глубоким выдохом она ударила по барьеру этим светом. В ушах прозвенел звон, будто лопнула хрустальная струна. Барьер треснул, рассыпавшись на тысячи невидимых осколков.
— ДЕРЖИСЬ! — крикнула она Ангелине, переступая через разом потускневшие, безжизненные руны.
Мария бросилась к подруге. Руки дрожали, но она заставила себя сосредоточиться. Сорвала скотч со рта Ангелины, затем принялась лихорадочно развязывать грубые верёвки, впивающиеся в запястья. Узлы, затянутые отчаянием, не хотели поддаваться, будто жили своей собственной жизнью.
— Он… он высасывал из меня… всё… — прошептала Ангелина. Её губы побелели и потрескались, голос звучал едва слышно, с хрипом.
— Знаю, знаю, молчи, — торопила её Мария, наконец развязав один упрямый узел. — Сейчас… сейчас…
Внезапно тень накрыла их, перекрывая багровое свечение угасающего круга. Мария резко обернулась.
Виктор стоял над ними, заслоняя собой скудный свет. Его лицо исказила гримаса нечеловеческой ярости. Маска цивилизованного человека окончательно спала, обнажив голодного, обезумевшего хищника, лишенного добычи. Глаза пылали безумным огнём, пальцы судорожно сжимались и разжимались, словно он пытался схватить ускользающую силу.
— ВСЕ! — проревел он, и его голос зазвучал как скрежет железа по стеклу. — ДЕРЖИТЕ ЕЁ!
Оставшиеся «Пожинатели», преодолевая страх перед светящимся зверем, ринулись к Луне. Они пытались опутать её, связать щупальцами своей липкой, вампирской энергии.
Белая пантера отбивалась с неистовой грацией. Её когти и зубы разрывали тёмные путы, но их было слишком много. Они не раздумывали, жертвовали собой, лишь бы сдержать её хоть на мгновение. Тени сплетались в клубок, шипя и извиваясь, а Луна кружила среди них, словно вихрь света.
Виктор протянул руку. Из его ладони вырвалась чёрная, густая, как жидкий дёготь, энергия. Она устремилась к ослабленному телу Ангелины.
Мария не думала.
Инстинкт сработал быстрее разума.
Она бросилась вперёд, закрывая подругу собой.
Удар был похож на внезапное падение под лёд. Асолютный холод пронзил её насквозь, сжимая лёгкие, замораживая сердце. Она закричала, но это был крик не боли, а яростного отрицания.
Они не заберут её. Не заберут нас.
Она чувствовала, как её силу, её уверенность, саму её волю к жизни пытаются вырвать с корнем, вывернуть наизнанку. Но внутри, в самой глубине души, разгоралось пламя не уступающее холоду, не боящееся тьмы.
— Ты… не… пройдёшь… — выдохнула Мария сквозь стиснутые зубы.
— НЕТ! — проревел Виктор, и его голос разнёсся по цеху, словно удар бича. — Ты МОЯ!
Он обрушил на Марию новый, ещё более мощный шквал тьмы. Воздух сгустился, стал вязким, почти осязаемым. Картины прошлого, старые страхи, навязанные сомнения: всё, что он так старательно взращивал в ней годами, хлынули потоком, пытаясь захлестнуть её сознание, утянуть на дно безысходности.
Перед внутренним взором Марии пронеслись образы: она снова маленькая, одинокая, брошенная всеми. Та самая потерянная женщина, которой она была когда‑то: без цели, без надежды, без силы.
Но…
Там, в самой глубине её существа горела крошечная, но неукротимая искра. Искра, зажжённая тихим мурлыканьем кошки на её кровати в пустой квартире. Искра, раздутая заразительным смехом Ангелины среди цветов.
Искра, отточенная мудростью Валентины Сергеевны и спокойной поддержкой Ильи.
Это была искра её настоящего, непоколебимого «я».
Мария закрыла глаза.
Она перестала бороться с атакой Виктора. Перестала сопротивляться страху.
Я принимаю тебя. Всего. Полностью.
Она позволила тьме пройти сквозь себя, как ядовитый поток проходит сквозь чистый, прозрачный кристалл, не загрязняя его. Она была не жертвой, а проводником. Не щитом, а призмой.
— Ты питался моим страхом, Виктор, — сказала она, и её голос зазвучал на несколько тонов ниже, обретая несвойственную ей доселе мощь и глубину. — Но я больше не боюсь. Я вижу тебя таким, какой ты есть. Жалким, вечно голодным паразитом, который так и не научился жить собственной жизнью.
Мария собрала всю свою внутреннюю силу, представила себя не крепостной стеной, а безупречным, отполированным зеркалом.
Тёмная, ядовитая энергия Виктора, достигнув самого её центра, не поглотила её, а с утроенной силой отразилась. Усиленная её собственной, обретённой в муках уверенностью, её принятием себя со всеми шрамами и страхами, она развернулась и обрушилась на своего создателя.
— А‑а‑а! — Виктор отшатнулся с воплем.
Он смотрел на свои собственные руки, которые начали… тускнеть, терять очертания. Его собственная сила, его сущность возвращалась к нему, но в искажённом, изуродованном виде. Она не питала его, а разъедала изнутри, как самая сильная кислота.
— Что ты сделала? — его голос стал хриплым, слабым и потерянным. — Это… моя сила…
— Она всегда была твоей, — спокойно ответила Мария, поднимаясь на ноги.
Она стояла над ним, и от неё исходило холодное, неумолимое сияние, подобное свету далёкой звезды.
— Ты просто никогда не умел ею пользоваться. Ты только знал, как воровать чужую.
Виктор попытался подняться, сделать хоть шаг, но его конечности не слушались: они стали ватными и чужими. Он слабел на глазах, как сдувающийся воздушный шарик, оставляя после себя лишь бледную оболочку. Его аура, некогда тёмная, грозная и всепоглощающая, теперь была бледной, рваной и беспомощной, как оборванная паутина.
В это время Луна‑пантера разорвала последние энергетические путы. Её низкий, победный рык заставил содрогнуться самые камни. Она встала рядом с Марией, мощный бок коснулся ноги девушки.
«Пожинатели», видя падение своего лидера и столкнувшись с неумолимым могуществом древнего защитника, в панике рассеялись. Они растворялись в тенях, словно их никогда и не было.
Битва была выиграна.
Тишина опустилась на цех, лишь редкие капли воды, стекающие с ржавых труб, нарушали её размеренным кап‑кап‑кап.
Мария опустилась на колени рядом с Ангелиной, обнимая её дрожащие плечи.
— Всё хорошо… Всё уже закончилось.
Ангелина, всё ещё слабая и бледная, с трудом улыбнулась. В её глазах снова появилась искорка жизни, робкая, но упрямая, как первый луч рассвета.
— Ты… ты была как супергероиня в самом крутом блокбастере… А кошка… кошка у нас вообще, похоже, богиня…
Луна, уже снова принявшая свой обычный, изящный кошачий облик, громко и довольно мурлыкала. Она тёрлась о них обеих, оставляя на одежде белые волоски.
Мария посмотрела на поверженного Виктора. Он лежал, бессмысленно уставившись в потолок. В нём не осталось ни тени былой силы, ни намёка на угрозу. Только пустота и тишина.
“Я не уничтожила его физически. Я просто освободила его от того чудовища, которое он сам в себе годами взращивал.”
И в этом была куда более глубокая и страшная справедливость, чем в любой, даже самой желанной, мести.
Где‑то вдали, за стенами заброшенного мясокомбината, первые лучи солнца пробились сквозь тучи. Они окрасили ржавые балки в золотистые тона, рассыпались по бетонному полу, словно рассыпали по земле горсть бриллиантов.
Новый день начинался.